11 декабря в одной из московских больниц, не приходя в сознание, умер 58-летний Сергей Булатников.

В больницу его привезли под конвоем из Бутырской тюрьмы. За месяц до смерти Булатникова взяли под стражу в Мещанском суде. Взяли под стражу, несмотря на то что адвокат представил справки о его болезнях: сахарный диабет и гипертония.

Обвиняли Булатникова в мошенничестве: вроде бы помогал кому-то оформить справку на квартиру. Сам он был прописан в ближнем Подмосковье, то есть его можно было бы взять под домашний арест или избрать ему подписку о невыезде.

В Бутырке Булатников пробыл меньше недели: у него случился инсульт, без сознания его госпитализировали в гражданскую больницу, где почти три недели он пролежал в коме. И умер.

Узнали мы об этой истории благодаря сотрудникам московского УФСИН. Именно они забили тревогу. Они писали в следственный отдел, который вел дело Булатникова, требуя срочно изменить ему меру пресечения. Писали не из гуманистических соображений. Не из милосердия. Все это время в гражданской больнице Булатникова охранял конвой: аж четыре сотрудника днем и ночью стояли в карауле около его кровати в реанимации. Такова инструкция. Хорошо еще, что с него сняли наручники. Помнится, на юристе ЮКОСа Василии Алексаняне, которого также под конвоем держали в гражданской больнице, были надеты наручники. Это привело в ужас членов Общественной палаты Николая Сванидзе и Генри Резника, которые навестили его в больнице. Они возмутились – и тогда наручники сняли.

Следователь ОВД "Мещанский" Валерий Зуев, который вел дело Булатникова, не обратил внимание на письмо из УФСИН Москвы, не сподобился изменить ему меру пресечения, хотя врачи объясняли: в коме Булатников может находиться несколько месяцев. Следователь Валерий Зуев не разрешил жене умирающего свидание, она не смогла пройти к нему в реанимацию, и Булатников умер в страшных пролежнях.

Несмотря на несколько статей, опубликованных в прессе после смерти арестанта в коме под конвоем, у меня нет никакой надежды, что за смерть Сергея Булатникова под стражей кого-то накажут. Формально следователь Зуев не нарушил закон: он вышел в суд с санкцией на арест, поскольку боялся, что Булатников "скроется от следствия, надавит на свидетелей или уничтожит улики". А по сути Валерий Зуев просто облегчал себе работу: любому следователю проще "работать" с обвиняемым в СИЗО – легче склонить его к признательным показаниям, а без этой "царицы доказательств" российское следствие абсолютно беспомощно.

Когда у Булатникова случился инсульт, а потом он впал в кому, законных оснований для освобождения арестанта из-под стражи у следователя Зуева опять не было: ни инсульт, ни кома не входят в перечень тяжелых заболеваний, которые препятствуют содержанию заключенных под стражей.

Этот перечень был утвержден постановлением правительства №3 от 14 января 2011 года. Был он составлен по инициативе правозащитников на волне скандала после гибели в СИЗО Сергея Магнитского. Но, к сожалению, если строго следовать этому перечню, то из-под стражи можно освобождать только умирающих больных, что в принципе и происходит. Те тяжелые онкологические больные, которых удавалось лично мне освободить из-под стражи, когда я была членом ОНК Москвы, очень быстро умирали дома.

Перечень перечнем. Но о чем думают следователи и судьи, которые выезжают в СИЗО на освидетельствование тяжелых больных и отказывают им в освобождении? Где у них глаза?

В конце октября я навещала в больнице СИЗО "Матросская тишина" обвиняемого в контрабанде перелетных птиц, которому онкологи поставили диагноз: четвертая стадия рака. Судья Солнцевского суда Верещагина была вынуждена приехать в "Матросскую тишину": тюремные медики отказались вывозить в суд заключенного в терминальной стадии рака. Но это судью не впечатлило, она отказала в освобождении по болезни.

По данным ФСИН, за первые девять месяцев 2016 года тюремное ведомство обращалось в суд с представлением об освобождении по болезни 2568 человек. Суды освободили только 1193 человека. Меньше половины.

Причина столь жесткосердного отношения к арестантам – не столько в отсутствии понятия о милосердии, которое, по словам Александра Сокурова, "выше справедливости": приводя эти слова одного из отцов Церкви, знаменитый кинорежиссер умолял президента Владимира Путина освободить из-под стражи Олега Сенцова. Главная причина – в безнаказанности.

За последние годы по вине российских следователей и судей в тюрьмах и колониях умерли тысячи заключенных, которые были тяжело больны и которых следовало освободить из-под стражи и по закону, и по совести. Следователи не "почесались" изменить им меру пресечения, потому что "так не принято". Судьи не заморачивались чтением диагнозов и медицинских заключений. А когда выезжали в СИЗО и там к ним на каталках привозили бледных, еле живых арестантов, они, по выражению Алексея Навального, "смотрели в стол", а не на умирающих заключенных и отказывали им в освобождении. А по сути, отправляли их на смерть.

Есть ли выход из этой абсолютно инквизиторской ситуации? Есть. Во-первых, необходимо как можно скорее пересмотреть "перечень тяжелых заболеваний, препятствующих содержанию под стражей" – правозащитники предпринимают попытки такого пересмотра уже несколько лет, но правительство и правовое управление администрации президента тянут со своими заключениями на этот документ.

Во-вторых, стоило бы уволить из ОВД "Мещанский" следователя Валерия Зуева, который, по сути, приговорил к смерти еще не осужденного судом Сергея Булатникова. Если бы хотя бы один следователь или судья понес хоть какое-то наказание за смерть арестанта до приговора, то, может быть, его коллеги задумались бы: не стоит ли в похожей ситуации руководствоваться хотя бы инстинктом самосохранения?

Я не говорю о милосердии. Оно в России сегодня не в чести.

Зоя Светова – журналист "Открытой России", бывший член Общественной наблюдательной комиссии города Москвы

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции