Один профессор пишет об одном кинофильме, неважно, о каком, и по какой части професор. Читаю: «Вот, да, крутейший фильм. Помню его с детства. Актеры обалденные. И конец там офигительный». Пишет, повторяю, профессор. Вы скажете: вот такие пошли профессора. Не спешу согласиться. Такие встречались всегда. И всегда существовала закономерность: такой профессор – далеко не профессор и в своем прямом деле. За редкими исключениями. Если человек не находит обычных слов для выражения своих мыслей, значит у него их нет. Дело ведь не просто в том, что эти слова: «крутейший», «обалденные», «офигительный» какие-то не такие. Они бессодержательны.

Недавно я написал на своей странице в Фейсбуке об украинских реформах – о том, что они не идут или почти не идут. Взяточничество, например, в таком же порядке вещей, как и прежде. Едет женщина из России. В паспорте у нее написано, что она Юлия, а в приглашении, с которым ее встречают украинские родственники, - Юля. Этого погранцу достаточно, чтобы заявить ей, что она – не она, а если хочет, чтобы она стала она, пусть дает ему столько-то рублей или гривен. Это – обычнейшая вещь. Молодые, сытые, наглые. Такие повсюду в Украине. Едет строитель-вахтовик в Крым, в торбе у него жареная утка. Малый на пропускном пункте берет ее себе. «Нам, - говорит, - тоже надо что-то кушать». Такие вещи вызывают у людей особую ярость потому, что они знают по опыту той же Грузии, да и здравый смысл им подсказывает, что с этим злом можно покончить чуть ли не в мгновение ока. Проверьте весь личный состав на детекторе лжи, а можно и не проверять. Одним махом всех уволив, не ошибетесь. Наберите новых и первого же, кто попадется на взятке, посадите на десять лет. Ну, и неусыпно следите за остальными. Для этого достаточно поставить начальником погранслужбы страны человека, который хотел бы заниматься делом, а не красть и не бить генеральские баклуши. Так вот, за три года в Украине и не подумали подобрать такого кадра. И так – что ни возьми.

Я написал, что, глядя на этих людей: на погранцов, таможенников и прочих, на слуг народа в Киеве, - трудно отделаться от мысли, что они самоубийцы. Они словно специально делают все, чтобы собрался Третий Майдан. Написал, как видите, резко. Пошли отклики. Среди них такие, которых не ожидал, почему, собственно, и рассказываю об этом. Господин Ясмин из Черниговской области сравнил меня с пенсионером-совком, который «наивысшей ценностью считает жратву-грошву и видит только то, что хочет – черноту», тогда как людей надо подбадривать, вселять в них веру, что одолеют трудности. Критика должна состоять не только из осуждения и обвинений, но указывать пути развязывания проблем». Этот человек различает две правды. Читаю: «Есть две правды. Одна золотая, другая медная, одна истинная, другая фальшивая. Следовательно, правда, пусть горькая, но дающая надежду, - это первая правда, золотая, истинная. А правда, которая отнимает посление силы, - это та самая другая правда, медная, фальшивая. Украине в нынешнее тяжкое время требуется только золотая правда, и никакая иная!!!», - три восклицательных знака, на что другой комментирующий ему замечает: «Вам нужны реверансы. «С одной стороны», но «с другой стороны». «И хотя есть отдельные недостатки, но имеем и определенные достижения». Так? А вам смердящим совком от такого подхода не разит? Лакировочным соцреализмом?». Слово «соцреализм», то есть, «социалистический реализм», здесь более чем уместно. На мою заметку господин Ясмин смотрит так, будто это что-то вроде романа, что-то художественное, обязанное показывать не какую-нибудь картину, а типичную, то есть, вдохновляющую. На меня, короче, налетели настоящие советские люди. Настоящий советский человек, он ведь цензор от природы. Он знает, как мы должны чувствовать, думать, говорить, писать, чтобы это служило великим целям. Это отклики тех людей, которые считают, что я очернил украинскую действительность, злобно сгустил краски, случайное выдал за типичное, не показал достижений демократизации, перечеркнул творческие усилия власти и общества, не принял во внимание труднейшие условия, в которых Украина вынуждена превращаться в современную страну, нормальное государство. Как в советские времена доказывали, что то или иное сочинение не наше? Сочинение не наше, потому что автор не оптимист. Смотреть на действительность безрадостно – грех. Такая вот перекличка с писанием, гласящим, что «уныние – тяжкий грех». Неспособность видеть, прежде всего, светлое, хорошее была преступлением – за него отправляли за колючую проволоку, убивали. Да, на меня накинулись настоящие советские люди, но они вместе с тем и горячие украинские патриоты. Им и впрямь больно слышать правду, да еще высказанную резко. Как говаривала мне мать: «Кому нужна твоя правда!». Скажу откровенно: то, что эти люди есть, - скорее хорошо, чем плохо. Слушатели из России, те не требуют от меня соцреализма, а из Украины вот требуют, но для строительства не социализма, а демократического капитализма. Да, демократического капитализма, но, между прочим, с православным лицом – с лицом нестяжателя, постника. Тихон Рушо сокрушается, что – читаю – «огромная масса украинцев отравлена неуемной жаждой денег и достатка, являющихся для них наивысшей ценностью. Отсюда и коррупция. Чтобы ее устранить, нужно устранить культ материальных благ, то есть, изменить ценностные ориентации общества с материальных на духовные», - дальше автор рассказывает о своем аскетическом образе жизни и приводит слова Сковороды: «Нужное – легкое, ненужное – тяжелое». Елена Обуховская по этому поводу улыбается: «Да, Анатолий Иванович. Бывает и так. Но если говорить о тех, кто видит в нынешней жизни много позитива, то они вдруг достигли тех высот, когда жизнь страны и народа им мало известна. Они не думают о хлебе насущном». Я бы уточнил, Елена. Им известно о жизни народа все, что они хотят знать, а именно: что народ думает о хлебе насущном, то есть, грешен, в отличие от них, этих добрых, но требовательных постников.

Что касается коррупции, взяточничества, крупного и мелкого, то способы борьбы с этим хорошо известны. Один из них, не первый, не главный, но и не последний, не второстепенный – жалобы граждан. На существо в погонах не обязательно кричать, закатывать ему скандал. Можно просто писать на него жалобу. Одну за другой, хоть сто жалоб! Жалобы трудящихся – великая сила. Любая бюрократия, не только русская, так устроена, что на письма и жалобы трудящихся надо реагировать. Это самое ненавистное слово для чиновника: реагировать, то есть, что-то предпринять, пусть для виду, и отписаться, доложить начальнику и жалобщику, какие ты принял меры. Когда жалоб становится много, чиновнику делается невмоготу – тогда совершаются какие-то действия, чтобы жалоб стало меньше. Так что жалуйтесь, друзья! Жалуйтесь на всякий пустяк, а если не пустяк – тем более. Загружайте письмами депутатов и особенно высшее начальство. Не жалейте их! Не задумывайтесь об адресах. Пишите на конвертах просто: Москва, президенту. Не меньше. Пишите и пишите: полковник такой-то, генерал такой-то не выполняет таких-то своих прямых обязанностей.

«Сообщаю вам, уважаемый демократ-западник Анатолий Иванович, - следующее письмо, - что у нас в Париже развелись крысы. Несколько парков закрыли. Одна из причин: новые правила Европейского Союза по дератизации. Чиновники решили, что просто травить крыс, как раньше, бросая отравленные печенья прямо в гнезда и места скопления грызунов, нельзя, а оную приманку надо обязательно помещать в специальные пластиковые коробочки-ловушки. Типа ради безопасности детей и собак. Хотя случаи отравления детей прежними приманками не известны, ну, а собаки - у них вроде как есть хозяева и поводки. Ну, а крысы - им брюссельские чиновники не указ, они в эти коробочки не лезут, приманку не жрут и успешно размножаются, в отличие от многих парижан и брюссельцев. Я не хочу влезать в политику, но ведь это чистый маразм евроинтеграции. Чиновники в Брюсселе решают за целый континент, от Финляндии до Португалии, как правильно травить крыс. Если это «традиционные европейские ценности», то я – верблюд. Вы мне, конечно, скажете, что это издержки западной цивилизации. Можете еще напомнить мне, что Запад выдумал камералистику и бюрократию, с чем я бы согласился, разве что уточнил бы, что первые бюрократы появились у древних кхмеров, но от этого легче мне не стало бы. С другой стороны, сидя в кафе на Елисейских полях, прочел, что в одном из районов Таиланда развелись злые духи. Пять человек за короткое время стали их жертвой. Одни померли без видимых на то причин, отдыхая в гамаках. Был мужик, который молотил рис, и вдруг тоже взял, да и упал, и помер. Жители пяти сел скинулись по пятьдесят батов с каждого и пригласили двух специалистов по борьбе с нечистью. Те отловили аж триста призраков. Всех запечатали в кувшины и увезли. Такие вот дела. Чего только не происходит между небом и землей», - таким выводом завершается письмо. Вам не приходилось бывать в русской деревне, где всем было известно количество проживающих в нем ведьм? Мне – приходилось. Поименно их не знали, только количество. Чтобы все в деревне шло путем, их должно было быть, кажется, тринадцать. Если становилось двенадцать, случалась засуха. Она-то и показывала, что ведьм стало меньше.

