«Потрясающе, Анатолий Иванович, просто потрясающе! – пишет господин Елисеев. - Белый дом заявил, что президент Трамп за возвращение Украине Крыма, «захват которого допустила предыдущая администрация». Так сказал пресс-секретарь президента. Надеюсь, вы сразу поняли, что меня потрясло в этих словах. Трамп, значит, считает, что если бы Обама сказал Путину: не трогай Крым, то Путин так бы и сделал. Я потрясен. Мне даже немного обидно за Кремль. Если Вашингтонский обком так уверен в своей силе, в своих возможностях, то чем черт не шутит – может, Путин еще до своего ухода вернет Крым», - господин Елисеев это написал пятнадцатого февраля. Все может быть, Николай, но я сейчас думаю не о такой большой политике. Совсем недавно московские экраны учили русских любить Трампа так, будто он их президент, призывали держать в своих мыслях трамповскую Америку на такой высоте, где место еще разве только одной стране – России, а теперь что? Не думаю, что от этого станет больше телезрителей в России. Там уже наметилось что-то вроде моды или хорошего тона: не включать ящик или включать его только изредка, или вообще жить без него.
В тот же день, что и Елисеев, пятнадцатого февраля, написала Татьяна Берестенникова из Одессы: «Настроение намного лучше с той поры, как выбрали этого Трампа. Как бесновались вчера шестерки Кремля – бальзам на мою душу! Что я хотела бы отметить: практически у каждого украинца есть родня в России разной степени. По риторике моей родни можно сверять выпуски Киселя, хотя людям по сорок пять! И как она поменялась! Теперь уже я слышу: "это должно закончиться с обеих сторон" и " мы все равно братья, правители нас не разведут". Это маленькая, но победа! И сделал ее Украинский Воин и американский президент», - пишет Татьяна, лишний раз свидетельствуя почти неправдоподобную зависимость многих людей от московских экранов и вообще – от казенных речей, казенных внушений.
С этим постоянно имеет дело, например, профессор Мовчан. Он пишет: «Читаю лекцию студентам (все умные, образованные, экономику знают, по-английски говорят прекрасно), в качестве лирики говорю: "Я удивлюсь, если в течение двадцати – двадцати пяти лет Россия не присоединится к Евросоюзу, пусть даже на особых условиях, и не только удивлюсь - я расстроюсь, потому что не вижу этому альтернативы с точки зрения развития российской экономики". Вопрос от милой девушки из зала: "Вы полагаете что Россия пойдет на вступление в Евросоюз, несмотря на то, что членство в Евросоюзе существенно затруднит поддержание Россией её лидирующих позиций в мире?" Тут профессор, по-моему, вздыхает. Читаю, почему он вздыхает: «Два процента населения, один и семь десятых процента мирового ВВП; в седьмом десятке стран по ВВП на человека; темпы роста за пятнадцать лет на двадцать процентов ниже среднемировых, за пять лет - в два раза ниже; средняя зарплата - в пятом десятке стран; индекс цитируемости - в районе Египта; лучший ВУЗ - за пределами сотни; военный бюджет - вровень с Саудовской Аравией; доля своей валюты в мировом обороте ноль две десятых процента, доля в мировой торговле – один процент. Кроме как любовью это ничем не объяснить», - так господин Мовчан оценивает уверенность студентки, что у России «лидирующие позиции в мире». По-моему, кроме любви, есть еще кое-что. Вижу тут проявление нормальности, особой нормальности – глубоко обывательской нормальности. Девушка хорошо учится, не хуже своего профессора может знать эти цифры, но они для нее не существуют. Она, как сейчас говорят, ими не заморачивается. Для нее не существует ничего, что она вынесет из университета, из лекций и книг. Все это она будет знать и в то же время не знать. Она держит эти знания в своей голове не для себя, а неизвестно для кого и для чего. Для повседневной жизни ей достаточно пары сказок. Одна сказка – что она, эта девушка, хороша во всех отношениях, другая сказка – что во всех отношениях хороша ее родина.
