О докторе Фридрихе Гаазе, который был первым российским правозащитником и соседом театра.doc, и о современных правозащитниках. Расписание дня работника защиты прав человека: до обеда поездки в тюрьмы, после обеда ответы на запросы пострадавших. “Враги народа”, “иностранные агенты” и “пятая колонна”: это все о них. Усталость и синдром выгорания. Неблагодарное дело: как можно оправдывать преступников и до какого предела можно с ними работать? Где граница между компромиссом с администрацией ради пользы заключенных, и сотрудничеством с властью? Хипстеры и полицейские: как из шока от встречи с правоохранителмя родился молодежный правозащитный ресурс после "белоленточных протестов". Истории из жизни Игоря Каляпина, Светланы Ганнушкиной, Эллы Поляковой, Валерия Борщова, Андрея Бабушкина, Людмилы Альперн, Игоря Сажина, Андрея Юрова, Леонида Агафонова и других современных правозащитников. “Хитроумие, мужество и занудство – главные качества нашей профессии” (А.Юров). Спектакль показан в день рождения Натальи Эстемировой и день обыска у Зои Световой.
Анна Добровольская, автор пьесы “Правозащитники”, активист Молодежного Правозащитного движения; Ольга Лысак, режиссер, актриса; Марина Клещева, актриса, автор пьес театра.doc. Фрагменты из спектакля и реакция главных героев.
Ведет программу Елена Фанайлова
Елена Фанайлова: "Правозащитники" – спектакль под таким названием в этом сезоне появился в московском Театре.doc. С нами в студии его автор – Анна Добровольская; активист Молодежного правозащитного движения; автор пьес и актриса этого спектакля Марина Клещева, и актриса и режиссер Ольга Лысак.
Надо сказать, что в Театре.doc очень интересная программа в этом году, и я очень надеюсь, что делаю не последнюю программу о репертуаре. И вот спектакль "Правозащитники", он же "Последняя вечеринка": понятно, что это такая отсылка к "Последнему ужину", к библейской, евангельской истории. Она о том, как правозащитники собрались перед закрытием условного своего офиса, потому что их признали "иностранным агентом", и вот они сидят и грустно выпивают. В тексте спектакля это есть: что единственное, что, может быть, заставит их разговориться по-человечески, это когда они после трудового дня могут махнуть рюмочку и рассказать о своем. Десять героев?
Анна Добровольская: Одиннадцать.
Елена Фанайлова: Это довольно известные российские правозащитники. Начало истории – это Игорь Каляпин, руководитель "Комитета против пыток", вы вспоминаете в спектакле, как его в Чечне зеленкой облили и так далее. Предлагаю посмотреть, как актер пересказывает воспоминания Каляпина, с чего началась его трудовая деятельность в роли правозащитника. Он защищал какого-то парня, которого избили три милиционера, а потом этот парень отказался от своих показаний, уже у следователя.
Елена Фанайлова: Это один из типичных, мне кажется, фрагментов того, как спектакль устроен. Это рассказ человека, что очень характерно для Театра.doc, когда актеры или люди, которые придумывают пьесу, едут к герою, опрашивают его, и потом это такой вербатим – буквально его собственный текст, и авторские, то есть ваши, Аня, комментарии. Каляпин – один из самых бесстрашных людей, которых мы знаем, на территории российской правозащиты, просто абсолютный герой. И я, например, не знала, что он сам был жертвой системы и потом пошел на такую работу.
С какими чувствами вы приступали к проекту? Я понимаю, что вы, Аня, человек, имеющие отношение к правозащите, но почему вдруг вам пришло в голову это все театральным образом реализовать?
Анна Добровольская: Идея появилась у Елены Греминой даже раньше, чем у меня, а потом мы с ней познакомились. После спектакля о Магнитском, и после спектакля "Болотное дело", где правозащитники как раз давали много интервью о том, что происходит вообще в тюремной системе, она поняла, что нужно как-то отдать дань тем людям, которые занимаются этим делом и которые так сильно, в том числе, театру помогли. И вот мы так соединились с ней и поняли, что нужно что-то такое сделать. А для меня интерес был в первую очередь в том, что мне вообще кажется важным показывать людям, что происходит в правозащитном движении, но для этого нужно найти какую-то форму. Потому что документальных фильмов много, но они тоже очень разные, их не всегда люди смотрят, это не всегда интересно, и хотелось как-то вот показать, во-первых, кто такие правозащитники. И у меня была такая цель: показать, как люди туда приходят, что никто не начинает этим заниматься, потому что вдруг на него падают какие-то огромные американские деньги, или еще что-то. Кто-то был учителем, кто-то был преподавателем, кто-то был физиком, просто в какой-то момент люди делают выбор в пользу этой деятельности.