Смех и слезы, друзья! Нам, американской радиостанции «Свобода», начинают жаловаться на путинизм те, кто в нем души не чает, - души в нем не чает, а его промахи и недостатки все-таки замечает и хочет исправлять с нашей помощью. Да-да, им больно смотреть, как путинизм вредит сам себе, и они рассчитывают, что мы поможем им вразумить его. Причем, когда я одному заметил, что он обращается не совсем по адресу, то получил от него такой ответ: «А куда же мне еще писать, Анатолий Иванович?». – «Послушайте, - говорю ему, - вы поддерживаете путинизм. Вы за него готовы в огонь и воду. Вы хотите ему помогать своими замечаниями. Ну, так и делайте это в своей стране, в России. Там же есть телевидение, радио, выходят газеты и журналы. Пишите туда, идите туда». Он мне отвечает: «Я вам пишу о наболевшем, а вы надо мной издеваетесь. Вы же знаете, что в России мой голос не может быть услышан. Того, что я хочу выразить, никто не напечатает и не огласит». Я - ему: «И при этом вы всей душой за путинизм, при котором не можете сказать вслух то, что думаете, и так, чтобы вас услышали люди?». Он - мне: «Вы делаете вид, что не понимаете всей сложности жизни». Страдает человек, как видите, неподдельно, и таких, я вам скажу, уже тысячи, сужу и по интернету. У этих тысяч уже есть выразители их дум и чаяний. Они за путинизм, они хотят ему добра, имеют только кое-какие замечания на его счет, а высказаться им негде. Ну, вот нет в России трибуны, с которой они могли бы заявить о своем огорчении, что царь – любимый, обожаемый царь! - их не принимает во внимание. Некоторые из этих людей уже начинают сердиться всерьез, еще чуть-чуть и отвернутся.

Пишет Ирина Самахова: «Мы с сыном ездили по Бельгии на великах и свернули на дорогу, полузаросшую травой. Она привела к усадьбе на холме, в окружении леса. Было видно, что дом давно заброшен, но он стоял с целыми стеклами, с бронзовыми ручками на дубовых дверях, а через плиты ступеней пробивались кусты. На заднем дворе обнаружилось кладбище дорогих машин. Через сгнивший пол канареечной ламборджини пророс платан, лет двадцать назад, по моим прикидкам. Видимо, наследников у хозяев дома не оказалось. Земля вблизи Брюсселя жутко дорогая, но никто не покусился на усадьбу, в том числе и государство. Мы потом еще встречали такие участки. Они вносят диссонанс в облик ухоженной страны. Не знаю, может, там сто лет положено ждать наследников? Вообще, бесхозяйственно живут. Мы с трудом удержались, чтобы красивую дверную ручку не открутить», - признается Самахина. Каждый, кого обкрадывали, знает чувства, которые испытываешь от этого: обиды и ярости. Вот из них, из этих чувств, постепенно и вырастает (там, где вырастает) представление, что собственность должна быть священной. Не смей, подлец, тянуть сюда руку: это – не твое! Ты не просто берешь чужое – ты обижаешь человека! В старинном быту в добропорядочных семьях к этому сводилось чуть ли не все воспитание детей. Начиналось оно, когда Иван был Ванечкой и лежал не вдоль лавки, а поперек. И внушалось уважение к чужой собственности, то есть, к личности, такой поркой, которую человек запоминал на всю жизнь и рассказывал о ней всякий раз со всем удовольствием и со всей благодарностью родителю или деду: выпорол, мол, только один раз, но так, что до сих пор саднит то место, на какое опускал со всего размаха розгу, если не палку.

Татьяна Рощина пишет, как она собиралась в поездку в Украину на машине. Читаю: «В GARMIN обновляла карты. Оказывается, по картам, уверяют сотрудники, Украина относится к России, так и говорят: "Украина - это Россия!».Я прямо вздрогнула.
- Ну, по картам, - поясняет сотрудник. - Вам не надо загружать карты Европы. Как ехали по картам России, так и дальше езжайте!" В страховой компании тоже порадовали: - - Дополнительное КАСКО делать не нужно, у вас полис действует в СНГ. Украина из СНГ еще не вышла.
- А что, собирается?
- Да кто их знает! Они такие крученые: то Евросоюз, то СНГ! Пока с нами...
Кстати, у страховой нет данных, что на Украине бьют московские машины. Мне кажется, что больше всего московские номера не любят в Москве: мне то шины проколют, то стекло разобьют. У брата недавно с Вольво левое зеркало сняли, видать, на запчасти кому-то понадобилось. И район с виду приличный - метро Аэропорт. За благонадежность района страховщики мне скинули двадцать тысяч, получилось ощутимо дешевле, чем, если бы машина проживала где-нибудь в Бирюлево или Зюзино. Только в чём она, эта благонадежность, и где? Не иначе, бандеровцы по ночам в Москве промышляют», - пишет госпожа Рощина. Карты, о которых вы слышали, - это навигационные карты. В машину помещаете прибор, из которого женским голосом вам непрерывно подсказывают дорогу до конечного пункта вашего путешествия. В России многие, если не все, верят, что в Украине уродуют машины с русскими номерами. Так работает служба слухов. Распространение угодных власти слухов - давняя и важная часть повседневной работы политической полиции. Это один из способов обработки населения в заданном духе. Сочинение слухов – своего рода искусство. Надо угадать, какая выдумка станет слухом, а какая не пойдет дальше чекистского кабинета. Легче всего толпа воспринимает слухи, которые вызывают страхи, заставляют чего-то опасаться. Неизменно удачными бывают слухи о враждебных происках. Слухи используются и в тайной борьбе за власть на самом верху. Один из обычных слухов в таких случаях – о здоровье царя: болеет, мол, скоро кончится. Но слухи могут рождаться и без чекистского зачатия. Слухи такого происхождения - важный показатель народных настроений, ожиданий, народного недовольства. Бывает, что какой-то слух может даже изменить судьбу государства. Один ушлый сподвижник Лжедмитрия говорит в пушкинском «Борисе Годунове», что они, люди Самозванца, сильны «не войском, нет, не польскою помогой, а мнением; да, мнением народным». А мнение, то есть, слух, состояло в том, что Дмитрий –настоящий царевич, по праву претендующий на престол. Не случайно, думаю, уже года три в России судачат о двойниках, а то и тройниках Путина. Это вполне может быть работа его невидимых соперников, людей, которые знают, что такое хорошо придуманный и вовремя запущенный слух.

