Леонид Велехов: Здравствуйте, в эфире Свобода – радио, которое не только слышно, но и видно. В студии Леонид Велехов, и это новый выпуск программы "Культ личности", который вы также смотрите на телеканале "Настоящее время". Наша программа не про тиранов, она про настоящие личности, их судьбы, поступки, их взгляды на жизнь.

На этой, последней неделе февраля она посвящена великому режиссеру Всеволоду Мейерхольду. Февраль – мейерхольдовский месяц. В феврале, 9-го числа, 143 года назад, он родился, 2 февраля 1940 года был расстрелян. О Мейерхольде и о его музе, главной актрисе его театра, Зинаиде Райх, сегодня наша программа, гостья которой заведующая Мейерхольдовским музеем, его мемориальной квартирой в Брюсовом переулке Наталья Макерова.

(Видеосюжет о Всеволоде Мейерхольде. Закадровый текст:

Как Пушкина не красного словца ради называют солнцем русской поэзии, так Всеволод Мейерхольд наряду с его учителем Станиславским – это солнце русского театра. Если Пушкин создал современный русский язык – и поэтический, и жизненный, то Станиславский и Мейерхольд создали язык театра. Станиславский – систему актерского творчества, а Мейерхольд по сути дела придумал режиссуру как самостоятельный вид творчества, созидание синтетического художественного целого, которым является спектакль. А, продолжая аналогию, русский и советский театр ХХ века – это такое же уникальное и не имеющее себе равных и аналогов в истории явление, как и русская литература XIX века.

Список прямых учеников Мейерхольда, ставших великими актерами и режиссерами, едва ли не длиннее, чем у Станиславского: Эйзенштейн, Охлопков, Пырьев, Ильинский, Жаров, Бабанова, Мартинсон, Гарин, Самойлов, Свердлин, Штраух, Юткевич, Козинцев, Плучек, Равенских…

В его театре, который он без ложной скромности назвал своим собственным именем, его величали Мастером. И так его звал весь театральный мир.

И конечно, у Мастера Мейерхольда была своя Маргарита. Ее звали Зинаида – Зинаида Райх. Мейерхольд был ее старше на 20 лет, они прожили красивую, но непростую жизнь, он сделал из нее великую актрису. Оба они приняли мученическую смерть от Советской власти, от рук сталинских убийц. Но трагическому финалу прекрасная, полная гениальных творческих озарений жизнь, о которой лучше, чем Пастернак в стихе "Мейерхольдам" не скажешь:

Желоба коридоров иссякли.

Гул отхлынул и сплыл, и заглох.

У окна, опоздавши к спектаклю,

Вяжет вьюга из хлопьев чулок.

Рытым ходом за сценой залягте,

И, обуглясь у всех на виду,

Как дурак, я зайду к вам в антракте,

И смешаюсь, и слов не найду.

Я увижу деревья и крыши.

Вихрем кинутся мушки во тьму.

По замашкам зимы замухрышки

Я игру в кошки-мышки пойму.

Я скажу, что от этих ужимок

Еле цел я остался внизу,

Что пакет развязался и вымок,

И что я вам другой привезу.

Что от чувств на земле нет отбою,

Что в руках моих – плеск из фойе,

Что из этих признаний – любое

Вам обоим, а лучшее – ей.

Я люблю ваш нескладный развалец,

Жадной проседи взбитую прядь.

Если даже вы в это выгрались,

Ваша правда, так надо играть.

Так играл пред землей молодою

Одаренный один режиссер,

Что носился как дух над водою

И ребро сокрушенное тер.

И, протискавшись в мир из-за дисков

Наобум размещенных светил,

За дрожащую руку артистку

На дебют роковой выводил.

Той же пьесою неповторимой,

Точно запахом краски, дыша,

Вы всего себя стерли для грима.

Имя этому гриму – душа).​

Студия

Леонид Велехов: Наташа, сколько лет уже вы заведуете этим музеем?

Наталья Макерова: Я так удивилась недавно. Почему-то вдруг пришло в голову (совершенно не задумывалась на эту тему) – в этом году будет 15 лет уже!

Леонид Велехов: Порядочно! А сколько лет музей существует?

Наталья Макерова: В 2016 году музею было 25 лет. 12 июля 1991 года, буквально за месяц до путча, впервые вошли в квартиру Мария Алексеевна, внучка Мейерхольда, и те, кто помогал ей создавать этот музей.

Леонид Велехов: Я не припомню другого музея, который одновременно бы был и местом преступления, местом гибели одной из знаменитых обитательниц этой квартиры, Зинаиды Николаевны Райх. Напомним, что здесь она была зверски убита 25 июля 1939 года.

Наталья Макерова: В ночь с 14 на 15 июля 1939 года.

Леонид Велехов: Ошибся, простите. Да, так что все-таки это одновременно и прекрасное место, потому что здесь рождались гениальные замыслы мейерхольдовские, здесь он с той же Зинаидой Николаевной много репетировал, сюда приходили совершенно потрясающие люди. Пастернак в письме во имя реабилитации Мейерхольда писал о том, что это было место, в котором собирались лучшие артисты, лучшие умы, лучшие таланты московские, и собирались не просто праздно, но действительно для каких-то одухотворенных встреч и бесед. Так что, это одновременно и прекрасное место, и ужасное.

Наталья Макерова: Трагическое.

Леонид Велехов: И трагическое. Так вот все-таки, по вашему ощущению, это хорошая квартира или, пользуясь булгаковской терминологией, нехорошая?

Наталья Макерова: Понятно, что это хорошая квартира. И потому, что так получилось, что судьба в лице Марии Алексеевны призвала меня туда служить Мейерхольду. Назвать работой то, чем мы там занимаемся, как-то неправильно. В театре служат. В этом доме мы тоже служим Мастеру, служим театру. Должна сказать, что в последнее время посетители, обыкновенные посетители, которые что-то слышали о Мейерхольде, их прежде всего, и интересует – а это здесь убили Райх?

Леонид Велехов: Но это же естественно. Мне даже это не кажется каким-то обывательским вопросом...

Наталья Макерова: Да, конечно, люди имеют право знать это. Но мне хотелось бы сразу сказать, что Мейерхольд и Райх, прожившие потрясающую, насыщенную творческую жизнь, знамениты не только трагическим финалом своим, но и всей своей жизнью. Надо сказать, что я не ощущаю эту квартиру как трагическую и никогда так не ощущала. Потому что, я думаю, здесь опять же поступила очень правильно Мария Алексеевна, внучка Мейерхольда. Вскоре после того, как впервые мы туда вошли, и уже было принято решение о том, что здесь она будет создавать музей, он стал филиалом Государственного Центрального театрального музея имени Бахрушина, Мария Алексеевна пригласила священника. Была отслужена литургия памяти Зинаиды Николаевны. Иногда те люди, которые интересуются, спрашивают, и я говорю: "Ну, вы сами чувствуете здесь какую-то трагедию?" Они говорят: "Нет, вы знаете, у вас очень светло. У вас очень приподнятая атмосфера".

Леонид Велехов: Как интересно. Но все-таки, так как в Зинаиде Николаевне, равно как и в Маргарите Николаевне, ведьминское начало было, мне казалось, что по ночам какие-то половицы могут там скрипеть. Впрочем, по ночам вы там не бываете...

Наталья Макерова: Поскрипывают, да.

Леонид Велехов: И окно того ужасного балкона, с которого вошли убийцы, может быть, иногда распахивается от ветра. Все-таки я думаю, что какая-то двойственность в этом доме есть. Тем более, что и сам Мейерхольд был с таким, немного инфернальным началом артистическим.

Наталья Макерова: У Мейерхольда до революции, как из апокрифа известно, было любимое слово "инферно", которое, как он говорил, "любил перекатывать на языке". Его интересовал не столько мистический смысл, сколько сама эта артикуляция...

Леонид Велехов: Ух ты! Этого я не знал!

Наталья Макерова: Что касается мистики. Практически ничего из вещей, из их быта, в квартире не осталось, а то, что удалось Марии Алексеевне с огромным трудом собрать, из этого реконструирован кабинет Мейерхольда. Вот там можно ощутить атмосферу 1934 года, года последней премьеры театра, "Дамы с камелиями", где блистала Зинаида Николаевна в роли Маргариты Готье. Так вот есть два шкафа. Один мейерхольдовский, а второй из квартиры Марии Ивановны Бабановой. Поскольку, как известно, Мейерхольд никогда не был озабочен бытом, ему все равно было – на кровати красного дерева или самой обыкновенной спать, то и мебель была самая обыкновенная. Это не были какие-то произведения мебельного искусства. Гарнитуры он не подбирал. Правда, Зинаида Николаевна любила карельскую березу.

Леонид Велехов: Вот я и хотел сказать, что карельская-то береза там есть...

Наталья Макерова: Эта карельская береза куплена Марией Алексеевной в антикварных магазинах.

Леонид Велехов: То есть это уже такая реконструкция...

Наталья Макерова: Да. Такая вот музейная имитация. Так вот, два шкафа в мейерхольдовском рабочем кабинете – шкаф Бабановой и шкаф Райх. Наверное, они там по ночам все-таки друг с другом выясняют отношения... (Смех в студии).

Леонид Велехов: Уж я думаю! Мария Ивановна Бабанова, которая вынуждена была уйти из театра из-за Зинаиды Николаевны…

Наталья Макерова: Это была драма.

Леонид Велехов: Тем не менее, Мейерхольда никогда не предавала. Спустила с лестницы корреспондента, когда тот пришел к ней брать интервью для обличения Мейерхольда.