Елена Фанайлова: Марина, у вас два героя в спектакле, как бы главных, это Люда Альперн, с которой вы знакомитесь, когда вы сама находитесь в заключении, в ШИЗО она приезжает, и Андрей Бабушкин, с которым вы встречаетесь уже после...
Марина Клещева: Нет, Агафонов еще.
Елена Фанайлова: Да, еще Леня Агафонов. Марина рассказывает историю, как она пришла в офис после освобождения и увидела...
Марина Клещева: Это я приехала в Центр "Содействие", к Люде Альперн, там Валентина Фридман была. Я работала в то время в общественной организации в городе Серпухове, там Ирина Семеновна Котова одна тянула организацию, которая занималась в Серпухове правами заключенных, защитой прав заключенных и гражданских прав. Мы даже проводили конференцию в Москве про альтернативу пожизненному заключению. И я приехала, я пришла сразу к Ирине Семеновне, потому что она очень много писем писала и в газеты статей, что мне очень большой срок необоснованно дали.
Елена Фанайлова: А можете сказать, Марина, за что?
Марина Клещева: Я не буду много говорить, но скажу, что мне за легкие телесные дали 12 лет.
Елена Фанайлова: Вот такая удивительная судьба у звезды Театра.doc, театральной актрисы Марины Клещевой...
Марина Клещева: Но я не говорила еще про Бабушкина, что мы очень тесно работали с Центром "Содействие", они нам давали какие-то бланки, которые у нас не было возможности приобрести, и вот я ездила в Москву и как раз в это время увидела этот портрет мамы Андрея Бабушкина в черной траурной рамке.
Елена Фанайлова: Вот это, наверное, самая трагическая история, которая в спектакле звучит, о том, что человек, которому Андрея помогал, решил ограбить его и при этом ограблении убил его маму. И несмотря на этот ужас, Андрей все-таки возвращается к правозащите. Оля, вы как бы ведете эту партию в спектакле.
Ольга Лысак: Мы с Сандриком Родионовым как раз ходили брать интервью к нему в офис, и это было такое потрясение. Вот вы спрашивали про чувства, потому что одно дело – ты живешь и что-то слышишь, что какие-то люди занимаются чем-то, а другое дело – когда ты соприкасаешься непосредственно с человеком, с масштабом личности. И мне кажется, что основное достоинство нашего спектакля и ценность этого проекта в том, что на общем фоне смещения всех ориентиров и потери ориентации личностных и человеческих масштабов здесь мы видим пример каких-то целостных людей, абсолютно стержневых, абсолютно тех самых героев, о которых говорит Костя, "перед лицом космоса". Когда ты начинаешь общаться с ними, ты видишь, что есть добро, есть ценности, есть принципы. Это люди, которые не говорят о себе, и заставить их говорить о себе – это нужно было огромное усилие предпринять. Андрей Бабушкин тоже не рассказывал этого. Это люди, которые не занимаются собой, они занимаются все время другими. И в наше время это, конечно, становится уже практически подвигом, потому что эгоцентричное время, эгоцентричные люди, и закон и среда не способствуют тому, чтобы человек проявлял себя таким образом. И когда мы видим такие примеры, это, конечно... И с точки зрения драматургии этот сюжет с Бабушкиным нельзя придумать, это никакой Достоевский не мог бы такое придумать, это такое идет высечение искры и искусства, и драматургии, и человеческих параметров, очень крупных, которые и дают этот эффект, что мы ими восхищаемся. Это и есть предмет искусства, в этом тоже, что мы видим пример этих людей, которые такие целостные.
Елена Фанайлова: Согласна полностью. И у вас, Ольга, такой есть прекрасный контрапункт, как история доктора Гааза, который проходит через всю ткань спектакля.
Ольга Лысак: Да, замечательно придумала Елена Анатольевна Гремина – она укрупнила это еще за счет такого драматургического приема, что поставлена крупная личность, которая уже в историю вписана, и мы все время там соизмеряем: хорошо, а у доктора Гааза был такой распорядок дня, а ты-то что делаешь со своей жизнью?
Елена Фанайлова: Сразу скажем, что доктор Гааз еще и сосед Театра.doc, буквально напротив стоит дом, в котором жил доктор Гааз. Защитник всех униженных и оскорбленных в России 19-го века оказался соседом по Малому Казенному переулку, рядом с Театром.doc. И какие-то отрывки, которые говорят о его судьбе, через всю ткань спектакля проходят.