Вячеслав Щукин из Москвы размышляет о разнице между людьми – о природной разнице, которая проявляется в детстве и сказывается потом всю жизнь. Что же он заметил еще в школе? Читаю: «Размежевание начинается с отношения к силе. Отношения к власти еще, разумеется, не было. И это буквально как стрелка компаса. Словно в человеческой душе уже с рождения заложен какой-то магнит. И при любой разборке и противостоянии одни тут же притуляются к силе, другие встают в защиту слабости. Детали, мотивы, причины и резоны - все по боку, он уже там, на стороне сильного. Без ложной скромности, мне всегда было неинтересно и стремно становиться на сторону сильного. Самому себе было противно. Воротило душу. Сколько помню, всегда становился на сторону слабого, неизменно получая от этого большую награду в душе. Даже при потерях физических. Во взрослых играх таким пробным камнем, вернейшей проверкой на вшивость является отношение к власти. Думаю, это нечто природное и неистребимое», - пишет Щукин. А я вынужден добавить, что на сторону сильного всегда становится большинство. Всегда. Такова природа человеческой общности, человеческого стада, если хотите. Есть в стаде самый сильный экземпляр, есть самый слабый. Есть большинство, которое окружает сильного, и есть меньшинство, которое пытается защищать слабого. Но горе тому сильному, который по той или иной причине ослабеет.

Следующий автор приводит слова одного из путинских советников, нашумевшие слова. "И мы хотим статус великой державы, хотим получить его назад. К сожалению, мы просто не можем отказаться от этого — триста лет отложили свой след в наших генах. Мы хотим стать центром большой Евразии, местом, где царит мир и сотрудничество. К этой Евразии будет принадлежать и континент Европа". В стране тридцять пять процентов жилого фонда не имеет канализации, "Газпром" - народное достояние, а тридцять пять процентов населенных пунктов не газифицировано, в двухстах километрах от столицы пенсионерам депутаты–едросы, как милостиню, перед выборами развозят дрова для обогрева - а туда же, "мы хотим статус великой державы". На дерюжных штанах на заду, - у автора сказано крепче, - прорехи, но главное - что серьги в ушах брульянтовые», - здесь конец, а я в порядке то ли дополнения к тому, что вы услышали, то ли объяснения того, что вы услышали, расскажу о происшествии в одном селе.

Это, по словам автора письма, обычное село и обычное происшествие. Живет семья из пяти человек. Старик, его сын, жена сына и двое детей, мальчик пяти лет и девочка двенадцати. Их мать скоро будет рожать третьего. Живут бедно и не сказать, что дружно. Эта женщина всеми командует, с улицы слышен ее почти непрерывный крик, независимо от того, беременна она или нет. Муж у нее под каблуком, только как напьется, что бывает чаще, чем ей хотелось бы, бьет ее чем попало, где попало и при ком попало. Недавно затеяла она стирку, бросила в машину дочкину курточку, не проверив карманы. В одном из них оказался мобильник, за который было выложено примерно столько, сколько семейство получает и добывает за полгода. Мать кинулась дочку бить и убила бы, если бы на крики не вбежал с огорода старик. Это все описывается очень подробно. Читая, я ожидал, что автор поставит вопрос о семейном насилии, о том, что с такими садистками надо в конце концов что-то делать. Оказалось другое. Он обращает внимание на слова, которыми сопровождалось избиение. «Ты думаеш, я для тебя покупала эту вещь? – кричала мать дочке, избивая ее ногами, а руками придерживая свой живот с третьим ребенком. – Я покупала ее для твоей школы, чтобы ты там наш род не позорила!». «По этому случаю, Анатолий Иванович, - пишет господин Евстигнеев, - мы можем судить, как запущена воспитательная работа в этой школе. Родителям и детям не рассказывают, что значит скромность и культура в быту». Не рассказывают (это я уже от себя) – и в итоге вырастает всенародное требование «получить назад» статус великой державы, на которую приходится меньше двух процентов мирового производства. Если бы это зависело от меня, я бы сказал: да ради Бога, берите «взад» этот статус, только перестаньте бить детей!

