Как-то весной 1989 года, выходя из 14-го корпуса Кремля – сессии Верховного совета СССР тогда были открыты для журналистов, – я, погруженная в собственные мысли, не заметила, как кто-то распахнул передо мной дверь. И уже выйдя на улицу, поняла, что галантность проявил лично Владимир Крючков, тогдашний председатель КГБ СССР, в тот день отчитывавшийся перед депутатами. Надо признаться, оправилась от неожиданности я быстро – тут же попросила о большом интервью для "Нового времени", где тогда работала. К моему удивлению, Крючков согласился – гласность к тому моменту подточила даже неприступные стены Лубянки.

Небольшого роста, благородная седина, тихий вкрадчивый голос, подчеркнутая вежливость. Эдакий добрый дядюшка. Чай предложил из стакана в подстаканнике, который, возможно, побывал в "чистых руках" самого Дзержинского, главного чекиста с "горячим сердцем и холодной головой". Собеседник старался вести себя непринужденно и человечно. Охотно вспоминал о дружбе с Юрием Андроповым. Как и Андропов, любил театр, вынул из своего письменного стола программки любимых спектаклей Таганки – их оказался целый склад. Жаловался, что государственные дела не позволяют чаще там бывать. Рассуждал о гласности, о необходимости "открыть КГБ" для журналистов и общества, сетовал, что вот только со временем беда, а иначе рассказывал бы и рассказывал….

А чуть больше двух лет спустя – ГКЧП и истинное отношение к перестройке, гласности, Горбачеву… Далее – тюрьма, позор, амнистия, тихая пенсия, мемуары…

Несколько лет спустя – в аэропорту Пулково меня встречал другой, в ту пору известный лишь в узких кругах чекист, правда, уже как бы бывший. Невеликий рост, мышиного цвета плащ, незапоминающееся бледное лицо, непроницаемые глазки. Я тогда организовывала в Питере под эгидой мэра Анатолия Собчака конференцию Большой Европы – была такая комиссия европейских и российских либеральных политиков, проводивших неформальные дискуссии под председательством будущего президента Франции Жака Ширака, австрийского мининдел Алоиса Мока и Анатолия Чубайса, а я выступала координатором от России. Собственно, Собчак, тоже член комиссии, поручил Путину решать со мной оргвопросы по устройству мероприятия в его родном городе. Процесс решения проходил непросто, ввиду не то необязательности и даже некоторого разгильдяйства, не то незаинтересованности моего питерского визави.

Через каких-то пять лет этот визави оказался в кресле директора ФСБ России, еще год спустя – председателя правительства, потом – и.о. президента и, наконец, с 2000 года – президента Российской Федерации, в коем и восседает с небольшим перерывом до сих пор. Чекистов бывших не бывает, заметил как-то Владимир Владимирович. И в то же время в одном из интервью в середине 2000-х, оглядываясь на пройденный путь, в порыве откровения пожаловался, что, когда в 1998 году впервые в качестве директора ФСБ пришел в бывший кабинет Крючкова на Лубянке, "такая тоска" у него возникла, потому что считал, что для него "все уже давно закончилось – вот это вот… специальные службы – все уже позади… и вот опять все снова-здорово".

Тосковать в этом кабинете, правда, пришлось недолго. Но, возможно, там перед Путиным действительно маячил призрак последнего его "союзного обитателя", так бесславно закончившего боевой путь четверть века назад и фактически забившего своим бездарным августовским антигорбачевским путчем последний гвоздь в крышку гроба огромной страны, которую с годами Путин все чаще вспоминает – и тоже с плохо скрываемой тоской. Хотя, если подумать, не развались она тогда, вряд ли он стал бы хозяином лубянского кабинета, не говоря уже о кремлевских хоромах.