Посмотрим еще один эпизод – про Валерия Борщева, тоже довольно удивительный. Мы знаем Борщева как политика, как правозащитника, как официальную фигуру, он не раз был гостем Радио Свобода, как, впрочем, и Игорь Каляпин, но давайте с новой стороны на него посмотрим. Он рассказывает о том, как он поехал в Ямало-Ненецкую тюрьму, где люди вскрывали себе вены...
Елена Фанайлова: История про мальчика с пельменями, он сам ее рассказал?
Анна Добровольская: Это были интервью, которые он давал раньше, для спектакля "Болотное дело". То есть мы с ним специально для этого спектакля не встречались, но уже у театра были записи его интервью, и мы решили добавить.
Елена Фанайлова: И я хочу еще один фрагмент посмотреть, который я считаю очень типичным. Он начинается с того, как вы цитируете людей, которые нападают на правозащитников, которые, не зная ничего по сути, называют их "грантоедами", "иностранными агентами" и так далее.
Елена Фанайлова: Я, собственно говоря, выбрала этот фрагмент, потому что на этих трех минутах все смыслы сошлись. Здесь и критика со стороны безумных троллей. Здесь и чувство горечи, когда один из героев говорит: "Я ощущаю свое поражение". Здесь и распорядок дня доктора Гааза, понятно, чем занят был доктор, а твой-то распорядок дня какой? Во-первых, хочу спросить вот про этот список комментариев из интернета. Вы что, прямо реально из интернета скачивали всю эту пакость?
Анна Добровольская: Да. И вот эти картинки, которые на заднем фоне идут, и цитаты – это подбирали мы с Еленой Анатольевной Греминой. Она как-то уделила этому достаточно много внимания, потому что нам хотелось показать, какой у этого фон. То, в каком виде спектакль сейчас, это, на самом деле, третья версия уже. Первый раз мы играли просто текст, людям было не очень понятно, и мы поняли, что нужно еще как-то оттенить это.
Елена Фанайлова: Создать контрапункт такой.
Анна Добровольская: Да, это все реально.
Елена Фанайлова: И по поводу "твоего дня" и его соответствия, я хотела бы сказать, что последний спектакль, который я видела, состоялся 28 февраля, а это день рождения Натальи Эстемировой, правозащитницы, убитой за свою деятельность на Северном Кавказе, и в этот день проходил обыск у Зои Световой. И даже в финале спектакля вы вынуждены были об этом говорить, что жизнь правозащитников продолжается в том числе и в этом виде. Еще одна тема спектакля, которая тоже и в этом фрагменте прозвучала, это выгорание, пессимизм и так далее. Кто из ваших людей, о которых вы говорите, об этом говорил? Вот Леня Агафонов, по-моему, нет. Леня – удивительный персонаж, который сам инвалид, которого осудили по навету, так сказать, он заболел там...
Марина Клещева: Он упал из окна ОВД, то есть его выкинули. Потому что они знали, чем прикрыться, еще обвинения не было. Поэтому – случайно выпал, убежать хотел...
Ольга Лысак: Мои персонажи – Андрей Бабушкин и Светлана Ганнушкина, у них нет совершенно этого, это такие несломленные совсем люди, как мне показалось. Хотя обстоятельства, которые они перечисляют, как раз ежесекундно должны бы способствовать какому-то человеческому унынию. Даже учитывая эту трагическую историю Андрея Бабушкина с мамой.
Марина Клещева: А мне кажется, это какие-то минуты – вот сейчас хочу жить, а через пять минут не хочу, а потом опять хочу...
Елена Фанайлова: У вас с Леней же такой прекрасный разговор, когда вы спрашиваете: "А почему ты занимаешься делами женщин именно, делами беременных женщин, мамочек и так далее?" – а он говорит: "Ну, так случайно просто получилось..."
Марина Клещева: Да, мы с ним шли по Питеру, два дня ходили, и он вот все вот так говорил и говорил. Еле дышит, конечно, потому что все болезни сказываются, и Ленечка у нас полненький, поэтому ему тяжело, и на лечение, я так думаю, денег у него никогда не бывает...
Елена Фанайлова: Да, еще они абсолютно бескорыстные. Не помню, кто из ваших героинь, по-моему, Элла Полякова говорит, что удивительно, что не было вообще денег, и все работали все равно, и так далее.
Я предлагаю посмотреть еще один эпизод: знакомство Марины Клещевой и Людмилы Альперн. Это то, что называется – и смех, и грех. Несмотря на то, что спектакль о буднях тюрем, о трагических переживаниях, в нем довольно много комических эпизодов. И вот один из таковых – это, конечно, трагикомический эпизод: Марина сидит в ШИЗО, а там же холодильник настоящий...