Один профессор пишет об одном кинофильме, неважно, о каком, и по какой части професор. Читаю: «Вот, да, крутейший фильм. Помню его с детства. Актеры обалденные. И конец там офигительный». Пишет, повторяю, профессор. Вы скажете: вот такие пошли профессора. Не спешу согласиться. Такие встречались всегда. И всегда существовала закономерность: такой профессор – далеко не профессор и в своем прямом деле. За редкими исключениями. Если человек не находит обычных слов для выражения своих мыслей, значит у него их нет. Дело ведь не просто в том, что эти слова: «крутейший», «обалденные», «офигительный» какие-то не такие. Они бессодержательны.

Недавно я написал на своей странице в Фейсбуке об украинских реформах – о том, что они не идут или почти не идут. Взяточничество, например, в таком же порядке вещей, как и прежде. Едет женщина из России. В паспорте у нее написано, что она Юлия, а в приглашении, с которым ее встречают украинские родственники, - Юля. Этого погранцу достаточно, чтобы заявить ей, что она – не она, а если хочет, чтобы она стала она, пусть дает ему столько-то рублей или гривен. Это – обычнейшая вещь. Молодые, сытые, наглые. Такие повсюду в Украине. Едет строитель-вахтовик в Крым, в торбе у него жареная утка. Малый на пропускном пункте берет ее себе. «Нам, - говорит, - тоже надо что-то кушать». Такие вещи вызывают у людей особую ярость потому, что они знают по опыту той же Грузии, да и здравый смысл им подсказывает, что с этим злом можно покончить чуть ли не в мгновение ока. Проверьте весь личный состав на детекторе лжи, а можно и не проверять. Одним махом всех уволив, не ошибетесь. Наберите новых и первого же, кто попадется на взятке, посадите на десять лет. Ну, и неусыпно следите за остальными. Для этого достаточно поставить начальником погранслужбы страны человека, который хотел бы заниматься делом, а не красть и не бить генеральские баклуши. Так вот, за три года в Украине и не подумали подобрать такого кадра. И так – что ни возьми.

Я написал, что, глядя на этих людей: на погранцов, таможенников и прочих, на слуг народа в Киеве, - трудно отделаться от мысли, что они самоубийцы. Они словно специально делают все, чтобы собрался Третий Майдан. Написал, как видите, резко. Пошли отклики. Среди них такие, которых не ожидал, почему, собственно, и рассказываю об этом. Господин Ясмин из Черниговской области сравнил меня с пенсионером-совком, который «наивысшей ценностью считает жратву-грошву и видит только то, что хочет – черноту», тогда как людей надо подбадривать, вселять в них веру, что одолеют трудности. Критика должна состоять не только из осуждения и обвинений, но указывать пути развязывания проблем». Этот человек различает две правды. Читаю: «Есть две правды. Одна золотая, другая медная, одна истинная, другая фальшивая. Следовательно, правда, пусть горькая, но дающая надежду, - это первая правда, золотая, истинная. А правда, которая отнимает посление силы, - это та самая другая правда, медная, фальшивая. Украине в нынешнее тяжкое время требуется только золотая правда, и никакая иная!!!», - три восклицательных знака, на что другой комментирующий ему замечает: «Вам нужны реверансы. «С одной стороны», но «с другой стороны». «И хотя есть отдельные недостатки, но имеем и определенные достижения». Так? А вам смердящим совком от такого подхода не разит? Лакировочным соцреализмом?». Слово «соцреализм», то есть, «социалистический реализм», здесь более чем уместно. На мою заметку господин Ясмин смотрит так, будто это что-то вроде романа, что-то художественное, обязанное показывать не какую-нибудь картину, а типичную, то есть, вдохновляющую. На меня, короче, налетели настоящие советские люди. Настоящий советский человек, он ведь цензор от природы. Он знает, как мы должны чувствовать, думать, говорить, писать, чтобы это служило великим целям. Это отклики тех людей, которые считают, что я очернил украинскую действительность, злобно сгустил краски, случайное выдал за типичное, не показал достижений демократизации, перечеркнул творческие усилия власти и общества, не принял во внимание труднейшие условия, в которых Украина вынуждена превращаться в современную страну, нормальное государство. Как в советские времена доказывали, что то или иное сочинение не наше? Сочинение не наше, потому что автор не оптимист. Смотреть на действительность безрадостно – грех. Такая вот перекличка с писанием, гласящим, что «уныние – тяжкий грех». Неспособность видеть, прежде всего, светлое, хорошее была преступлением – за него отправляли за колючую проволоку, убивали. Да, на меня накинулись настоящие советские люди, но они вместе с тем и горячие украинские патриоты. Им и впрямь больно слышать правду, да еще высказанную резко. Как говаривала мне мать: «Кому нужна твоя правда!». Скажу откровенно: то, что эти люди есть, - скорее хорошо, чем плохо. Слушатели из России, те не требуют от меня соцреализма, а из Украины вот требуют, но для строительства не социализма, а демократического капитализма. Да, демократического капитализма, но, между прочим, с православным лицом – с лицом нестяжателя, постника. Тихон Рушо сокрушается, что – читаю – «огромная масса украинцев отравлена неуемной жаждой денег и достатка, являющихся для них наивысшей ценностью. Отсюда и коррупция. Чтобы ее устранить, нужно устранить культ материальных благ, то есть, изменить ценностные ориентации общества с материальных на духовные», - дальше автор рассказывает о своем аскетическом образе жизни и приводит слова Сковороды: «Нужное – легкое, ненужное – тяжелое». Елена Обуховская по этому поводу улыбается: «Да, Анатолий Иванович. Бывает и так. Но если говорить о тех, кто видит в нынешней жизни много позитива, то они вдруг достигли тех высот, когда жизнь страны и народа им мало известна. Они не думают о хлебе насущном». Я бы уточнил, Елена. Им известно о жизни народа все, что они хотят знать, а именно: что народ думает о хлебе насущном, то есть, грешен, в отличие от них, этих добрых, но требовательных постников.

