Обычная чеченская советская семья: отец Аинды Шамаев – водитель в Ташкалинском управлении технологического транспорта, мать, Дашу Шамаева – домохозяйка. Ни в первой, ни во второй чеченской войне никто из Шамаевых не участвовал, но все 1990-е они провели в Чечне: первую войну в родном селе Шатой, что в 50 км от Грозного, вторую – в центре чеченской столицы. "Жили в подвале, над нами летали снаряды, слава Аллаху, никто из нас не голодал, но за водой и мукой приходилось ходить за несколько километров", – вспоминает Адлан Шамаев. У отца обнаружили цирроз печени, он долго лежал в больнице, но когда в 1999 году город снова стали бомбить, его пришлось забрать домой, состояние его ухудшилось, и он быстро умер на 52-м году жизни. Дашу осталась одна с четырьмя сыновьями, чтобы прокормить семью, работала на рынке – торговала парфюмерией.

По словам Шамаевых, никто из них не увлекался радикальными течениями в исламе, на учете в органах не состоял, что не спасло их от внимания спецслужб. 25 июля 2008 года 23-летний Альви Шамаев вернулся домой со стройки, где работал, ему позвонил неизвестный и предложил встретиться – по поводу шабашки. Альви приехал в назначенное место, но вместо потенциального работодателя к нему подошли двое мужчин, скрутили его и запихнули в багажник легковой машины.

По направлению движения Альви понял, что везут его в Территориальное отделение милиции (ТОМ) 36-го участка. "Там мне на голову надели мешок или футболку и сразу спустили в подвал, в сырое, грязное помещение с большой железной дверью, – рассказывает Альви. – Меня поставили на колени к стене и начали избивать, принесли старый телефонный аппарат, подключили провода, пытали электричеством, в другой день сковали руки наручниками, засунули в штаны скорпиона, угрожали придавить его сапогом – это всё снимали на камеру, даже видео есть в "Ютьюбе". Это продолжалось дней пять". По словам Альви, его сначала спрашивали про какие-то украденные на стройке материалы, потом про знакомство с неизвестными ему людьми, после стали заставлять его признаться в совершении подрыва не территории Чечни. В подельники ему записали незнакомого ему 19-летнего Ибрагима Зелимханова, которого тоже пытали: "Ему на моих глазах прожгли зажигалкой палец до кости", – говорит Альви.

В подрыве молодые люди сознаваться отказались, тогда оперативники составили протокол об изъятии пистолета: под пытками Зелимханов "сознался", что пистолет принадлежал ему, но что получил он его от Шамаева, никаких отпечатков на пистолете не было, в деле – только показания обвиняемых.

Родственники Шамаева всё это время искали его, приходили даже и в ТОМ 36-го участка, но о местонахождении Альви узнали лишь 30 июля, когда опергруппа во главе со следователем Жамалаем Дзакаевым заявилась с обыском в квартиру Шамаева. "Они ничего не нашли, – рассказывает жена Альви Зарема Шамаева. – Все вышли в коридор, а следователь сказал, что надо еще раз проверить, без понятых зашел на кухню, а через минуту кричит: "Понятые, вот сюда пройдите". Заводят понятых, и под мойкой он находит черный свернутый пакет с двумя гранатами, электродетонатором и какими-то проводами. Понятые были из соседей, они говорят, мы же только что смотрели, ничего не было, почему вы так делаете? Они отвечают, если не подпишете, можете за вашим соседом пойти".

В тот же день Шамаева и Зелимханова перевезли в ИВС Старопромысловского РОВД, где их снова начали пытать, били, угрожали прострелить колено. По словам Альви Шамаева, занимался этим лично тогдашний начальник криминальной милиции Руслан Гелаев. В течение двух недель к Альви не допускали адвоката: "Они меня не могли показать, я был весь в синяках, но я всё равно всё рассказал адвокату, а они стали пытать меня еще больше, говорили, зачем ты всё выложил? Через адвоката мы добились медэкспертизы, но врачи не увидели ни синяков, ни ссадин, ни ожогов от проводов на пальцах".

