79-летняя блокадница Вера Солнцева не может получить жилье в Петербурге. Она вернулась в родной город из Грузии, много лет жила без регистрации, и теперь суд не признает, что она прожила в городе 10 лет, которые являются условием для получения жилья

До войны и во время блокады Вера Солнцева жила с семьей: матерью, отцом и старшим братом – в доме на Саперном переулке в Ленинграде. Во время блокады мама умерла, и папе, служившему во флоте, пришлось отдать детей в детский дом, располагавшийся на Невском проспекте. "Отдал нас в детдом и ушел воевать", – вспоминает Вера Егоровна. Потом, когда открылась "Дорога жизни", этот детдом эвакуировали, но только со старшими детьми, а младшие – и Вера с ними – остались в осажденном Ленинграде. После блокады отец отвез Веру под Архангельск к бабушке, которая ее и воспитала. "Меня вырастила бабушка, земля-матушка, вселенная, они меня от всех бед уберегали и сейчас уберегают", – говорит Вера Егоровна, почти в былинном жанре.

​Потом жизнь складывалась, как свойственно складываться жизни – с перемещениями в пространстве. Молодая женщина оказалась в Грузии; находясь в гражданском браке, родила сына. Сын вырос и уехал учиться в Ленинград. А тут наступила перестройка, 90-е годы, распад СССР, и Вере Егоровне стало неуютно оставаться в Грузии – ее знакомые один за другим уезжали в Россию, и она тоже решила поехать в город своего детства – к сыну-студенту. Приехала как беженка с советским паспортом, работала – торговала на рынках, на вокзалах. По счастью, нашлись знакомые, жившие за границей и пустившие их в свою квартиру, где они оплачивали только коммунальные услуги. Несколько лет назад хозяева решили жилье продать, и счастье кончилось – пришлось снимать комнату. Вера Егоровна платит за нее 11 тысяч рублей, пенсия у нее 12.

– Говорили, что все наладится, все исправится, а тут сын заболел, в больницу попал, надо было деньги зарабатывать – вставала в 6 утра, продавцом работала на рынке у Балтийского вокзала. Все мне говорили: мол, положено, положено, обещали, а ничего не делали. Так и потянулась цепочка – и у сына тоже ни жилья нет, ничего нет.

Сын помогает Вере Егоровне, но и его положение не блестящее: по словам Николая, работы по специальности он не так давно лишился.

– Я учился в инженерно-экономическом институте, закончил его, работал, но пару лет назад попал под сокращение, официальной работы сейчас нет, только периодические заработки – вот, водителем, например. Мама приехала сюда в 1994 году, в самое тяжелое время – это был развал, даже профессора шли на рынок торговать. В Грузии она не могла оставаться – почувствовала себя человеком второго сорта – были националистические настроения, криминальная ситуация напряженная. Я оттуда уехал сразу после школы, в 1988 году, приезжал только на каникулы, а после 1994 года больше ни разу не бывал. Мама в Петербурге прожила 20 лет, не получая никаких пенсий, ни пособий, ничего. Ситуация уникальная – никто не верит, что такое возможно. А у нее был паспорт СССР, она ходила, обращалась в инстанции, но это же надо было понимать – куда именно ходить, к кому обращаться. И потом, она работала целыми днями. Сходила 3-4 раза, выяснила, что вся загвоздка в том, что у нее нет выписки. Только лет пять назад нам случайно подсказали обратиться на Кременчугскую улицу, где помогают бомжам восстанавливать документы. Но и там все застопорилось на годы – пока не написали на сайт президента. Вот тогда ее вызвали, опять заставили отпечатки пальцев сдавать – даже в полиции удивились, ведь она уже сдавала, но их потеряли. И в течение полугода она получила гражданство. А вот пенсию ей отказались платить – трудовая книжка-то была утеряна. И регистрации не было. В Грузию обращались – там все документы советского времени оказались уничтожены, но зато подтвердили, что она никогда не была гражданкой Грузии. И только через суд с большими трудами пенсию удалось получить – минимальную.

– А почему она так долго не просила ничего для себя: ни документов, ни гражданства, ни пенсии, ни жилья?

– Знаете, это такие люди – пережившие блокаду, они все делают сами. Пока силы были, она работала, и я помогал – вместе были все это время. А с документами разобраться очень трудно оказалось, просто не под силу.

Таким образом, пока у Веры Егоровны были силы и здоровье работать и обеспечивать себя, можно было не думать о формальных сторонах жизни, но с годами пришлось задуматься. В Центре социального обслуживания населения ею занимались сотрудники обоих отделений центра – и Дома ночного пребывания на Кременчугской улице, и отдела социальной помощи лицам без определенного места жительства: помогли ей оформить удостоверение блокадницы, пенсию и инвалидность. А вот когда попытались поставить ее на жилищный учет, потерпели фиаско. Сотрудница центра, не пожелавшая назвать своего имени, говорит, что главное ее впечатление от этой истории состоит в том, что судиться с властью – дело безнадежное, лучше с ней договариваться. Поняв, что Веру Егоровну начинают обирать адвокаты, сотрудница центра направила ее в благотворительную организацию "Ночлежка". Помогал блокаднице юрист "Ночлежки" Вячеслав Самонов.

– Вся проблема в том, что у нее нет 10-летнего стажа проживания в Петербурге. У нас есть порядок постановки на жилищный учет – так вот, для этого нужно прожить в городе не менее 10 лет, а у Веры Егоровны суд подверг сомнению даже те 5 лет, которые она тут прожила до войны и во время войны. И нам надо было доказать еще 5 лет в период с 1994-го по 2016-й. Но из 22 лет, которые она прожила в Петербурге, суд не признал ни одного дня, потому что у нее не было регистрации. Центр социального обслуживания затеял огромную переписку, писал даже Медведеву и разным депутатам, потом центр обратился в суд, но проиграл. Проиграли и апелляцию и тогда обратились к нам. Я понял, что надо доказывать эти недостающие 5 лет проживания. И когда мы снова пошли в суд, я поразился самому тону и оценке доказательств – я с таким никогда не сталкивался. Судья на Веру Егоровну орала, выпытывала, что она сделала с пенсией и жильем в Грузии, даже представитель администрации попыталась судью урезонить. А может, судью просто раздражал тот факт, что она будет вынуждена отказать, хотя по справедливости надо бы предоставить пожилой блокаднице жилье.

По словам Вячеслава Самонова, решение суда будет обжаловано в Городском суде, а если понадобится, и в Верховном.

Директор "Ночлежки" Григорий Свердлин считает, что главная проблема состоит в том, что российское государство не основано на принципах уважения и заботы о своих гражданах.

– Это, к сожалению, не единичный случай, у нас и выпускники детских домов часто не получают жилье, на которое они имеют право по закону. И документы людям не восстанавливают по месту обращения, хотя обязаны это делать. К сожалению, в наследство от Советского Союза нам осталась система регистрации, очень бы хотелось, чтобы она была изменена. Сейчас она у нас разрешительная, то есть мы не можем сказать налоговикам, почте – теперь присылайте мне свои письма по такому-то адресу – нет, мы должны быть или собственниками жилья, чтобы в нем зарегистрироваться, или получить на это согласие собственника. Из-за отсутствия регистрации немедленно возникают проблемы и с устройством на работу, и со школой для детей, и с медицинской страховкой, и с различными пособиями и пенсиями. И все это, несмотря на то что у нас есть федеральный закон 1993 года о праве граждан на свободу передвижения и выбора места жительства. По закону, наши права должны соблюдать, независимо от того, где мы находимся. Для бездомных это вообще огромная проблема: разрешительная регистрация мешает им выбираться с улицы. Она же мешает получить жилье таким людям, как Вера Солнцева.

Депутат Законодательного собрания Петербурга Борис Вишневский хорошо знает эту проблему – он начал ею заниматься еще в 2012 году.

– По указу президента, блокадники имеют право на жилье, но в реальности для этого надо прожить в городе не менее 10 лет. У нас довольно много людей, которые жили здесь в блокаду или даже защищали наш город, а потом уехали отсюда и позже снова вернулись. К сожалению, многие из них теперь не могут подтвердить свое 10-летнее пребывание в городе и поэтому не могут получить жилье по президентскому указу. Мы вносили законопроект о том, чтобы снять этот "ценз оседлости", но увы, парламентское большинство его не поддержало, правительство и губернатор выступили против. Так все и осталось. По-человечески это неправильно: если закон гарантирует жилье всем блокадникам, то нельзя вводить дополнительные ограничения – а их ввели для постановки людей на учет. Это ведь не обычные очередники, это не улучшение жилищных условий – они просто имеют право получить жилье, потому что жили здесь во время блокады. Не так много этих людей, не так велики эти расходы, и тем не менее власти не хотят этих людей подержать. Я думаю, в каких-то случаях можно подтвердить свое проживание в городе с помощью свидетельских показаний, суд это допускает. А если не удастся, то это очень печально, потому что пока не будет принят соответствующий закон, ничего сделать будет нельзя. И все это – на фоне постоянных клятв, в каком мы неоплатном долгу перед блокадниками, которые наши чиновники так любят повторять, особенно 9 мая, 22 июня, 8 сентября – в день начала блокады и 27 января, в день ее снятия.

Борис Вишневский замечает, что, видимо этот долг перед блокадниками называется неоплатным, потому что его никто не собирается оплачивать.