Что касается коррупции, взяточничества, крупного и мелкого, то способы борьбы с этим хорошо известны. Один из них, не первый, не главный, но и не последний, не второстепенный – жалобы граждан. На существо в погонах не обязательно кричать, закатывать ему скандал. Можно просто писать на него жалобу. Одну за другой, хоть сто жалоб! Жалобы трудящихся – великая сила. Любая бюрократия, не только русская, так устроена, что на письма и жалобы трудящихся надо реагировать. Это самое ненавистное слово для чиновника: реагировать, то есть, что-то предпринять, пусть для виду, и отписаться, доложить начальнику и жалобщику, какие ты принял меры. Когда жалоб становится много, чиновнику делается невмоготу – тогда совершаются какие-то действия, чтобы жалоб стало меньше. Так что жалуйтесь, друзья! Жалуйтесь на всякий пустяк, а если не пустяк – тем более. Загружайте письмами депутатов и особенно высшее начальство. Не жалейте их! Не задумывайтесь об адресах. Пишите на конвертах просто: Москва, президенту. Не меньше. Пишите и пишите: полковник такой-то, генерал такой-то не выполняет таких-то своих прямых обязанностей.

«Сообщаю вам, уважаемый демократ-западник Анатолий Иванович, - следующее письмо, - что у нас в Париже развелись крысы. Несколько парков закрыли. Одна из причин: новые правила Европейского Союза по дератизации. Чиновники решили, что просто травить крыс, как раньше, бросая отравленные печенья прямо в гнезда и места скопления грызунов, нельзя, а оную приманку надо обязательно помещать в специальные пластиковые коробочки-ловушки. Типа ради безопасности детей и собак. Хотя случаи отравления детей прежними приманками не известны, ну, а собаки - у них вроде как есть хозяева и поводки. Ну, а крысы - им брюссельские чиновники не указ, они в эти коробочки не лезут, приманку не жрут и успешно размножаются, в отличие от многих парижан и брюссельцев. Я не хочу влезать в политику, но ведь это чистый маразм евроинтеграции. Чиновники в Брюсселе решают за целый континент, от Финляндии до Португалии, как правильно травить крыс. Если это «традиционные европейские ценности», то я – верблюд. Вы мне, конечно, скажете, что это издержки западной цивилизации. Можете еще напомнить мне, что Запад выдумал камералистику и бюрократию, с чем я бы согласился, разве что уточнил бы, что первые бюрократы появились у древних кхмеров, но от этого легче мне не стало бы. С другой стороны, сидя в кафе на Елисейских полях, прочел, что в одном из районов Таиланда развелись злые духи. Пять человек за короткое время стали их жертвой. Одни померли без видимых на то причин, отдыхая в гамаках. Был мужик, который молотил рис, и вдруг тоже взял, да и упал, и помер. Жители пяти сел скинулись по пятьдесят батов с каждого и пригласили двух специалистов по борьбе с нечистью. Те отловили аж триста призраков. Всех запечатали в кувшины и увезли. Такие вот дела. Чего только не происходит между небом и землей», - таким выводом завершается письмо. Вам не приходилось бывать в русской деревне, где всем было известно количество проживающих в нем ведьм? Мне – приходилось. Поименно их не знали, только количество. Чтобы все в деревне шло путем, их должно было быть, кажется, тринадцать. Если становилось двенадцать, случалась засуха. Она-то и показывала, что ведьм стало меньше.