Сделка со следствием

За месяц активных допросов Шамаев и Зелимханов признались во всем: "Мне пришлось подписать гранаты, которые они подбросили, пришлось подписать этот пистолет, подрыв какого-то УАЗика или БТР, какую-то еще перестрелку и покушение на какого-то участкового", – рассказывает Альви. Доказательств ни по одному пункту не было, в итоге в деле остались только хранение оружия и пособничество незаконным вооруженным формированиям. По словам Альви, его адвокат уверяла, что могла бы добиться полного оправдания, но посоветовала взять на себя хоть что-нибудь, иначе следователи "будут очень злые и так просто не отстанут". 23 октября 2008 года суд приговорил Шамаева и Зелимханова к 2,5 годам колонии.

В январе 2011-го Шамаев освободился, нашел работу, но уже осенью на него вышли сотрудники спецслужб: "Я был с семьей в зоопарке, мне позвонили, сказали подъехать к одному ресторану в центре Грозного, – рассказывает Альви. – И там нельзя было спрашивать, по какому поводу: если звонят, надо ехать. Там был начальник отдела розыскной части по имени Хусейн, Рамзан из Старопромысловского РОВД, который меня пытал в 2008-м, и некто Муслим из новой спецбанды СОБР "Терек". Они сказали, если не хочу, чтобы повторилось то, что было со мной в 2008 году, я должен на них работать". У Шамаева забрали паспорт, выдали ему автомобиль и мобильный телефон и попросили поехать к некоему Магомеду Идигову, с которым тот сидел на зоне, – разузнать, чем он живет. Альви согласился. Осенью 2012-го Альви дали второе задание: любым способом передать Идигову оружие: "Они мне говорят: – Надави на жалость, скажи, что после освобождения тебя пытали, били, что твоего брата задержали, что ты хочешь отомстить. Скажи, что у тебя есть оружие, сделай так, чтобы он его просто взял в руки", – вспоминает Альви Шамаев. – Я взял эту машину, полный багажник оружия: автоматы, ручные гранатомёты, пистолеты, патроны". Но подставить Идигова Шамаев не смог: "Ему до посадки удалили половину желудка, он был худой, истощенный, совершенно больной". Шамаев признался, зачем приехал, а оперативникам сказал, что оружие передать не получилось.

Через несколько дней Альви оставил у родителей выданный полицейскими мобильный телефон, попрощался с семьей и уехал сначала из Чечни, а потом и из России – нелегально пересек границу за 2500 евро. "Это был человек, который занимается перевозкой людей. Документов у меня никаких не было, только водительские права. Ехали на легковой машине, передвигались ночью. По горам ездили, потом был какой-то большой КПП". Через пять дней после отъезда из Чечни Шамаев оказался в немецком Карлсруэ. На родине его объявили в федеральный розыск.

В лагере для беженцев Альви познакомился с неким Темирланом, узнавшим его по видео со скорпионом в штанах. К семье Шамаева снова стали приходить сотрудники полиции, вызывать на допросы его жену, угрожать, что заберут детей. "Я навел справки про этого Темирлана и узнал, что он сам бывший сотрудник, а может, и до сих пор работает, а его брат служит в охране Кадырова", – говорит Альви, решивший тогда же вывезти и семью. Зарема Шамаева начала оформлять загранпаспорта на себя и на четверых детей, однако когда 5 марта 2013 года пошла забирать их, на выходе из УФМС в 6-м микрорайоне Грозного попала под облаву: паспорта у нее отобрали: "В то время был большой поток беженцев из Чечни, все делали загранпаспорта, визы, и вот их просто забирали, чтобы люди не уезжали", – поясняет Альви. В итоге Шамаевым пришлось продать квартиру в Грозном, чтобы вывезти Зарему и детей тем же нелегальным путем – по 2500 евро за душу.

Нравственность с пистолетом

Когда Альви уже освободился, но еще не уехал в Германию, к силовикам попал его младший брат Альберт, работавший завхозом в грозненском Следственном комитете. Вместе с ним работала некая чеченская девушка, у которой, по словам Альберта, был роман с заместителем руководителя 1-го отдела Следственного управления СК по Чечне Андреем Каргалёвым. По мнению Альберта, коллега вела себя недостойно, он пригрозил рассказать о ее связи родителям. "Она пожаловалась своему любовнику, и через некоторое время Альберта забирают после работы, сажают в машину и увозят в неизвестном направлении. Всю ночь его избивают, пытают, но он об этом никому не рассказывает. Это было в конце 2011 года", – вспоминает Альви Шамаев. Не говоря ни слова родным, Альберт решает отомстить Каргалёву, достает пистолет и 14 января 2012-го вместе с другом Расулом Гапураевым обстреливает машину замначальника, в результате чего легко ранит его водителя. На следующий день он исчезает, родные начинают искать его, обращаются в полицию, а затем и в СК. "В СК они взяли у меня заявление, порвали его, выбросили и говорят: "Ты поедешь с нами". – "По какому поводу?" – "Приедем, узнаешь", – рассказывает Альви Шамаев. – Забрали у меня телефон, паспорт и отвезли в районное отделение милиции по Старопромысловскому району, там я снова попал на пытавшего меня в 2008 году Рамзана. Меня посадили в каком-то кабинете, начали бить, оскорблять, требовать, чтобы я подписал признание, что я пособничал Альберту, был организатором покушения, что это я дал ему оружие. Я ничего не подписал, отпустили меня в час ночи. Сказали: "Если пойдешь к адвокатам или правозащитникам, считай, что ты труп".

Шамаева и Гапураева задержали в Калужской области в конце мая. Шамаевы выехали в Калугу, но свидания получить не удалось, лишь через месяц с ним смогла встретиться его мать. По словам Дашу Шамаевой, Альберт рассказал ей, что в калужский СИЗО приезжали чеченские силовики, которые избили его, угрожая, что если имя девушки или причина конфликта с Каргалёвым станет известным, "они изнасилуют его и убьют его братьев". Имя девушки он, впрочем, и так называть не собирался, чтобы не подвергать опасности ее жизнь.

Альберта этапируют в Чечню, где начинается следствие. К покушению на сотрудника СК прибавляется участие в незаконном вооруженном бандформировании и нападение на один из КПП в Грозном в декабре 2011 года, а в деле помимо Шамаева и Гапураева фигурируют трое других человек, с которыми, по словам Шамаева, он не был знаком. В части организации группы и нападения на КПП доказательная база снова строится лишь на признательных показаниях обвиняемых, а также на словах некоего свидетеля Гамаргаева, который неожиданно появился в деле почти через год после нападения, а на суд и вовсе не явился: якобы он был рядом с КПП во время нападения и запомнил номер машины, из которой обстреляли пост.

На суде Шамаев уверяет, что в нападении на КПП участия не принимал, ни в какой банде не состоял, а начальника СК обстрелял "на эмоциях" по причине личного конфликта, но убивать его не собирался. Он просит даже вызвать на допрос коллегу, которую считает причиной конфликта, но суд отказывает ему и 31 июля 2013 года приговаривает к 14 годам строгого режима по всем статьям, указанным в обвинении.

В тюрьму без ног

На приговоре злоключения Шамаева не закончились. В декабре 2013 года его этапировали в Иркутск, где, по его словам, к нему снова наведались чеченские силовики. "В СИЗО №1 Иркутска его подвесили за ноги и несколько дней избивали, после чего он на месяц потерял зрение, месяц не мог ходить, – рассказывает старший брат Альберта Адлан Шамаев. – Всё это время они держали его в одиночной камере и никого к нему не пускали, адвокату выносили якобы подписанную им бумагу, что он не хочет общаться ни с адвокатом, ни с правозащитниками, ни с родственниками".

В мае Шамаев попадает в ИК-19, где его здоровье резко ухудшается. Он жалуется на то, что у него немеет нога и рука, что ему тяжело ходить, что зрение хоть и вернулось, но не полностью. В августе 2015-го ему удаляют паховую грыжу, причем, боясь, что его могут усыпить, Шамаев настаивает на том, чтобы операция проходила под местной анестезией. С января 2016-го он не может ходить, но тюремные врачи серьезных патологий не видят, более того, за нарушение режима Шамаева переводят на режим ЕПКТ (единое помещение камерного типа – с более жёсткими условиями содержания. – Прим.), а потом и на ШИЗО (штрафной изолятор. – Прим.). В одиночных камерах кровати не стоят, как в общих бараках, а пристегиваются на день к стене, так что, по словам посещавшей его адвоката Надежды Скомаровской, Шамаев вынужден сидеть на каменном полу и не может пользоваться туалетом без посторонней помощи. "У него ноги до колен фиолетового цвета. Врачи неофициально говорят, что нет кровотока в нижних конечностях, и это может привести к ампутации, но медицинского вмешательства не производится. Когда он попадает в больницу, ему максимум дают баралгин, витамины группы Б, мочегонное", – говорит Надежда Скомаровская. По ее словам, не доверяя тюремным врачам, Шамаев неоднократно просил обследовать его в гражданской больнице, но разрешения на это так и не получил. Положение усугубляется еще и тем, что в ноябре 2016-го, протестуя против отказа в свидании с родными, Шамаев объявляет голодовку, которая заканчивается комой.

Альберт Шамаев и его родители утверждают: проблемы со здоровьем начались давно. Согласно справкам, представленным Шамаевыми (есть в распоряжении РС), еще в детстве у Альберта диагностировали ДЦП и эпилепсию с редкими пароксизмами, он был признан инвалидом детства, однако по достижении 18 лет подтверждать инвалидность не стал: "До 14 лет у него роста не было, он ходил, как будто вывихнута была рука и нога. И голова постоянно болела, – рассказывает его мать Дашу Шамаева. – Несколько лет мы по больницам ходили, потом он начал расти. Но он стеснялся, что его в школе инвалидом звали, и попросил не делать инвалидность, говорил, что не сможет ни работать, ни учиться. Мы не стали делать. Теперь жалею об этом!" Впрочем, справки о детских заболеваниях не стали подшивать к делу, а в оформлении инвалидности Альберту методически отказывают, отказывают и в предоставлении кресла-каталки.

Радио Свобода ознакомилось с медицинской картой Альберта Шамаева и с заключением консилиума врачей больницы УФСИН в Ангарске. Пациент прошел достаточно широкое обследование с МРТ, электроэнцефалограммой, компьютерной томографией всех отделов позвоночника, осмотром невролога и нейрохирурга. Диагноз – остеохондроз, протрузии, грыжи межпозвонковых дисков, а также стеноз, который может быть причиной нарушения чувствительности и ограничения движений в нижних конечностях. Врожденных нарушений, которые могли бы подтвердить ДЦП или эпилепсию, врачи не обнаружили, зато поставили свой диагноз тюремные психиатры: "Демонстративно-шантажное поведение. Симуляция паралитического заболевания".

На первый взгляд, ничего страшного в результатах исследований нет, но, по словам Ольги Гнездиловой, юридического директора НКО "Правовая инициатива", которое собирается подавать от имени Шамаева жалобу в ЕСПЧ, колония прислала неполный комплект документов, к тому же половина из них не читается: "Мы хотели бы отправить результаты на независимую экспертизу, но сделать этого не можем, мы не знаем, к примеру, выдавались ли ему те лекарства, которые там прописаны, потому что нет карты выдачи лекарств, – поясняет Гнездилова. – Неясно, насколько выявленный стеноз может отражаться на его двигательных способностях".

В результате бесконечных жалоб самого Альберта, правозащитников и адвоката в декабре Шамаеву провели очередную медико-социальную экспертизу, в очередной раз диагностировавшую "демонстративно-шантажное поведение". На основании этого заключения тюремный психиатр предложил ему пройти новое стационарное обследование, впрочем, снова в больнице УФСИН. Сегодня Альберту Шамаеву всего 28 лет, выйти он должен в 39, вопрос – доживет ли?