Елена Фанайлова: Затем Марина начинает рассказывать, как Люда Альперн и фонд "Содействие" помогали женщинам писать документы на УДО, организовали театр...
Марина Клещева: Они ходили к администрации и просили даже, чтобы отпустили женщин. Они привозили одежду на освобождение. Они привозили гуманитарную помощь. Там же практически ничего нет, кроме баланды, и этих магазинов, где на месяц дается 5-10, потом стало побольше, пачек сигарет. Человек, который курит, а курит вся колония, у многих нет никого, и мы все делимся, и совершенно ничего не хватает. И они это все где-то находили. У нас был необыкновенный врач – Андрей Князев – в санчасти, они как-то взаимодействовали, и он доставал какие-то медикаменты. У нас был целый отряд ВИЧ-инфицированных. И они столько делали всего! "12 шагов" она привозила, психологов, они занимались. Девчонки, я сейчас их вижу в "Одноклассниках", нарожали детей, нормально живут. Да, ремиссия у них пожизненная, но с 2004-2005 года они живут другой жизнью совершенно. С наркоманами очень сложно. И это благодаря правозащитникам. И тогда было гуманное время какое-то, когда им открылись пути, правозащитникам, и они могли разговаривать с администрацией, администрация нашей колонии, и не только, шла навстречу. А потом бац – и всем все закрыли!
Елена Фанайлова: А в каком году стало все нельзя?
Анна Добровольская: Я бы сказала, что началось с 2006 года примерно. Это первый год, когда были приняты такие уже ограничительные поправки к закону о некоммерческих организациях, начало меняться законодательство, которое касается выборов. На самом деле, это уже началось 11 лет назад, просто происходило постепенно. Еще через шесть лет был закон об "иностранных агентах", и это был такой этап, когда всем казалось, что это просто бред, и никто не может к этому относиться серьезно. Потом уже стало понятно, что люди воспринимают это серьезно. В спектакле у себя мы это, скорее, высмеиваем.
Елена Фанайлова: В спектакле все герои объявлены иностранными агентами?
Анна Добровольская: Нет, не все. Андрей Юров, его инициатива, которую он возглавлял, это "Крымская полевая миссия", ее чуть не внесли в список нежелательных иностранных организаций, хотя это, на самом деле, даже не организация, а это такая неформальная коалиция людей и организаций, которые занимались ситуацией в Крыму.
Елена Фанайлова: Видимо, приписали политическую активность.
Я предлагаю посмотреть еще один отрывок. Это цитата из Эллы Поляковой, главы "Комитета солдатских матерей Санкт-Петербурга". Это будет уже ни разу не забавно, она рассказывает о поведении матери убитого солдата, который то ли повесился, то ли его повесили, и вот как эта мать себя ведет и в какие отношения они вступают между собой, как это все страшно, нелегко и трагично, потому что речь идет о смерти парня.
Елена Фанайлова: Такая печальная, в общем-то, история, которая еще раз говорит о реальности работы правозащитников, с чем они сталкиваются, с каким ужасным человеческим горем, с каким бессердечием государственной машины. Но я хочу еще спросить о другом. В этом же эпизоде, чуть раньше, Элла Полякова говорит, что ее обвиняют в сотрудничестве с властью, что правозащитники вынуждены так или иначе вступать в какие-то отношения с администраторами, чиновниками, в том числе и полицейскими, и тюремными, и так далее, что это какие-то компромиссы, но это все, в конце концов, бессмысленно, что это все равно что лечить печень, когда весь организм заражен. Как вы сами это чувствуете, как вы относитесь к этой претензии к правозащитникам?
Марина Клещева: Это было на моих глазах, когда у нас был начальник колонии Афанасьев, и когда Альперн нашла с администрацией общий язык. У нас был начальник творческий человек, он даже страусов привез, он сделал кафе, парикмахерскую... Сейчас это все плохо работает, сразу все обрубили, как умер Афанасьев. Я приезжала с Альперн и их командой два раза в колонию, они меня с собой брали, и я видела, как все ухудшилось. А потом перестали пускать. Начальство менялось, режим усложнялся, заключенные в шоке, потому что все ужасно, и опять появилась обозленность.
Елена Фанайлова: В спектакле есть такая педаль: готов ли ты встать на колени, как доктор Гааз, который становился перед государем, перед тюремными начальниками, для того чтобы помиловали кого-то из заключенных. Вот до такой остроты, в общем-то, стоит вопрос. