Архивный проект "Радио Свобода на этой неделе 20 лет назад". Самое интересное и значительное из эфира Радио Свобода двадцатилетней давности. Незавершенная история. Еще живые надежды. Могла ли Россия пойти другим путем?

Русские вопросы. Мир против России? В первый раз в эфире 25 января 1997.

Борис Парамонов: В журнале "Москва", в 11 номере за прошлый год, начала печататься статья Ксении Мяло "Между Западом и Востоком. Опыт геополитического и историософского анализа". Академически отстраненное название статьи не дает правильного представления о ее содержании. Ни историософии, ни тем более геополитики в этой статье искать не следует, это болезненное, больное сочинение, но ни в коем случае нельзя пройти мимо него, по крайней мере, по двум причинам. Во-первых, Ксения Мяло - автор профессионально подкованный, человек ученый, и ее аргументы могут произвести впечатление солидных, обоснованных широкими знаниями специалиста. С виду это не похоже на безграмотное шаманство газеты "Завтра". Во-вторых, слишком остра и важна тема, статьей поднятая. Ни более, ни менее как гибель России. Трудно остаться в стороне, когда обсуждается такая тема. К тому же в оснастке специального инструментария и в ореоле академического антуража.

Главный, да, пожалуй, и единственный тезис Ксении Мяло – все ныне происходящее в России и с Россией есть результат мирового антирусского заговора, корни которого следует искать в архетипических глубинах отношения Запада к России. Отношение это исконно было враждебным, нацеленным на конечное уничтожение России, каковое уничтожение, кажется, удалось именно сейчас, чему способствовало открытое предательство российских или советских правящих верхов и, вообще, всех властных структур, включая КГБ. Приведу некоторые высказывания самого автора, звучащие куда более выразительно, чем мой бледный пересказ.

Диктор: Каждый из нас пережил и продолжает переживать события последних десяти лет по-своему. Что до меня, сильнейшим из таких впечатлений стала очевидная рукотворность совершающейся катастрофы. Присутствие за всеми губительными событиями этих лет злого демиурга, сосредоточенной беспощадной воли, действующей по жесткой схеме, для меня так же конкретно осязаемо, как если бы я слышала дыхание стоящего рядом существа. Прошу понять меня адекватно. Я говорю не на языке мистики, совсем не на некоем астральном плане бытия, но о том, что план убийства СССР, России, был разработан так же тщательно и холодно, как разрабатывает его давно наметивший свою жертву преступник. Коль скоро налицо факт убийства, мотивы убийства и пособничество жертвы, то какового же было орудие убийства? Было масштабное предательство верхов. Горбачев – предатель, как, на мой взгляд, и вообще все Политбюро. Именно Горбачевым был создан тип действий, который адмирал Балтин назвал "стратегией отступления до боя". Именно он сделал нормой поведения позднесоветского, а затем российского руководства предательство.

Борис Парамонов: Обвинения в высшей степени серьезные, серьезнее не бывает, и если бы обвинялся только Горбачев, хотя бы и со всем Политбюро в придачу, то можно было бы не обратить внимания, как на некий курьез. Но тут действительно привлекается историософия и геополитика, в контекст которых ставится хроника перестройки. Получается у Ксении Мяло, что весь мир виноват перед Россией. Мир - убийца России. Ну, если не мир, так Запад, по крайней мере – тоже ведь немалая величина. В одном месте статьи, в сноске, Соединенные Штаты прямо названы "злейшим врагом и убийцей" России. Как же обосновывается это обвинение? Сначала – о целях Запада.

Диктор: Запад как никогда близок к осуществлению своего тысячелетнего или даже многотысячелетнего замысла об извержении из истории области не должного бытия - Востока, России. Чем белее выглядит отмывшаяся от греха фашизма Европа в синтезе с США, предстающая как единый евро-американский мир, тем отчетливее образ СССР, а затем России обретает черты мифической Азии, антицивилизации, черной дыры, провала истории.

Борис Парамонов: Теперь о средствах, к которым прибегал Запад для осуществления своей вековой цели – покорении России и ликвидации ее как великой державы, имеющей самостоятельный голос и вес на мировой арене. Мы уже знакомы с тезисом Ксении Мяло о спланированном и холодно осуществлённом убийстве России. Кто же совершал это убийство? Да все! И ЦРУ с Алленом Даллесом, и Збигнев Бржезинский, и Госдепартамент США, и организации "Heritage Foundation", и Голливуд со своим Рембо, оживлявший архетип русского как исконного врага, и Радио Свобода (между прочим, в этом пункте цитируюсь я), и даже писатель Толкин, автор популярных сейчас в России сказочно-фантастических книг (это у него, якобы, взял Рональд Рейган слова-лозунг «империя зла», под которым на Западе, по Ксении Мяло, всегда и только подразумевалась Россия). Она даже вспомнила какую-то столетнюю, 1890 года давности карту, помещенную в английском еженедельнике, не преминув указать, что его издателем был "масон высокой степени", под названием "Мечта кайзера" - как бы Вильгельм Второй расчленил Россию. Вот, мол, какой план был в конце концов осуществлен. Этот перечень можно и продолжить, но отмечу только еще один курьез. Ксения Мяло всерьез утверждает буквально следующее:

Диктор: На уровнях, где делается большая политика, то есть там, где практически строятся отношения Запад-Восток, персонажи и язык третьей эмиграции обрели влияние, которого никогда, даже приблизительно, не имела первая.

Борис Парамонов: Уж этот сюжет я знаю из первых рук. Могу сказать только одно: если бы это было так, я бы не беспокоился о своем будущем. Такое можно написать только не имея даже отдаленнейшего представления о том, как в действительности обстоит дело. Ксения Мяло допускает куда более значительную ошибку, убеждая читателей и себя в том, что американская политика была сознательно нацелена на ликвидацию СССР, России. Аргументируя этот тезис, она приводит массу высказываний самых различных лиц, в том числе и представителей американских правительственных организаций. Все они в один голос утверждают свое или своих ведомств активнейшее участие в сокрушении противника. Но, не говоря уже о том, что в этой святой вере любому напечатанному слову Ксения Мяло напоминает фурмановского Чапаева, этот ларчик открывается на редкость просто: американские бюрократы набивают себе цену, борются за фонды, за бюджет, естественно, каждому хочется приписать себе львиную долю в выигрыше холодной войны. Логика тут элементарная. Если мы такого медведя повалили, то без нас не обойтись и в дальнейшем. Я бы даже сказал, что они машут кулаками после драки – коммунизм, Советский Союз, пресловутый социалистический лагерь сам упал и распался.