Наталья Макерова: Да. Надо сказать, что, за очень редким исключением (мы не будем сейчас вспоминать эти имена), никто из мейерхольдовских актеров после закрытия театра, а уж тем более после ареста Мейерхольда, не высказывался против него.

Леонид Велехов: И это ведь поразительно! Потому что Мейерхольд со многими артистами обошелся очень жестко. Вспомним просто плеяду его великих учеников, которые один за одним вылетали из этого театра, что называется, как пробки из бутылки.

Наталья Макерова: Вылетали и возвращались.

Леонид Велехов: И вылетали, и возвращались, и не возвращались. И Охлопков, и Ильинский, и Гарин и многие. Мы еще будем вспоминать имена. Но я вспоминаю фразу эйзенштейновскую – счастлив тот, кто соприкасался с Мейерхольдом в творчестве, и несчастлив тот, кто зависел от него как от человека...

Наталья Макерова: Да, да, да.

Леонид Велехов: Тем не менее, они все хранили ему не просто верность, но отношение как к иконе, как к Богу, как к Создателю. Опять же неслучайна пастернаковский образ Создателя, с которым он сравнивает Мейерхольда...

Наталья Макерова: Они же, собственно, его актерские создания.

Леонид Велехов: Конечно!

Наталья Макерова: Они его воспитанники, ученики, не предавшие учителя. Я вспоминаю немножко другой пример по поводу Марии Ивановны Бабановой. Она говорила так (не дословно цитирую), что если бы Мейерхольд ее позвал и дал ей роль без слов, пусть через десять лет, она готова была бы прийти и сыграть эту роль.

Леонид Велехов: Грандиозно! И это Мария Ивановна, которая была невероятно гордым и самолюбивым человеком!

Наталья Макерова: Да.

Леонид Велехов: Которая никогда не шла ни на какие компромиссы.

Наталья Макерова: Ни с кем!

Леонид Велехов: Да! Которая на Николая Павловича Охлопкова хранила обиду всю жизнь за то, что он ее снял с роли Любки Шевцовой...

Наталья Макерова: Да.

Леонид Велехов: Мейерхольд – это в их жизни было все совершенно особое.

Наталья Макерова: Это было святое!

Леонид Велехов: Мы еще должны напомнить, что ничего не осталось в квартире, потому что она была, что называется, разграблена после гибели Зинаиды Николаевны, поделена снова надвое, потому что это первоначально были две квартиры. И туда Берия вселил своих, точно не помню, то ли медсестру, то ли секретаршу, и шофера.

Наталья Макерова: Она была в секретариате Берии. И когда квартиру разделили на две части… Мейерхольд покупал сразу две квартиры в этом доме, поэтому наш музей сейчас занимает всю площадку. А поскольку было два входа, очень удобно было разделить квартиру на две части. В одну, в большую, которая была полностью перепланирована, вселилась, будем так говорить, секретарша Берии, а в меньшую часть квартиры – водитель Берии. Водитель уехал очень быстро. Видимо, квартирка маловата показалась. И там потом постоянно менялись жильцы. А эта дама со своей семьей впоследствии прожила там до 1991 года.

Леонид Велехов: Грузинская какая-то фамилия, да?

Наталья Макерова: Я не хотела бы о ней...

Леонид Велехов: Конечно, конечно!

Наталья Макерова: Все волновались, как же так, куда же она переедет? Ничего, переехала на Пречистенку, в "золотую милю", как ныне принято называть этот район. Но ведь квартира была переведена в 1939 году в собственность НКВД. И решающую подпись в борьбе за квартиру, а это был последний, я бы сказала, из подвигов во имя Мейерхольда Марии Алексеевны, поставил Крючков, последний председатель КГБ: разрешение на то, чтобы перевести квартиру в собственность Минкультуры.

Леонид Велехов: "Как причудливо тасуется колода", – опять вспомним Михаила Афанасьевича...

Наталья Макерова: Да, да, да. И я думаю, если говорить про Михаила Афанасьевича, нигде нет этому подтверждения, во всяком случае, булгаковеды не находили ни разу, но поскольку никого в те годы, кода Булгаков начал писать свой роман, кроме Мейерхольда, не называли "мастером"…

Леонид Велехов: Сняла с языка! (Смех в студии)

Наталья Макерова: Я думаю, что несмотря на их, мягко говоря, не очень приязненные отношения с Булгаковым…

Леонид Велехов: Да, Булгаков не любил этот театр. Он был ему чужой.

Наталья Макерова: Когда сталкиваются две такие гениальные личности…

Леонид Велехов: Конечно!

Наталья Макерова: Но у них были пересечения, которые закончились очень красивой местью друг другу, у Мейерхольда и Булгакова. Если хотите, я могу рассказать эту чудную историю.

Леонид Велехов: Да, конечно!

Наталья Макерова: Понятно, что всегда в любом театре репертуарный голод. Портфель всегда нуждается в хорошем пополнении. Недаром же у Мейерхольда начинают драматурги Эрдман, Олеша, Безыменский…

Леонид Велехов: Герман, Файко...

Наталья Макерова: Да, Герман, Файко, Маяковский... Так вот, оказывается, Михаилу Афанасьевичу была заказа пьеса Мейерхольдом. Ну, заказана, так заказана. Мейерхольд уехал на гастроли. И по договору Булгаков был обязан к определенному сроку написать эту пьесу. Когда Мейерхольд возвращается, он узнает, что Булгаков отнес пьесу во МХАТ.

Леонид Велехов: Ну, и все.

Наталья Макерова: Нет. Месть мастера была изысканной.

Леонид Велехов: Более изощренной.

Наталья Макерова: Более изощренной, да. Он пишет ему письмо, которое начинается такими словами: "Здравствуйте, господин Булгаков! Простите, не помню вашего имени-отчества". (Смех в студии). Ну, после чего Булгаков в "Роковых яйцах" отомстил Мейерхольду "трапецией, с которой свалились голые бояре в театре Мейерхольда". Вот такие были высокие отношения. (Смех в студии).

Леонид Велехов: А к чертам сходства я добавлю еще. Во-первых, Маргарита Николаевна и Зинаида Николаевна...

Наталья Макерова: Конечно!

Леонид Велехов: И очень важный, мне кажется, элемент, помимо того, что вы замечательно подметили, – что, действительно, никого "мастером" не называли в то время. Что такое был мастер? Мастер мог быть по починке обуви. В высоком стиле это не употреблялось. Так вот, еще и шапочка, которую носит Мастер с буквой "М", а Мейерхольд, как мы знаем, носил шапочку с буквой "Д" – доктор Дапертутто.

Наталья Макерова: Еще до революции.

Леонид Велехов: До революции, конечно. Его знаменитый период "любви к трем апельсинам". Так что, мы, конечно, строим догадки и предположения, документальных у нас нет подтверждений, но, я думаю, что мы очень близки к истине, когда предполагаем, что образ Мастера и его Зинаиды что-то навеял, что называется, Михаилу Афанасьевичу.

Наташа, почему так изуверски убили Зинаиду Николаевну, изрешетив ножом, выколов глаза? Насчет глаз Мария Алексеевна у нас дома моим родителям высказывала такое предположение, что убийцы боялись старого предания, по которому в глазах жертвы остается как бы сфотографированный облик убийцы.

Наталья Макерова: Да. Но сама же Мария Алексеевна позже, и, кстати, это подтверждает фотографии Зинаиды Николаевны в гробу, говорила, что глаза небыли выколоты.

Леонид Велехов: Я тоже обратил внимание, что на фото закрыты глаза, хотя…

Наталья Макерова: Она умерла от потери крови, я цитирую Марию Алексеевну, по дороге в Склифосовского. То, что так жестоко ее убивали, я думаю, что это объясняется тем, что это были подосланные убийцы НКВД, дело было летом, видимо, не стали использовать огнестрельное оружие, потому что было бы слишком слышно. Это был июль месяц, было жарко, окна были раскрыты. Но весь Брюсов переулок, конечно, слышал эти страшные крики.

Леонид Велехов: Тем более, что Зинаида Николаевна кричать умела.

Наталья Макерова: Да, уж.

Леонид Велехов: Известен эпизод, что однажды у нее воришка на рынке вытащил кошелек, и она, ощутив это, так закричала, что он сперва оторопел, остолбенел, а потом вернулся и отдал кошелек. (Смех в студии).

Наталья Макерова: Да, да, да. Так что, она сопротивлялась, видимо, как могла. Но, тем не менее, против двух вооруженных уголовников уже ничего не сделаешь. Один убежал через балкон так же, как и вошел, а второй – через входную дверь, встретив по пути домработницу Лидию Анисимовну и оттолкнув его. Она выскочила вслед за ним. Мария Алексеевна рассказывала, что вся лестница была залита кровью. Дверь захлопнулась. И Лидия Анисимовна не могла войти назад. Позвали дворника. Пока пришел дворник, пришла милиция, открывали… Зинаида Николаевна была еще жива. Когда ее везли в Склифосовского, она сказала: "Оставьте меня, я умираю". Почти как Чехов.

Леонид Велехов: Да.

Наталья Макерова: А вопрос – почему ее убили? Я могла бы согласиться с ее отцом, Николаем Андреевичем Райхом, который жил вместе с ними в этой квартире. Потому что строились различные версии, вспоминали, что она написала два письма Сталину о том, что "если вы не очень понимаете в искусстве театра, пойдите и посмотрите театр Мейерхольда". Сталин ведь ни разу не был на спектаклях Мейерхольда, обосновывали это тем, что там нет правительственной ложи, в отличие от МХАТа. На самом деле, конечно, сыграли роль в аресте Мейерхольда эти письма. Но Зинаида Николаевна после его ареста просто мешала. Она была уже никто и ничто без Мейерхольда, без театра. И Николай Андреевич сказал, что просто нужна была квартира. А ведь мы знаем, что так зачастую поступали с очень многими.

Леонид Велехов: Опять же вспомним "Мастера и Маргариту". Как Алоизий Могарыч вселился в комнату Мастера.

Наталья Макерова: Вот, вот. Да. Это была такая, к сожалению, ужасная практика. И все. Поэтому от нее избавились, при этом сымитировав якобы кражу. Хотя красть было нечего, потому что Мейерхольд уже арестован, денег особенно не было.

Леонид Велехов: А теперь, как бы отъезжая камерой от этого страшного эпизода, скажите, а как вы считаете, они были счастливы друг с другом? Потому что все-таки оба очень непростые люди, с непростыми, нелегкими характерами. Зинаида Николаевна была психически больной человек, с припадками, с депрессиями нередкими. Разница в возрасте, опять же, 20 лет.

Наталья Макерова: Да. Насчет того, были они счастливы или нет, я думаю, что только они сами могли бы ответить. Зинаида Николаевна, конечно, феноменальная женщина, потому что быть женой двух гениев, начала Есенина, а потом Мейерхольда... То, что каждый из них обратил на нее внимание…. Она ничего для этого не делала. Она была такой, какая она была.

Леонид Велехов: Но вместе с тем, Леонид Викторович Варпаховский – еще один пример вернейшего мейерхольдовского рыцаря, хотя Мейерхольд его отлучил от театра. Он был его оруженосцем, его секретарем фактически. А потом вдруг Мейерхольд – не то ему надули в оба уха, не то что-то в нем взыграло – стал с Варпаховским совершенно по-другому обращаться. Тем не менее, Варпаховский тоже грандиозную роль сыграл в восстановлении памяти о Мейерхольде... Ну так вот, он считал, что Райх сыграла роковую роль в жизни Мейерхольда. Были для этого какие-то основания?

Наталья Макерова: По поводу того, какую роль сыграли письма Зинаиды Николаевны, об этом Марии Алексеевне сказал следователь, который вел дело по реабилитации Мейерхольда, Борис Всеволодович Ряжский. Вот эти два письма, которые она написала…

Леонид Велехов: Напомню, Сталину после закрытия театра, до ареста.

Наталья Макерова: Да. Эти письма стали спусковым крючком, потому что уже давно Сталин задумал избавиться от Мейерхольда. Вот здесь была уже последняя капля, спусковой крючок – письма эти.

Леонид Велехов: Мейерхольд был ревнив. Но он же был ревнив не только в творческом смысле. Он Зинаиду страшно ревновал.

Наталья Макерова: Да.

Леонид Велехов: А были ли для этого основания?

Наталья Макерова: Я не знаю.

Леонид Велехов: Пусть это не прозвучит, как такой вопрос из "желтой" прессы, но тем не менее... Все-таки есть свидетельства того, что до конца жизни она любила Есенина, рыдала на его могиле.

Наталья Макерова: Да, не на могиле, а на поминках.

Леонид Велехов: На поминках.Вроде они и встречались уже в этот период, когда она была с Мейерхольдом.

Наталья Макерова: Я думаю, что, конечно, эти подозрения имеют основания.

Леонид Велехов: Мы говорим о столь значительных личностях, великих личностях, что это никак не мельчит их образ.

Наталья Макерова: Да. Зинаида Николаевна любила страстно Есенина. К Мейерхольду любовь была у нее другая. И у него к ней. Более спокойное, более достойное чувство, когда человек принимается таким, какой он есть, и прощается многое. Зинаида Николаевна прекрасно понимала, что без Мейерхольда ее бы просто уже давно не было в живых, а уже тем более ее бы не было как актрисы. Поэтому здесь была, конечно, и благодарность, в том числе за то, что Мейерхольд детей есенинских усыновил.

Леонид Велехов: Все-таки в этих отношениях было очень сильное отеческое начало, я думаю, со стороны Мейерхольда.

Наталья Макерова: Конечно!

Леонид Велехов: Эти рассказы о том, как он за ней ходил как нянька, делал ей припарки, компрессы, когда она впадала в эти свои депрессии.

Наталья Макерова: Да, не подпускал врачей, не отпустил в больницу. Сам ухаживал.

Леонид Велехов: И это Мейерхольд, который был сплошным электрическим зарядом колоссальной силы!

Наталья Макерова: Да. Ну, и масса известна интересных таких подробностей. Рассказывал Зиновий Ефимович Гердт, ближайший друг Кости Есенина, который много дней, а иногда и ночей, проводил в этой квартире у Кости в гостях. О том, что однажды вернулись из театра после репетиции. Зинаида Николаевна первая вошла. Она открыла дверь: "Ну, как он на меня сегодня орал!" Тут же входит Мейерхольд, и она, тут же изменив тон: "Так, Сева, пойди туда, сделай то-то". Костя поранил руку, кровь течет. Мейерхольд тут же бросается на помощь... Работа работой, творчество творчеством, а семья, дети, их здоровье, их питание, физическая форма, путешествия – на это тратились основные деньги.

Леонид Велехов: Насколько я знаю, Мейерхольд, вопреки традиции режиссеров, тем более главных режиссеров, был очень целомудренным человеком. Он никаких шашней, романов в театре не заводил. В этом смысле он был похож на своего учителя, Константина Сергеевича Станиславского.

Наталья Макерова: Абсолютно, да!

Леонид Велехов: Я вспоминаю эту грандиозную историю, как Айседора Дункан пришла к Станиславскому, влюбившись в него, и предложила ему, что она станцует перед ним танец Саломеи, который, как мы помним, заключается в раздевании. Станиславский сказал: "Большое спасибо! Сейчас только я позову Марию Петровну, мы вместе посмотрим". То есть жену, Лилину Марию Петровну. (Смех в студии)

Наталья Макерова: Да, в этом смысле никто его упрекнуть не мог. Ольга Михайловна Мунт, первая жена, в Петербурге, когда Мейерхольд репетировал в театре Комиссаржевской или с Ниной Коваленской в Александринке, знала, что они могут всю ночь вдвоем, ее муж и актриса, просидеть. И у нее не было никакой ревности. Об этом Татьяна Всеволодовна вспоминает, что, наоборот, мама пекла пироги, приносила им чай. Это работа. Та же Волохова, возлюбленная Блока, с которой тоже Мейерхольд репетировал. Мейерхольд не увлекался актрисами как женщинами. Я думаю, что для него вообще во взаимоотношениях с актерами, с кем бы то ни было… Так же как у Марии Алексеевны. У нее в этом смысле, как мне кажется, абсолютно конгениальный характер своему деду. Он намечал цель. И он шел к ней бескомпромиссно. И здесь уже во внимание не принимались ни личные взаимоотношения, ни то, что хорошо это или плохо так с актером поступать – то он ходит, здоровается, дает ему главные роли, а потом вдруг перестает и здороваться, и замечать. И вот Мария Алексеевна так же добивалась этого музея, этой квартиры.

Леонид Велехов: Она шла к этой цели просто, как ледокол.

Наталья Макерова: Как ледокол, бескомпромиссно… Некоторые были нерукопожатные. А она руку пожимала, потому что это надо было для дела. Вот и все. Ну, не знаю, хорошо это или плохо. Но ни у кого из великих таких внучек больше не случилось.

Леонид Велехов: Это уж точно! Теперь я бы хотел чуть больше сконцентрироваться на мейерхольдовских спектаклях. Хотя говоря о Мейерхольде, надо помнить, что вся его жизнь театр. Лучше, чем Пастернак не скажешь: "Вы всего себя стёрли для грима. Имя этому гриму – душа". Абсолютное единство жизни личной и жизни художественной, образа художественного и образа житейского. Лучший пример такого единства, чем Мейерхольд, не найдешь. И вот мы упомянули "Даму с камелиями". Спектакль, который прозвучал гимном по ушедшей красоте – красоте человеческих отношений, человеческого быта, женской красоте. Все этот спектакль вспоминая, вспоминают именно его какую-то необычайную красоту. Но какой огромный путь от "Театрального Октября", от предельного аскетизма художественных форм и полного отрицания старой культуры, к "Даме с камелиями".

Наталья Макерова: От периода раздевания театра то, что называется…

Леонид Велехов: Да, да, да. Все то, что он изобрел, и на чем до сих пор современный театр паразитирует. Без занавеса, все обнажено до колосников, занавес световой – это все придумал Мейерхольд.

Наталья Макерова: Я уже не говорю о форме самой сценической площадки. Об отсутствии того, что привычно было в театре, о приемах пространственных, которые ввел Мейерхольд...

Леонид Велехов: Так вот, к чему я клоню, может быть, я не прав. Не свидетельство ли эта его творческая эволюция еще и разочарования в идеях революции как таковой, которую в 1917-м приняли и он, и Зинаида Николаевна?

Наталья Макерова: Приветствовал. Первый вступил в ВКП(б).

Леонид Велехов: Ходил в кожанке комиссарской и так далее. А пришел к "Ревизору", пришел к "Даме с камелиями". Совершенно другой стиль. И, видимо, это отражало его перемену в отношении к революции, понимание того, что что-то случилось не то...

Наталья Макерова: То, что случилось не то, он понял уже, когда ставил "Ревизора". Как начинался "Ревизор" у Мейерхольда? Он начинался тем, что городничий собирает чиновников глубокой ночью. И они, перепуганные, прибегают, начинается действие. Но это была аллюзия на современную действительность, которую зритель считывал мгновенно! Потому что все знали, что Сталин работает по ночам, и до двух часов ночи он спать не ложится.

Леонид Велехов: И все эти несчастные сидят в своих кабинетах до 3-4 часов, а потом к девяти должны приезжать на работу.

Наталья Макерова: Да, да, да. Мейерхольд все понял про то, что уже идет куда-то не туда, естественно, еще в 1925-1926 годах, когда был поставлен "Ревизор". Понятно, что он вынужден был идти на компромиссы. Там была целая драма с тем, как они с Олешей вынуждены были перекраивать пьесу "Список благодеяний".

Леонид Велехов: Грандиозная пьеса!

Наталья Макерова: Потрясающая! И какая это драма была для Олеши, как для драматурга! Он был влюблен в Зинаиду Николаевну. Потом запрет на "Как закалялась сталь"...

Леонид Велехов: Которую он ставил как трагедию.

Наталья Макерова: Конечно! Какая трагедия при Сталине?! Не может быть! Жить стало лучше и веселей. Естественно, с него требовали оптимистических советских пьес, бодрых жизнерадостных. А он ставит "Даму с камелиями". Абсолютная мелодрама. Это был вызов!

Леонид Велехов: Да, я тоже так считаю.

Наталья Макерова: И комсомолки в красных косынках рыдали над судьбой куртизанки. Мне рассказывала одноклассница Тани Есениной, Мирэль Яковлевна Шагинян: "Наташа, мы с боем прорывались на этот спектакль! И всегда, когда шла "Дама с камелиями", у подъезда театра дежурила карета скорой помощи. Особо чувствительных дам увозили". (Смех в студии).

Леонид Велехов: Замечательно!

Наталья Макерова: На последнем спектакле после закрытия занавеса Зинаида Николаевна упала в обморок за кулисами. А Мейерхольд так и не вышел, когда занавес открылся, на поклон, хотя зал скандировал: "Мейерхольд! Мейерхольд!"

Леонид Велехов: Тут мы тоже можем кое-что домысливать. На самом деле, Сталин, человек, конечно, с грандиозной интуицией и чутьем хищного зверя, много из этого спектакля понял, поэтому и расправился с Мейерхольдом.

Наталья Макерова: Конечно!

Леонид Велехов: Вот Таиров – режиссер, полностью противоположный эстетике социалистического реализма. Театр закрыли, но его-то не тронули!

Наталья Макерова: Его лично не уничтожили, да.

Леонид Велехов: А с Мейерхольдом расправились.

Наталья Макерова: Это была образцово-показательная казнь.

Леонид Велехов: Да! Казнь первого и главного советского режиссера, первого народного артиста республики…

Наталья Макерова: Не народного, а заслуженного. Дело в том, что это был эпизод, о котором, кстати, пишет Борис Пастернак. Он был в это время у Мейерхольда. Прибегает Костя, мейерхольдовский приемный сын, дает свежую газету и говорит: "Смотри, папа, список народных артистов". И Мейерхольд себя там не находит...

Леонид Велехов: Наташенька, тут я вас немного поправлю. Это был список народных артистов СССР. Он единственный из народных артистов РСФСР, кто не получил народного СССР. Это был, кажется, 1936 год. И это тоже была черная метка.

Наталья Макерова: Это была черная метка, совершенно верно.

Леонид Велехов: Ему потом припомнили многое, в том числе то, что один из своих спектаклей он посвятил Троцкому...

Наталья Макерова: Это была "Земля дыбом".

Леонид Велехов: Но расправились с ним из-за его расхождения с генеральной линией, окончательно обнаружившегося в "Даме с камелиями". К такому выводу мы с вами, Наташа, приходим, не так ли? Почему он не уехал? Ведь была такая возможность...

Наталья Макерова: Была.

Леонид Велехов: В каком году – не помню, в Берлине он встретился с Михаилом Чеховым. И Чехов ему сказал: "Надо уезжать. Ведь впереди беда". Он сказал: "Все понимаю, не уеду". "Почему?" "Из честности".

Наталья Макерова: Из честности. Это Мария Алексеевна рассказывала, что такой разговор состоялся. Он сказал, что "вернусь из честности". Ну, во-первых, честности по отношению к самому себе, во-вторых, честности по отношению к своему театру и к актерам и, в-третьих, честности по отношению к семье. Потому что дети оставались в заложниках. А на Западе, я думаю, Мейерхольд сделал бы колоссальную карьеру, в том же Голливуде.