Тут я прочитаю кусочек из воспоминаний одного старого человека.Пишет Донат Миронов: «Глядя на то, как хорошо было организовано возложение цветов на могилу товарища Сталина в день его рождения, не могу не вспомнить, не имею права не рассказать о том, чему я был непосредственным свидетелем тогда, шестьдесят лет тому назад. После Двадцатого съезда КПСС по всей стране прокатилась волна закрытых собраний для партийного актива различных предприятий и учреждений, где зачитывались материалы прошедшего съезда». Автор имеет в виду доклад тогдашнего руководителя партии Хрущева о Сталине – секретный доклад о злодеяниях покойного. Ставилась задача развенчать давно сложившийся в стране «культ личности». Это был страшный удар по вере миллионов. Сталин был их богом, и вдруг высшая власть им сказала, что бога нет, более того, то, что они считали богом, было дьяволом. Доклад Хрущева не был напечатан в газетах, но его прочитали – вслух, в организованном порядке, во всех партийных организациях страны, то есть, для миллионов человек. Это был лучший, я бы сказал, гениальный способ показать населению всю важность дела, безмерную важность. Возвращаюсь к письму Доната Миронова: «Не стала исключением и киностудия ''Ленфильм'', на которой я тогда работал осветителем. Так, однажды во время съемок в пятом ателье студии в павильон ворвался человек и, задыхаясь, громко прокричал, что только что закончилось закрытое собрание в директорском просмотровом зале и что люди громят стоящую рядом с дверью в зал высоченную, циклопических размеров, гипсовую статую товарища Сталина. По коридорам ''Ленфильма'' бежали чуть ли не десятки, а то и сотни сотрудников, одержимых одним общим желанием взглянуть на это побоище. В фойе картина открылась непередаваемая. Народ с остервенением помогал пришедшему с ломом начальнику АХО крушить вчерашнего Идола. Наконец, седовласые корифеи Советского Кино стали устало, молча расходиться, оставляя позади себя, как бы в назидание потомкам, влитые в постамент высокие гипсовые русские сапоги с торчащей из них стальной арматурой».
Пишет Светлана Николаевна из Архангельской области: «Уважаемый Анатолий Иванович, я давно живу в северодвинской глубинке, ухаживаю за взрослым сыном-инвалидом детства. Когда-то видела себя художницей и отчасти даже была ею. Человек я одинокий, но слишком несчастной себя не считаю, хотя никому такой судьбы не пожелаю. Но не об этом речь. Изредка выбираюсь в Архангельск и Москву за новыми песнями. Скажу вам, что последняя из них меня как раз и настроила на данное письмо. Оказывается, в интеллигентских кругах вдруг пропала мода говорить, что свобода может помочь народу жить хоть немного лучше. Теперь так думать нельзя, это отсталость. Передовой взгляд - что народ до свободы еще не дорос, а если ему ее дать, то он наделает много плохого. Я также услышала от моих архангельских и московских знакомых, что несвободному русскому народу живется трудновато, но веселее, чем свободным западным, у которых на уме только деньги и благоустройство. Еще мне рассказали, что после Горбачева наши руководители бездумно сократили советский военный потенциал, а Запад нам за это ничего не дал, бросил нас на произвол судьбы и с тех пор не обращает на нас внимания. Поэтому уважать Америку нельзя, ее надо считать коварной, жестокой, а главное – бездуховной. С другой стороны, совсем не модно возносить и русский народ. Американцы теперь так себе, а русские в чем-то, может, еще хуже, но они не такие скучные. Большой удачи не видать русским, но не видать ее и американцам. Вот так теперь надо говорить в культурном обществе, чтобы считаться умным и не отстающим от жизни, Анатолий Иванович!».
Знаю я эти песни, Светлана Николаевна. Это все было сказано и на все лады пересказано еще при Пушкине и, кстати, им самим, Пушкиным Александром Сергеевичем. Он, собственно, первый, кто это все сказал. За что он не одобрял Радищева и декабристов? Они, по его мнению, слишком торопились одарить русских свободой, не учитывали в своих прожектах того, что он назвал «духом народа и силой вещей». Это важнейшее из выражений Пушкина. Дух народа и сила вещей. Дух народа – это его понятия, верования, обычаи. Свободе там еще места не было, как думал Пушкин. А сила вещей - это ход событий, который ни от кого не зависит. И вот прошло почти двести лет, и люди, вроде бы образованные, мыслящие, уверяют нас, что и дух народа, русского народа, и сила вещей, русских вещей, все еще не дотянулись до того, чтобы он мог оценить свободу и с нею управиться! То же самое и с западной, в том числе американской, скукой и приземленностью. Написаны и произнесены о ней миллионы слов… Самими европейцами и американцами – в первую очередь. Давным-давно. Иногда кажется: ну, все, вроде наговорились, ан нет, опять заводят эту шарманку. В России ее заводят с особым видом. У нас, мол, вообще-то почти ад, но и в Америке не рай. Я себе в таких случаях по давней привычке напоминаю три вещи, хотя хватило бы и одной. Производительность труда в Штатах и в России – раз. Детская смертность в Штатах и в России – два. Ну, и мой любимый показатель: расход моющих средств на среднестатистическое бренное тело - американское и русское. Да, разговоры, дорос ли русский человек до свободы, - это все даже не старые, а старинные разговоры. Вот так к ним и следует, по-моему, относиться. Это что-то вроде сыпи, которая то появляется, то исчезает. В каждой стране умничают по-своему. В России – вот так. Следовало бы чаще оглядываться вокруг себя. Вот люди, которых называют самозанятыми. Люди гаражной экономики. Это миллионы, которые ушли от разбойничьего государства. Куда они ушли? Тоже в разбой? Нет, они ушли в работу, в свободный труд. Считать, что если их опять не прижать, то они устроят ад на седьмой части земной суши – это… Нет, это не подлость. Подлость ведь предполагает злой умысел, а тут просто глупость.
В одной из предыдущих или в предыдущей передаче я дал первый и, пожалуй, последний совет слушателям Радио Свобода за все годы моего появления на этих волнах. Пишите жалобы на чиновников и начальников, сказал я, пишите без устали, не жалейте эту братию, ибо ничего она так не боится, ничто ей так не портит жизнь, как жалобы и заявления трудящихся – письменные заявления и жалобы, только письменные, учтите это! Не ходите к чинуше на прием, ну его, не обивайте пороги учреждений, не расходуйте на это свое время и нервы – только пишите, пишите и пишите. Причем, не задумывайтесь об адресах. По любому делу, важному или пустяковому – не имеет значения, пишите просто: Москва, президенту. Прошла неделя после первого письма, не получили ответа – пишите второе, прошла неделя, нет ответа – пишите третье и так, пока не добьетесь своего. В советское время я говорил каждому, кто хотел меня слушать: опыт показывает, что если ваше требование законное, то на сороковой жалобе оно будет удовлетворено. Это – крайний случай, а обычно хватает и двух десятков. Дело не только в том, что каждый чиновник, от президента до сидящего в жилконторе, не хочет, чтобы его донимали. Дело в том, что отсутствие жалоб на должностное лицо – это вернейший показатель, что оно на своем месте. Показатель, имеющий значение, естественно, не для населения, а для вышестоящего должностного лица. Есть два замечания сверху, которые для всякого руководителя звучат, как приговор, когда-то – в буквальном смысле слова смертный. «На вас жалуются», - первое замечание. Из него следует, и его страшно усиливает второе: «Вы не владеете обстановкой». Владеть обстановкой в районе, городе, области – это значит поставить дело так, чтобы за пределы вашего района, города, области не выходил ни один звук недовольства. Отсюда – цель-задача трудящегося: выносить свое недовольство за означенные пределы, выносить, не ведая пощады к тому чинуше, который в конце концов обязательно окажется вашей жертвой. Это важно не только при русских порядках. Это важно при любых порядках, при демократических – нисколько не менее, а скорее более важно. Что говорит простой американец по всякому поводу, который ему кажется серьезным? «Буду писать своему конгрессмену». То есть, депутату. Письмо избирателя для конгрессмена – это святое.
Борис Кимельшуб: «Анатолий Иванович, этот рецепт: писать жалобы во все инстанции, по-моему, описан ещё у Солженицына, если я не путаю. Ничто не ново под луной».
Это точно, Борис.
