"Друзья, братья священники! Я в первую очередь обращаюсь к вам! Судя по информации, поступающей из Украины, ситуация там опять перешла в горячую фазу. За почти три года у всех нас, полагаю, была возможность понять, что без "гибридной помощи", которая оказывается самопровозглашенным "республикам", конфликт был бы давно окончен. Да, скорее всего, не мирным путем, но закончен" – с таким обращением выступил на своей странице в "Фейсбуке" отец Григорий, Григорий Михнов-Войтенко, священник в Старой Руссе, духовный сын Александра Меня, сын Александра Галича.

Заканчивается это послание так: "Знаю, что многие священнослужители читают мою ленту. Прошу вас! Умоляю вас! Вне зависимости от юрисдикционных и прочих различий! Настало время высказаться о действительно важном! Церковь не должна при попустительстве молчащих проповедовать ненависть и братоубийственную риторику. Давайте помнить, что на всех нас лежит ответственность не только за себя, но и за людей, которые ждут нашего слова"!

За минувшие сутки в Авдеевке, в 6 километрах от Донецка, откуда и началось обострение конфликта, погибли двое спасателей. Еще три человека ранены. Это произошло под обстрелом, во время передачи гуманитарного груза. Украинские военные зафиксировали 114 обстрелов за 2–3 февраля. Основные удары по украинским позициям сейчас идут в Марьинке, к юго-западу от Донецка. В городе горят дома, минометы попали в здание школы. Четверо военных погибли, девятнадцать ранены – это данные украинского Генштаба. По сообщениям, Донецк, город, который находится под контролем сепаратистов, минувшей ночью тоже находился под сильным обстрелом.

Международная расследовательская группа Bellingcat, однако, проведя анализ спутниковых снимков, видео, отчетов ОБСЕ и сообщений в соцсетях, пришла к выводу, что сепаратисты установили "Грады" в жилых кварталах Донецка и используют город как живой щит.

"Вся ситуация, которая тянется в течение нескольких лет, заставляет все время возвращаться мыслями к тому, что происходит в Донбассе, – говорит отец Григорий в интервью Радио Свобода. – Но сейчас, когда последние несколько дней в связи с событиями в Авдеевке пошла информация о том, что там просто гуманитарная катастрофа, которую, к сожалению, многие предпочитают не замечать, мне показалось, что пора вернуться к этой теме в публичном пространстве".

​

– Вы написали, что кроме вас, похоже, еще только два священника выступили против этой братоубийственной войны. Почему, что происходит?

– Я не знаю. Надо сказать, что, когда в сентябре 2014 года вышла моя первая публикация, мне звонили и писали очень много священников, которые пусть и не публично, но выражали полную поддержку моей позиции. Но, к сожалению, до публичного пространства их позиция в основном не доходит. И слышны голоса только тех людей (в том числе и священников), которые призывают к "священной войне". Не знаю, почему так происходит. Мне не хочется думать о плохом, но может быть, просто все очень заняты своим служением и своей деятельностью, видимо, так.

– Что нужно сделать сейчас, чтобы изменить настроение общества?

– Настроение общества, к сожалению, сейчас подогрето до такого градуса, что оно быстро, видимо, не изменится. Но надо говорить, говорить и говорить. Нужно возвращаться к этой теме, нужно объяснять, что в христианских понятиях не существует священной войны, не существует войны справедливой, война рассматривается как зло, иногда зло, к сожалению, неизбежное, но зло всегда. Оправдывать зло, особенно если есть хотя бы подозрение, что твоя страна выступает не с праведных позиций, оправдывать это зло невозможно. Нужно постоянно говорить о том, что брать в руки оружие — это, во-первых, прерогатива только государственных структур, никаких не отрядов самообороны и так далее. Во-вторых, нужно говорить о том, что убийство — это всегда убийство. Может быть, когда-нибудь хотя бы до какой-то части тех, кто эти слова услышит, это дойдет. Силовые структуры государству нужны в основном для защиты, а не для решения конфликтных вопросов. В современном обществе, по крайней мере, вроде бы так положено.

– Вы в своем послании назвали тех, кто сейчас с российскими паспортами, может быть, воюет на востоке Украины, "одураченными ребятами". С какими бы словами вы сейчас к ним обратились?

– Какие могут быть слова? Слова могут быть только одни: вспомните, что не только у вас есть жены, матери и дети, но и с той стороны есть жены, матери и дети. Вы стреляете не во врагов, вы стреляете в таких же, как вы. Вопрос, который не смогли решить политики, вынудил вас взять в руки оружие. Положите оружие, заставьте политиков договариваться.

– При том, какое настроение сейчас сложилось в обществе, при том градусе войны, который существует в России, вы не боитесь выступать с такими посланиями?

– Что делать, боюсь, конечно. Но врать-то тоже сил нет.

– Врать в чем?

– В том, что ничего страшного не происходит. Понимаете, самое страшное в происходящем – это даже не тот факт, что люди стреляют друг в друга, а та информационная война, которая ведется, которая совершенно растлевает души человеческие, которая говорит о том, что все возможно, которая на вопрос, что лучше — в лоб или по лбу, отвечает: смотря кому. Люди привыкают к вранью, люди привыкают к подменам понятий. Это очень страшно, это еще страшнее, чем переживания за собственную жизнь, которая, как известно, в любом случае конечна.

​

– Что могла бы сейчас сделать церковь, религия?

– Мне кажется, что церковь в этой ситуации, начиная с декабря 2013 года, не использовала свои возможности как силы миротворческой, которая должна была призывать все стороны, всех оказывавшихся втянутыми к миру, должна была, может быть, становиться посредником, хотя церкви не очень свойственна такая функция. Но тут очень высокие ставки. Особенно, когда мы сами постоянно говорим о том, что по сути церковь и в Украине, и в России одна и та же.

– Вы лицо духовное, вас, скорее всего, сейчас обвинят в том, что вы вмешиваетесь в политику.

– Я не думаю, что вмешиваюсь в политику, потому что у меня нет готового политического рецепта и не может его быть. Но когда любая сила, третья, четвертая, восемнадцатая предлагает свои посреднические услуги, чтобы наладить мир, чтобы прекратить военные действия, чтобы найти какие-то компромиссные решения, мне кажется, что это правильно. Самое главное — прекратить военные действия, а потом прекратить войну информационную, и тогда, наверное, какие-то решения все-таки найдутся, я имею в виду уже политические. Я говорю исключительно с позиции душепопечения, я не предлагаю какое-то конкретное политическое решение, что нужно сделать.

– Вы видите сейчас какие-то внутренние силы в обществе, которые могли бы повлиять на то, чтобы ситуация если не разрешилась, то хотя бы немножко успокоилась?

– Я, конечно, готов говорить только о российском обществе, ситуацию в Украине я представляю себе достаточно схематично. В российском обществе, я уверен, что эти силы есть, их достаточно много, и они какие угодно, и левые, и правые, тут не вопрос политического спектра. Мне кажется, что огромное количество людей прекрасно отдают себе отчет в том, что эту историю пора заканчивать. К сожалению, насколько я понимаю, ни у кого из представителей гражданского общества сейчас нет в руках инструментов, которые бы позволили это сделать. Россия еще не сталкивалась с подобной ситуацией, в России не существует отработанных механизмов для того, чтобы добиваться от государственных структур исполнения каких-то общественных решений. Мы проходим очень сложный этап в истории. Хочется верить, что пройдем его с честью и все-таки найдем выход, – сказал в интервью Радио Свобода священник Григорий Михнов-Войтенко.