Смех и слезы, друзья! Нам, американской радиостанции «Свобода», начинают жаловаться на путинизм те, кто в нем души не чает, - души в нем не чает, а его промахи и недостатки все-таки замечает и хочет исправлять с нашей помощью. Да-да, им больно смотреть, как путинизм вредит сам себе, и они рассчитывают, что мы поможем им вразумить его. Причем, когда я одному заметил, что он обращается не совсем по адресу, то получил от него такой ответ: «А куда же мне еще писать, Анатолий Иванович?». – «Послушайте, - говорю ему, - вы поддерживаете путинизм. Вы за него готовы в огонь и воду. Вы хотите ему помогать своими замечаниями. Ну, так и делайте это в своей стране, в России. Там же есть телевидение, радио, выходят газеты и журналы. Пишите туда, идите туда». Он мне отвечает: «Я вам пишу о наболевшем, а вы надо мной издеваетесь. Вы же знаете, что в России мой голос не может быть услышан. Того, что я хочу выразить, никто не напечатает и не огласит». Я - ему: «И при этом вы всей душой за путинизм, при котором не можете сказать вслух то, что думаете, и так, чтобы вас услышали люди?». Он - мне: «Вы делаете вид, что не понимаете всей сложности жизни». Страдает человек, как видите, неподдельно, и таких, я вам скажу, уже тысячи, сужу и по интернету. У этих тысяч уже есть выразители их дум и чаяний. Они за путинизм, они хотят ему добра, имеют только кое-какие замечания на его счет, а высказаться им негде. Ну, вот нет в России трибуны, с которой они могли бы заявить о своем огорчении, что царь – любимый, обожаемый царь! - их не принимает во внимание. Некоторые из этих людей уже начинают сердиться всерьез, еще чуть-чуть и отвернутся.

Пишет Ирина Самахова: «Мы с сыном ездили по Бельгии на великах и свернули на дорогу, полузаросшую травой. Она привела к усадьбе на холме, в окружении леса. Было видно, что дом давно заброшен, но он стоял с целыми стеклами, с бронзовыми ручками на дубовых дверях, а через плиты ступеней пробивались кусты. На заднем дворе обнаружилось кладбище дорогих машин. Через сгнивший пол канареечной ламборджини пророс платан, лет двадцать назад, по моим прикидкам. Видимо, наследников у хозяев дома не оказалось. Земля вблизи Брюсселя жутко дорогая, но никто не покусился на усадьбу, в том числе и государство. Мы потом еще встречали такие участки. Они вносят диссонанс в облик ухоженной страны. Не знаю, может, там сто лет положено ждать наследников? Вообще, бесхозяйственно живут. Мы с трудом удержались, чтобы красивую дверную ручку не открутить», - признается Самахина. Каждый, кого обкрадывали, знает чувства, которые испытываешь от этого: обиды и ярости. Вот из них, из этих чувств, постепенно и вырастает (там, где вырастает) представление, что собственность должна быть священной. Не смей, подлец, тянуть сюда руку: это – не твое! Ты не просто берешь чужое – ты обижаешь человека! В старинном быту в добропорядочных семьях к этому сводилось чуть ли не все воспитание детей. Начиналось оно, когда Иван был Ванечкой и лежал не вдоль лавки, а поперек. И внушалось уважение к чужой собственности, то есть, к личности, такой поркой, которую человек запоминал на всю жизнь и рассказывал о ней всякий раз со всем удовольствием и со всей благодарностью родителю или деду: выпорол, мол, только один раз, но так, что до сих пор саднит то место, на какое опускал со всего размаха розгу, если не палку.

Татьяна Рощина пишет, как она собиралась в поездку в Украину на машине. Читаю: «В GARMIN обновляла карты. Оказывается, по картам, уверяют сотрудники, Украина относится к России, так и говорят: "Украина - это Россия!». Я прямо вздрогнула.
- Ну, по картам, - поясняет сотрудник. - Вам не надо загружать карты Европы. Как ехали по картам России, так и дальше езжайте!" В страховой компании тоже порадовали: - - Дополнительное КАСКО делать не нужно, у вас полис действует в СНГ. Украина из СНГ еще не вышла.
- А что, собирается?
- Да кто их знает! Они такие крученые: то Евросоюз, то СНГ! Пока с нами...
Кстати, у страховой нет данных, что на Украине бьют московские машины. Мне кажется, что больше всего московские номера не любят в Москве: мне то шины проколют, то стекло разобьют. У брата недавно с Вольво левое зеркало сняли, видать, на запчасти кому-то понадобилось. И район с виду приличный - метро Аэропорт. За благонадежность района страховщики мне скинули двадцать тысяч, получилось ощутимо дешевле, чем, если бы машина проживала где-нибудь в Бирюлево или Зюзино. Только в чём она, эта благонадежность, и где? Не иначе, бандеровцы по ночам в Москве промышляют», - пишет госпожа Рощина. Карты, о которых вы слышали, - это навигационные карты. В машину помещаете прибор, из которого женским голосом вам непрерывно подсказывают дорогу до конечного пункта вашего путешествия. В России многие, если не все, верят, что в Украине уродуют машины с русскими номерами. Так работает служба слухов. Распространение угодных власти слухов - давняя и важная часть повседневной работы политической полиции. Это один из способов обработки населения в заданном духе. Сочинение слухов – своего рода искусство. Надо угадать, какая выдумка станет слухом, а какая не пойдет дальше чекистского кабинета. Легче всего толпа воспринимает слухи, которые вызывают страхи, заставляют чего-то опасаться. Неизменно удачными бывают слухи о враждебных происках. Слухи используются и в тайной борьбе за власть на самом верху. Один из обычных слухов в таких случаях – о здоровье царя: болеет, мол, скоро кончится. Но слухи могут рождаться и без чекистского зачатия. Слухи такого происхождения - важный показатель народных настроений, ожиданий, народного недовольства. Бывает, что какой-то слух может даже изменить судьбу государства. Один ушлый сподвижник Лжедмитрия говорит в пушкинском «Борисе Годунове», что они, люди Самозванца, сильны «не войском, нет, не польскою помогой, а мнением; да, мнением народным». А мнение, то есть, слух, состояло в том, что Дмитрий – настоящий царевич, по праву претендующий на престол. Не случайно, думаю, уже года три в России судачат о двойниках, а то и тройниках Путина. Это вполне может быть работа его невидимых соперников, людей, которые знают, что такое хорошо придуманный и вовремя запущенный слух.