Пишет Владимир Соломия: «Этот метод срабатывает во все времена. Когда я приходил к любому бюрократу с жалобой на него же о том, что он не соответствует занимаемой должности, и сообщал, что буду каждую неделю рассылать своё обоснование в вышестоящие инстанции, поверьте мне: за многие годы этот метод ни разу не дал осечки. Любой чинуша боится потерять свою должность. А тем более с налаженными поступлениями неучтённых средств. И он знает, что его друганы только и ждут, когда освободится кресло. Есть такой давний вопрос армянскому радио. Почему чиновники киевского горсовета обедают бутербродами в кабинетах, когда на первом этаже такая великолепная столовая? Армянское радио отвечает: чтоб не потерять своё место работы, когда они будут находиться в столовой», - пишет господин Соломия. Спасибо, Владимир, вы сделали важнейшее дополнение к тому, что я сказал. Каждого чиновника, каждого начальника кто-то подсиживает, кто-то мечтает занять его место, кто-то ждет удобного повода, случая, зацепки. Это тоже надо иметь в виду, угрожая им жалобами, а лучше не угрожать, а писать сразу, рука не отвалится.
«Уважаемый Анатолий Иванович! Каждый выпуск "Ваши письма" жду и читаю в обеих ипостасях, и глазами, и ушами. Это прямо как на исповеди, хотя я атеист с некоторых пор. А мне вот просто мозги набекрень вышибло, когда с реальной историей познакомился. В Кемеровской области одна молодая ещё женщина отказалась делать аборт согласно церковным (и не только церковным, а и госдумовским от Мизулиной), вновь возбудившем массы женщин канонам. А потом, родив этого ребёнка, как бы спасённого от аборта, эта баба взяла и выбросила новорождённого в горящую русскую печь, потому как ей как бы нечем ему счастье в этом мире обеспечить. Освенцим отдыхает перед таким фактом. И что же это за страна наша такая странная, где церковная и властная пропаганда так пудрит мозги населению, а вот ведь каким боком это вылезает в реальной жизни!», - говорится в письме. Такие случаи бывают и в странах, где нет ни церковной, ни государственной пропаганды, как ее понимают в России. Нет там и привычки обязательно обвинять власть в том, что кто-то сошел с ума и совершил что-то дикое, ужасное. В России же это в порядке вещей – вешать всех собак на власть, на вождей, на царей, на вельмож, на чиновников, на общие порядки. И повелось это... Я не случайно упомянул здесь царей. Повелось это с тех времен. Называются сороковые годы позапрошлого века. Именно тогда вошло в культурный обиход выражение «среда заела». Оно продержалось чуть ли не до самой большевистской революции. Противники самодержавия, свободолюбивые мечтатели так увлеклись, что готовы были объявить, да и объявляли, каждого преступника, каждого урода не преступником, не уродом, а жертвой бесчеловечного общественного устройства. Человек, всякий человек, он, мол, от природы хороший, чуть ли не святой, а его испортила грешная, порочная среда, то есть, прежде всего, власть. Против такого подхода в конце концов восстали некоторые крупные писатели и общественные деятели. Среда средой, говорили они, но и с человека нельзя снимать ответственности. Не животное он все-таки, а человек. Он может и должен сопротивляться порче, и не надо стесняться требовать от него этого. Но вот что хочется сказать сегодня. Именно сегодня. Сама мода оправдывать дурные поступки простого человека тяжкими условиями его жизни, гадкой властью могла возникнуть только в очень не свободной стране, только там, где все решает власть, где человек не может сделать шага без позволения, где вся обстановка дает ему понять, что он никто и звать его никак. Вот такое государство и получает соответствующую ответку. Раз вы там, наверху, сами все за нас решаете, вот за все наши выходки и отвечайте. Кинула в печь собственного младенца – виноват Путин. А как ты хотел? Раз взялся сам все вершить, за все и отвечай!
Письмо из Москвы: «Рискую быть уличенной в имперском бесчувствии, что не очень справедливо, но все-таки хочу спросить: а нет ли маленькой надежды на то, что образованная и дальновидная часть украинской интеллигенции не будет окончательно порывать с такими же умными и дальновидными (которых что-что маловато) представителями российской интеллигенции?», - пишет эта слушательница. Вот как трудно иному русскому человеку расставаться с Украиной. И вот как трудно ему додумать свою мысль до конца. Украинец-то его прекрасно понимает. Он говорит: ну, да, вам хочется сохранить хоть капельку прежнего культурного влияния на нас; вы как бы забываете, что это влияние русификаторское независимо от вашей воли. Он, украинец, не задумывается, интересуется ли им русский сегодня, будет ли интересоваться завтра. Украинцу важно, кем интересуется он сам. При этом он все больше следует своему инстинкту самосохранения. Под американским, немецким, польским влиянием украинство не скукоживается. Оно скукоживается только под русским влиянием. Так сложилось исторически. Поэтому сознательный украинец и старается держаться подальше от Москвы – чтобы не потерять себя. Русский украинцу говорит: не забывай меня, не оставляй меня. Украинец – русскому: забудь меня, оставь меня – на худой конец, вспоминай обо мне не чаще, чем о поляке. Русскому это слышать обидно, хотя и польская, и украинская культуры для него одинаково темный лес, тогда как русскую и поляк, и украинец знают, пожалуй, лучше самого русского.
Письма вроде того, что сейчас услышите, я называю письмами сельских грамотеев, хотя автором может быть и коренной житель любого крупного города. «Здравствуйте, Стреляный! Хочу выдвинуть свою правильную теорию развития человечества. На самом деле оно стремится к капитализму, при котором наивысшая степень производства товаров и сила человечества. Если у тебя нет стремления к роскоши капитализма, то ты должен понимать, что человечество должно идти по пути своей наибольшей силы. Все же, кто не хочет идти по пути капитализма, - это враги человечества. Поэтому нужно создать партию построения капитализма, но при этом оставить демократию во избежание повторения такого, как сталинские репрессии», - пишет автор. Теория-то ваша правильная, дорогой, раз она ваша, это понятно, но хороша же, скажу вам, будет практика, при которой главная партия будет делить людей на друзей и врагов человечества. Тут ведь вот еще в чем дело. Матчасть цивилизации до сих пор развивалась не благодаря, а вопреки лучшим умам и добрейшим сердцам, если не относить к ним умы и сердца накопителей капитала, а иметь в виду только изготовителей духовной пищи. Двести лет назад без малого Гейне, например, с негодованием возвещает приход новой религии – «религии денег». В средние века люди, пишет он, верили, что постройки нужно ставить на крови – на крови младенцев или хотя бы молодняка скота. Теперь под фундаменты помещают не трупы детей и животных, а коробочки с монетами разного достоинства. Но великий романтик не унывает. С суевериями покончил, мол, разум, ну, а власть денег упразднят чувства – возвышенные, разумеется. Ждем этого уже двести лет. Вернее, ждут этого лучшие умы и добрейшие сердца, если не относить к ним умы и сердца капиталистов, а иметь в виду только сочинителей. Что касается капиталистов, то они заняты все тем же: развивают матчасть в полном соответствии с утверждением Карла Маркса, что, пока существует человечество, будет существовать и материальное производство, а оно невозможно без накопления капитала, каковое накопление, в свою очередь, невозможно без «религии денег».
Почти к этому пишет Захар Федоров из Белоруссии: «Год назад попал в онкологию. Валялись там с мужчинами в палате, и по вечерам не болячки, разумеется, обсуждали. Мне совершенно непонятно было, каким макаром старикам из белорусской провинции вынесло мозги российское телевидение. Ну, и то, что из Каспийского моря были запущены крылатые ракеты в сторону - туда - это тоже был предмет гордости. Ну, завелся с моей подачи, разговор - на кой, мол, кол эта самая Россия… Один дядька очень даже сильно разгорячился. Я пытался в какую-то логику его привести. Россия-де великая, но как-то ни мобильного телефона сделать не способна, ни телевизора нормального. Дядька тот еще больше завелся - стал доказывать, что и т.д. Разошелся основательно.
Тему закрыл другой пожилой и уважаемый человек. Одной фразой: "И все аппараты, где нас исследуют и лечат, - они тоже российские" И всем стало все ясно. И заснули», - сообщает Федоров.
На волнах Радио Свобода закончилась передача «Ваши письма». У микрофона был автор - Анатолий Стреляный. Наши адреса. Московский. Улица Малая Дмитровка, дом 20, 127006. Пражский адрес. Радио Свобода, улица Виноградска 159-а, Прага 10, 100 00. Записи и тексты выпусков программы "Ваши письма" можно найтив разделе "Радио" на сайтеsvoboda.org