Много лет говорили, и правильно, что коммунизм обрушится, как только сделает попытку структурных реформ, ибо эта система в принципе не реформируема. Что и произошло. Есть, правда, один сюжет, который, вроде бы, может подкрепить позицию Ксении Мяло – ее утверждение, что американская политика была сознательно и целенаправленно антикоммунистической и даже антирусской, и что формулировке и осуществлению этой политики сильно помогала третья эмиграция. Интересно, однако, что этого сюжета она избегает, начисто его замалчивает. Да, был один человек из России, и крупный, который оказал немалое влияние на оценку Западом коммунистического Советского Союза. Имя этого человека всем известно - Александр Исаевич Солженицын. Но причислить его к врагам России, совместно с Америкой сокрушавшем вековые русские устои, уж никак нельзя, и поэтому Ксения Мяло этот сюжет молча обошла. Между тем, повсеместно известно, что Солженицын своими обличениями коммунизма, советского режима чрезвычайно усилил, можно сказать, реабилитировал позицию тех американцев, вообще западных людей, которые всегда считали коммунизм угрозой свободному миру, но влияние и авторитет которых были сильно подорваны леволиберальной волной 60-х годов. Проповедь Солженицына усилила на Западе волю к противостоянию и, вне всякого сомнения, способствовала возвращению на американскую политическую арену людей консервативно-антикоммунистической складки. Достаточно назвать одно имя - Рональд Рейган. Но, опять же, можно ли считать эту новую американскую волю осуществлением векового антирусского плана? Тут нужно понять одну чрезвычайно важную черту американской, западной вообще, политики. Боюсь, что в России ее не понимают. Эта политика не целеполагающая, а ситуационная, ситуативная, у нее нет глобальных, на долгие исторические сроки рассчитанных программ. Ни о какой экспансии так называемой "третьей американской империи", о которой пишет Ксения Мяло, говорить не приходится. Запад не навязывает миру свои ценности, он отстаивает их для себя. Не амбициозные проекты выдвигаются, а решаются сиюминутные проблемы. Вопрос в том, чтобы правильно оценить эту самую сиюминутную ситуацию. Рейган, не без помощи Солженицына, оценил ее правильно. В результате - невиданный успех, который ошеломил самих американцев, после чего в США некоторые заговорили даже о конце истории. Много интереснее другое. Мяло признает, что не только "верхи", но и, так сказать, "низы" в России повернулись лицом к Америке, что произошла ассимиляция западных ценностей в России. Это она и считает самой главной причиной российского краха, и даже говорит об "инстинкте самоубийства" у страны и нации. Этот сюжет заслуживает самого подробного рассмотрения, что мы сейчас и сделаем. Строго говоря, не об инстинкте самоубийства у русских, а о побуждении Западом России к самоубийству пишет Ксения Мяло. Процитируем этот пассаж.

Диктор: Было масштабное предательство верхов, и оно требует объяснения. Особенно же требует объяснения возрастающее равнодушие общества к попыткам это предательство обличить, а затем и к факту собственного государственного существования, да и к факту существования вообще. Применительно к отдельным людям, в случае такого явного убывания воли к жизни, принято говорить о склонности к самоубийству. И вот здесь, на мой взгляд, становится горячо. Ибо мы не можем говорить о самоликвидации страны лишь вследствие "имперской усталости", на которой настаивает, например, Бжезинский. Если бы это и впрямь было так, то зачем же пятьдесят лет вести изощренную психологическую и информационную войну, тратить триллионы долларов, коль скоро яблочко и так упадет? Зачем предельно сосредоточивать и напрягать злую волю, как напрягает ее черный маг в работе с изображением жертвы? А затем, что способ ликвидации глобального противника в лице СССР-России, выработанный технологами холодной войны, типологически более всего близок к такой работе с образами. Повторяю, в межчеловеческих отношениях внушение кому-либо такого непроглядно-отрицательного представления о его собственной личности называется "побуждением к самоубийству", и я не вижу почему аналогичный способ действия в отношениях между странами и цивилизациями должен называться иначе.

Борис Парамонов: Что можно сказать по этому поводу? Прежде всего, триллионы долларов Запад тратил не на психологическую войну, а на гонку вооружений, которую ему навязал Советский Союз. Трудно было верить в миролюбие страны, захватившей Восточную Европу, и буквально до последних дней своих совершавшей агрессивные акты вроде вторжения в Афганистан. И еще. Трудно говорить, что это Запад навязал России ее демонизированный образ, она сама его увидела в зеркале горбачевской гласности. Вспомним еще раз Солженицына. Он говорил, что если даже одна его повесть о советских лагерях потрясла страну и мир, то что же будет, когда правда хлынет потоком?

Ксении Мяло надо было бы вспомнить эпиграф к "Ревизору" о зеркале и роже. Несомненным, однако, остается одно в статье Ксении Мяло – факт, который и она с болью, но признает. Россия, в массе своей, отнюдь не испытывает чувства какого-то всемирно-исторического поражения, и не без удовольствия ассимилирует западные ценности и установки. Оценка этого факта у Мяло, как всегда, дается в трагических тонах - если не конец мира, то конец России точно. Но констатация факта наличествует, сам факт наличествует. Вот как подает эти факты Ксения Мяло.