Вообще, надо сказать, российские чиновники второго эшелона той поры – и чекисты не исключение – представляли собой картину печальную. Помнится, я даже написала колонку для "Нового времени" под названием "Диктатура серости", посвященную этим партийно-комсомольским карьеристам без убеждений и тормозов, охочим до хлебных местечек и красивой – в их понимании – жизни. К тому же именно чекисты из службы внешней разведки возили под дипломатическим прикрытием чемоданами деньги партии – на самом деле советского государства, или, правильнее сказать, тех, чьим трудом оно существовало, – зарубежным соратникам по идее. Суммы были немаленькие, но деньги эти никто особенно не считал, пока растасканное на идеи и военные авантюры государство само не приказало долго жить. Так что падкость сегодняшних наследников "чистых рук" и "холодной головы" на откаты и черный нал меня лично совсем не удивляет. Не говоря уже о том, сколько "бывших" чекистов легко оказались банкирами, владельцами крупных компаний, купили недвижимость и поспешили отправить родню подальше от любимой родины на столь ненавистный их сердцу Запад.

"Когда я оказался во главе государства, уже было ясно, что со страной неладно. Всего много – земли, нефти и газа, других природных богатств. Да и умом и талантами бог не обидел. А живем куда хуже, чем в развитых странах, все больше отстаем от них. Причина была уже видна: общество задыхалось в тисках командно-бюрократической системы. Обреченное обслуживать идеологию и нести страшное бремя гонки вооружений, оно на пределе возможного" – это уже слова другого президента. Сегодня мало кто вспоминает о том дне 25 декабря 1991 года. Оплеванный и униженный, наделавший кучу ошибок, но не поколебленный в своей убежденности, что путь выбран правильно, первый и последний президент СССР Михаил Горбачев в 19.00 обратился к согражданам с прощальной речью, в процессе которой советский флаг над Кремлем медленно полз вниз, уступая место российскому. "Ликвидирована тоталитарная система, лишившая страну возможности давно стать благополучной и процветающей, – говорил Горбачев. – Реальными стали свободные выборы, свобода печати, религиозные свободы, представительные органы власти, многопартийность. Права человека признаны как высший принцип. Началось движение к многоукладной экономике, утверждается равноправие всех форм собственности… Мы живем в новом мире. Покончено с холодной войной. Остановлена гонка вооружений и безумная милитаризация страны, изуродовавшая нашу экономику, общественное сознание и мораль. Снята угроза мировой войны… Мы открылись миру, отказались от вмешательства в чужие дела, от использования войск за пределами страны. И нам ответили доверием, солидарностью и уважением. Мы стали одним из главных оплотов по переустройству современной цивилизации на мирных демократических началах… Жизненно важным мне представляется сохранить демократические завоевания последних лет. Они выстраданы всей нашей историей, нашим трагическим опытом. От них нельзя отказываться ни при каких обстоятельствах и ни под каким предлогом. В противном случае все надежды на лучшее будут похоронены…." Поутру мы проснулись в новой стране – и мир не рухнул, и ничего особенно не изменилось, потому что жива была надежда на еще более быстрые перемены к лучшему и желание их совершать.

То, что делает сегодня явно засидевшийся в Кремле второй (он же четвертый, если следовать конституционным срокам) президент России, – все эти закручивания гаек руками своих опричников, преследование оппонентов и гражданских активистов, поощрение ненависти и вражды в обществе, нетерпимости к чужому мнению, отказ от честных выборов, отгораживание от мира, истощение страны войнами с ближайшими соседями, ввязывание в авантюру по спасению сирийского диктатора, которое фактически вылилось в соучастие в военных преступлениях против мирного населения, – это и есть похороны той самой надежды, о которой четверть века назад говорил Горбачев.

И здесь в действиях Путина напрашивается параллель, скорее, с его "союзным" предшественником по кабинету на Лубянке, не преуспевшим в попытке остановить ход истории, при всех, казалось бы, безграничных ресурсах, которыми располагал. В отличие от Горбачева Путин, конечно, все знает про своих коллег по цеху, в курсе, что спиной к ним лучше не поворачиваться, – недаром тянет с принятием концепции создания под зонтиком ФСБ могущественного Министерства госбезопасности, которое поглотило бы СВР и ФСО. А вот в отношении сограждан, которых, как следует из его интервью агентству Bloomberg минувшей осенью, он считает "немного наивными людьми", – не иначе имел в виду 86 процентов, которые за него голосуют, – возможно, ошибается.

Тогда, в 1991-м, в решающий момент, "немного наивные" россияне неожиданно проснулись и, посмеиваясь над трясущимися руками путчистов, собственными голыми руками бросились останавливать танки на улицах Москвы.

Галина Сидорова – московский журналист

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции Радио Свобода