Леонид Велехов: Пример – Михаил Чехов, который стал фактически учителем Ли Страсберга, а тот в свою очередь стал учителем всей плеяды голливудских звезд – и Грегори Пека, и Мэрилин Монро, и Марлона Брандо, всех этих великих голливудских актеров. Через Чехова на Запад пришла система Станиславского, через Мейерхольда пришла бы гениальная режиссура.

Наталья Макерова: Да, да, да. Так что, он сказал, что он не может так поступить. Он все прекрасно знал. Вообще, трудно представить себе Мейерхольда, его финал в теплой постели, окруженным домочадцами. Я думаю, что это не был бы тогда "неистовый Всеволод", как его называли.

Леонид Велехов: О невозвращенцах. Был такой замечательный, на мой взгляд, человек, летописец советского театра того периода, Юрий Елагин. Он был первый биограф Мейерхольда.

Наталья Макерова: Нет.

Леонид Велехов: Ну, не считая Волкова.

Наталья Макерова: Давайте, лучше Волкова будем считать.

Леонид Велехов: Хорошо. Начнем с Николая Дмитриевича Волкова. Но я о другом, поэтому не будем вдаваться в споры о достоинствах книги Елагина, на которую, как я вижу, у нас разные точки зрения. Только напомню нашим зрителям, что Елагин это был оркестрант Вахтанговского театра, оставшийся в 1941 году на даче, когда в Подмосковье вошли немцы и затем ушедший с немцами на Запад Не один он так сделал. Великий вахтанговский актер Освальд Глазунов так сделал. Не в этом дело. И там, оставшись на Западе, Елагин написал, на мой взгляд, две интересные книги, одна из них о Вахтанговском театре, а другая – о Мейерхольде. Он называет Мейерхольда "темным гением". При этом он Мейерхольда обожает, он Мейерхольда боготворит! Как вы считаете, Мейерхольд был темным или светлым гением по типу своего дарования? В Елагина углубляться не будем. Я взял только этот образ.

Наталья Макерова: Я абсолютно согласна с Марией Алексеевной. Когда я пришла в музей, она говорила, что вот здесь книги, здесь то-то, знакомила меня с тем, что в музее находится. Она говорит: "А вот эту книжку я бы сожгла". Это была книжка Елагина. Со свойственным опять же мейерхольдовскому характеру радикализмом. Я не хочу думать – светлый гений Мейерхольд или темный гений. Он гений!

Леонид Велехов: Он гений! Замечательный ответ.

Наталья Макерова: И я думаю, что в этом определении, для нас непостижимом, может соединяться все, что угодно, в зависимости оттого, какое из его качеств в данный момент ему необходимо.

Леонид Велехов: Действительно, он мог быть и Моцартом, и Сальери.

Наталья Макерова: Он был Моцартом, но при этом он тут же мог быть и Сальери.

Леонид Велехов: Ну вот, пожалуй, и все. На этот раз я изменю традиции своего короткого прощания и позволю себе отступление, которое лирическим, впрочем, не назовешь.

"Лежа на полу лицом вниз, я обнаруживал способность извиваться, корчиться и визжать, как собака, которую плетью бьет хозяин… Меня здесь били, больного шестидесятипятилетнего старика, клали на пол лицом вниз, резиновыми жгутами били по пяткам, по спине… Когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам (сверху, с большой силой) по местам от колен до верхних частей ног. И в следующие дни, когда эти места ног были залиты обильным внутренним кровоизлиянием, то по этим красно-сине-желтым кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что казалось, что на больные чувствительные места ног лили крутой кипяток… Я кричал и плакал от боли. Следователь все время твердил, угрожая: "Не будешь писать, будем бить опять, оставим нетронутыми голову и правую руку, остальное превратим в кусок бесформенного окровавленного искромсанного тела". И я все подписывал".

Это из писем арестованного Мейерхольда, направленных им 2-го и 13-го января 1940 года на имя Молотова, в ту пору председателя Совета народных комиссаров. На письма этот негодяй и трус, который несколькими годами позже позволил арестовать собственную жену, и продолжал еще годы пресмыкаться перед Сталиным, а его жена сидела в лагере, естественно, ничего не ответил. А еще через три недели Мейерхольда расстреляли. О том, что Зинаиды давно уже нет в живых, он так и не узнал. 15 июля 1939 года она была зверски убита в их квартире в Брюсовом переулке.

Вот такая это была хорошая власть, советская, по которой многие в нашей стране до сих пор тоскуют.

В эфире Свободы – радио, которое не только слышно, но и видно, – и на телеканале Настоящее время вы смотрели и слушали новый выпуск программы Культ личности, посвященный Всеволоду Мейерхольду и Зинаиде Райх. Об их трагической и великой судьбе мы беседовали с заведующей Музеем-квартирой Мейерхольдов-Райх Натальей Макеровой.

С вами был Леонид Велехов, всего вам доброго, встретимся на том же месте, в тот же час, через неделю.