Интереснейшее сообщение пришло из Венгрии: будапештские власти решили демонтировать памятник Дьердю Лукачу, в рамках идущей в стране декоммунизации и уничтожения прежней идеологической символики. Лукач заставляет вспомнить о посмертной судьбе Вольтера, которого то вносили, то выносили из Пантеона. Бурная жизнь Лукача продолжается и после его смерти. Причем у людей знающих нет уверенности, что нынешняя немилость окончательная и что судьба Лукача решительно определилась.

Дьердь (Георг) Лукач – венгерско-немецкий философ-марксист, заявивший о себе еще до Первой мировой войны. Во время венгерской советской революции 1919 года он был комиссаром по делам культуры. Эмигрировал в Советский Союз, где занимал не очень высокое, но все же заметное место, был, в частности, редактором журнала "Литературный критик", в котором активно печатал Андрея Платонова. Автор нескольких принципиальных статей в тогдашней, 1930-х годов, Литературной энциклопедии. Был настоящим (хотя и теневым) автором понятия "социалистический реализм". На русском языке в конце тридцатых годов вышла его книга о художественном реализме, в целом замолчанная, но ставшая настоящей библией позднейших "оттепельных" советских литкритиков. После войны вернулся в Венгрию, а во время восстания 1956 года сделан министром культуры в правительстве Имре Надя. Надь был казнен, но Лукач уцелел и, продолжая жить в социалистической Венгрии, много печатался на Западе, заслужив славу самого живого из марксистских теоретиков. Впрочем, Николай Бердяев так же оценивал его еще в начале тридцатых годов в книге "Истоки и смысл русского коммунизма". И – last but not least – Лукач прославлен в художественной литературе: в романе Томаса Манна "Волшебная гора" (1922) в образе иезуита Нафты, проповедующего новое средневековье, которое построит пролетариат под руководством католической церкви. Что же заставило великого немецкого писателя увидеть в этом марксисте средневекового фанатика, проповедующего пролетарский террор во славу Божию?

Нужно присмотреться к тому марксизму, который представлял Лукач. Это очень высокоумное представление. Пролетариат в трактовке Лукача – это некий тотальный субъект, преодолевший первородный грех буржуазного индивидуализма. Частная собственность породила буржуазный индивидуализм, тем самым извратив основные формы культуры, сознания и общественного бытия. В философии это создало дуалистическую модель субъект-объектного знания, расколовшего целостную картину мира. Субъект познания в такой философии – это буржуазный индивидуалист, то есть частичный субъект. Марксизм в понятии пролетариата создает нового субъекта – коллективного, тотального. Но это не просто познающий, но и деятельный субъект, активно преображающий бытие в его тотальном составе. Он создаст коллективные формы жизни, столь характерные для эпохи Средневековья, не знавшей изолированного от тотальной целостности индивида. Сам Лукач не употреблял термина "средневековье", но он вспоминался каждым писавшим о Лукаче – и Томасом Манном, и Бердяевым. Бердяев свою книгу 1924 года так и назвал – "Новое Средневековье", имея в виду программу и практику советского коммунизма, искоренявшего индивидуализм, права человека и создающего тотальную организованность общественной жизни и культуры. Коммунизм в трактовке Бердяева – это извращенно религиозное общество, не теократия, а сатанократия. Но в таком повороте истории Бердяев склонен был усматривать преодоление секулярной, индивидуалистической, буржуазной культуры, некий – в отдаленной перспективе – благой поворот, ибо понятие сатаны всё же религиозное понятие, из сатанократии путь к Богу ближе, чем из секулярной демократии. (Суждение по меньшей мере спорное.)

Нельзя, говоря о Лукаче, не вспомнить судьбу термина "социалистический реализм". Лукач сказал о нем основное в статье "Роман" в той же Литературной энциклопедии тридцатых годов. Роман – это буржуазный эпос, повторяет Лукач вслед за Гегелем, то есть подмена эпического коллективистского мифического сознания и соответствующего эпического героя буржуазным индивидом, погруженным в мелкие, но непроходимые дебри частного существования. Эпоха масс, пришедшая с пролетарским социализмом, потребует нового эпического героя, выступающего как народный вождь. Это не просто возвращение литературы к мифу, но и проект того явления, которое получило название культ личности.

То есть в целом Лукач дал наиболее адекватное описание идеологии и практики марксистского социализма. И такой адекват не мог прийтись по вкусу победившему в СССР "новому классу", только что с ужасом пережившему тоталитарного диктатора. Лукач проговаривался, пробалтывался, обнажал скрытую тайну марксистского коммунизма. Он не был "политик", его интересовала истина, и он сумел показать истину марксизма, то есть не пригодность ее к тому или иному делу, а самую суть ее, подноготную, бессознательное. Его можно, как и Фрейда, назвать адвокатом дьявола.

Вот поэтому большая и горькая ирония скрывается за нынешним решением венгерских властей избавиться от Лукача, забыть о нем. Ирония в том, что как раз сейчас обозначился некий поворот к той практике, которая почти сто лет назад получила название нового средневековья. Мы имеем в виду весьма ощутимый популистский консерватизм, явивший такие факты, как Брекзит или избрание Трампа. Это ведь в том числе и реакция на избыточные формы новейшего индивидуализма, расчленяющего общество на принципиально маргинальные группы, то, что высоколобые колумнисты уже стали называть identity politics. А не очень высоколобые уже готовы такие противоборствующие реакции назвать новым средневековьем.