Диктор: Позднесоветская номенклатура оказалась неспособной противостоять сокрушающему все основы национальной жизни вторжению образа "империи зла" в массовое сознание, и даже расчищала ему путь. Политической проекцией этого образа стала программа вхождения в мировое, оно же – цивилизованное, сообщество, как ключевая для всей перестройки, всей постсоветской реформации Россия. Кричащий западоцентризм, и даже еще уже – проамериканизм всей горбачевско-яковлевской идеологемы очевиден. Обратная попытка превращения России из красной в белую предстает все более убогой по сути, и пышные декорации не могут скрыть стремительного умаления роли России в мире, снижения самого ее образа.

Борис Парамонов: Нынешняя вестернизация России пародийна,- утверждает Ксения Мяло. Запад и всегда был вреден для России, но при Петре почему-то эта вестернизация сопровождалась мощным ростом культуры и государственного могущества, а сейчас все наоборот. Тут она произносит важнейшие, пожалуй, в ее статье слова.

Диктор: Западничество воистину стало массовым, уличным и совершенно неинтересным. Почва для вульгарного предельно опримитивленного западничества, ставшего официальной идеологией перестройки, была хорошо взрыхлена и удобрена еще со времен хрущевского "гуляшного социализма". Суть пресловутых западных ценностей, как их усвоил человек с улицы в результате десятилетнего промывания мозгов, это полные прилавки и свобода от всяких социальных обязательств, хоть сколько-нибудь выходящих за пределы жизни своей и своей семьи.

Борис Парамонов: Мне кажется, однако, что картина, нарисованная Ксенией Мяло имеет не совсем тот смысл, который она из нее извлекает. Во-первых, все это говорит о том, что Россия была и остается великой страной. Именно великому народу свойственно спокойно относиться к собственным неудачам, не терять при этом духа, а также охотно, без боязни утраты собственного лица воспринимать, усваивать и перерабатывать чужое. Именно об этом, со спокойной объективностью научного исследования, говорит массовый социологический опрос, проведенный группой под руководством Игоря Клямкина и Татьяны Кутковец, установивший, что солидное большинство россиян совсем не испытывает тех чувств ужаса и конца, которые переживает Ксения Мяло. Можно говорить о переориентации русского сознания на ценности индивидуальной жизни и материального благополучия в ущерб патриотической государственности и обязательной жертвенности, столь свойственных психологическому складу человека не только советской, но и всей российской истории.

Но а теперь - второй вывод из этой картины, и наиболее, пожалуй, важный. Ксения Мяло пишет, что западные ценности в их экспортном, для России предназначенном, варианте - не то, или, вернее, не совсем то, что потребляет в этом смысле сам Запад. В Россию, мол, идет второй, если не третий сорт, как дикарям в старинной колонии. Запад, мол, вкушает подлинную сладость жизни, а России подсунул чечевичную похлебку. И речь тут не только о потребительских товарах, а действительно о ценностях культурно-морального порядка. И вот тут она снова крупно ошибается. Товар-то тот же самый. И фильмы о Рембо делаются совсем не для того, чтобы сломать у русских некие стереотипы представления о самих себе, но и не для того, чтобы оживить в американском коллективном бессознательном архетипический образ врага – России. Эти фильмы идут на внутренний американский рынок, чтобы тешить массового потребителя и делать деньги. Массовая культура Запада отнюдь не экспортный, для одурачивания России предназначенный, товар, вернее, не только экспортный товар. Его в современном мире все потребляют. И Запад, Америка, побеждают в современном мире не потому, что устраивают заговоры и исподтишка покоряют народы средствами информационной и психологической войны, а потому, что мир сам идет им навстречу. Современный мир - это массовое общество, духовные и материальные потребности которого лучше всех удовлетворяет Запад. Вот смысл факта, который Ксения Мяло называет "измельчением западничества". Сама ведь слово произнесла – "массовое". И не остановилась, не задумалась. Поп-культура, которую она готова считать орудием покорения и уничтожения России, это общий знаменатель нынешнего мира, то, что действительно сближает народы и делает излишними, бессмысленными разговоры о чьей-то политической доминации. В статье Ксении Мяло есть одно смешное место. Она вспоминает писателя Леонида Бородина. Его слова о том, что крестьянство в России, а, может быть, и во всем мире, это "определительное сословие", то есть источник духовных ценностей. Не говоря уже о том, что это реликт самого дурного народничества, "народнического мракобесия", как называл это Бердяев. О каком "определительном" значении крестьянства можно говорить, когда во всех передовых странах оно давно уже составляет ничтожное меньшинство населения, когда и в России инженеров больше, чем крестьян. Крестьян в СССР, якобы, добили в 60-е годы. Известно – кто. Татьяна Заславская - жупел и русских неонародников. Но это - объективный мировой процесс отмирания крестьянства, и если в России он проходил и проходит не так безболезненно, как на Западе, то в этом не Запад же виноват, не он же навязал СССР политику коллективизации в 1929 году. Давно уже было замечено, что страны, в которых много крестьян, эти страны голодают, а там, где их мало, там наличествует изобилие. Но вот это отмирание сословий (тут вполне уместно это архаическое слово) и создает массовое общество, которое предпочитает древним хороводам рок-музыку. Разговоры о культуротворческих потенциях архаических сословий - устаревшие и вредные разговоры. Но можно и другой разговор завести - о культуре как таковой. Ее действительно жалко, за нее обидно, как Лебедю за державу. Тут, однако, необходимо различение. Одно дело - отсутствие в современной культуре Прустов и Джойсов. Это - результат объективных мировых процессов. А другое дело - отказ в дотации Большому театру или Эрмитажу. Так неужто и в этом Запад обвинять, а не собственно градоначальников? Можно понять одно в писаниях Ксении Мяло и им подобных. Ситуация в России отнюдь не радужная, там сейчас действительно трудно, но нужно, повторяю, уметь отличать овец от козлищ, неумелую, бездарную, подчас преступную политику российских верхов от общего характера мировых социально-культурных процессов. Ксения Мяло этого не различает, поэтому ее статья не верна, просто-напросто лжива. Ее обличительный пафос - свидетельство не высоты морального чувства, а слепоты интеллектуального сознания. Но только при условии, если судья ничего в жизни не знает, кроме литературы и философии, как не знают русские судьи Запада и Америки. Новое, принесенное в мир Америкой, новое, принесенное ею в демократию, - это и есть опыт построения культуры не на интеллектуальной основе, опыт построения массовой демократической культуры. Можно сколько угодно морщить нос при упоминании Бродвея, комиксов и Голливуда, но именно эта страна, довольствующаяся такими сомнительными культурными материалами, выступает ныне надеждой человечества, предметом всеобщей открытой зависти и тайного обожания. Федотов начинал понимать уникальность Америки как последней надежды человечества. Он писал в 1945 году.

Диктор: Европа давно уже перестала быть миром, культурным миром. А недавно, в сущности, с этой войны, перестала быть и средоточием мира. Ее культура еще господствует на всех континентах и морях. В этой культуре старый маленький материк еще остается мозгом мира. Но экономические и политические силы ее отхлынули за океан. Как ни парадоксально это звучит в географических терминах, Америка является сейчас центром Европы как культурного мира. Из этой войны Америка выходит ничуть не поколебленной, с возросшим экономическим и военным потенциалом, самым могущественным государством мира. От того, куда склонится ее политическая воля, зависят сейчас судьбы и Европы, и мира.

Борис Парамонов: Мы знаем, куда склонилась воля Америки, как она спасла и отстояла мир от агрессивного коммунизма. И, не прибегая к открытой военной конфронтации, пересилила сам коммунизм. Но этот волевой уклон потому и стал возможен, что ее волю определяли не писатели и не философы. Какую бы правду ни высказал писатель, все равно будет неправдой самая мысль о том, что судьбы мира определяются помыслами интеллектуалов и гениев. В этом убеждает смешная ошибка Федотова - представление о том, что догнать Америку легко. Может быть, для России это было бы легче, если бы она не цеплялась за традиционные русские ценности и высокий менталитет, а освободилась от них, как от ненужного в гонке балласта.