Вячеслав Щукин из Москвы размышляет о разнице между людьми – о природной разнице, которая проявляется в детстве и сказывается потом всю жизнь. Что же он заметил еще в школе? Читаю: «Размежевание начинается с отношения к силе. Отношения к власти еще, разумеется, не было. И это буквально как стрелка компаса. Словно в человеческой душе уже с рождения заложен какой-то магнит. И при любой разборке и противостоянии одни тут же притуляются к силе, другие встают в защиту слабости. Детали, мотивы, причины и резоны - все по боку, он уже там, на стороне сильного. Без ложной скромности, мне всегда было неинтересно и стремно становиться на сторону сильного. Самому себе было противно. Воротило душу. Сколько помню, всегда становился на сторону слабого, неизменно получая от этого большую награду в душе. Даже при потерях физических. Во взрослых играх таким пробным камнем, вернейшей проверкой на вшивость является отношение к власти. Думаю, это нечто природное и неистребимое», - пишет Щукин. А я вынужден добавить, что на сторону сильного всегда становится большинство. Всегда. Такова природа человеческой общности, человеческого стада, если хотите. Есть в стаде самый сильный экземпляр, есть самый слабый. Есть большинство, которое окружает сильного, и есть меньшинство, которое пытается защищать слабого. Но горе тому сильному, который по той или иной причине ослабеет.

Следующий автор приводит слова одного из путинских советников, нашумевшие слова. "И мы хотим статус великой державы, хотим получить его назад. К сожалению, мы просто не можем отказаться от этого — триста лет отложили свой след в наших генах. Мы хотим стать центром большой Евразии, местом, где царит мир и сотрудничество. К этой Евразии будет принадлежать и континент Европа". В стране тридцять пять процентов жилого фонда не имеет канализации, "Газпром" - народное достояние, а тридцять пять процентов населенных пунктов не газифицировано, в двухстах километрах от столицы пенсионерам депутаты–едросы, как милостиню, перед выборами развозят дрова для обогрева - а туда же, "мы хотим статус великой державы". На дерюжных штанах на заду, - у автора сказано крепче, - прорехи, но главное - что серьги в ушах брульянтовые», - здесь конец, а я в порядке то ли дополнения к тому, что вы услышали, то ли объяснения того, что вы услышали, расскажу о происшествии в одном селе.

Это, по словам автора письма, обычное село и обычное происшествие. Живет семья из пяти человек. Старик, его сын, жена сына и двое детей, мальчик пяти лет и девочка двенадцати. Их мать скоро будет рожать третьего. Живут бедно и не сказать, что дружно. Эта женщина всеми командует, с улицы слышен ее почти непрерывный крик, независимо от того, беременна она или нет. Муж у нее под каблуком, только как напьется, что бывает чаще, чем ей хотелось бы, бьет ее чем попало, где попало и при ком попало. Недавно затеяла она стирку, бросила в машину дочкину курточку, не проверив карманы. В одном из них оказался мобильник, за который было выложено примерно столько, сколько семейство получает и добывает за полгода. Мать кинулась дочку бить и убила бы, если бы на крики не вбежал с огорода старик. Это все описывается очень подробно. Читая, я ожидал, что автор поставит вопрос о семейном насилии, о том, что с такими садистками надо в конце концов что-то делать. Оказалось другое. Он обращает внимание на слова, которыми сопровождалось избиение. «Ты думаеш, я для тебя покупала эту вещь? – кричала мать дочке, избивая ее ногами, а руками придерживая свой живот с третьим ребенком. – Я покупала ее для твоей школы, чтобы ты там наш род не позорила!». «По этому случаю, Анатолий Иванович, - пишет господин Евстигнеев, - мы можем судить, как запущена воспитательная работа в этой школе. Родителям и детям не рассказывают, что значит скромность и культура в быту». Не рассказывают (это я уже от себя) – и в итоге вырастает всенародное требование «получить назад» статус великой державы, на которую приходится меньше двух процентов мирового производства. Если бы это зависело от меня, я бы сказал: да ради Бога, берите «взад» этот статус, только перестаньте бить детей!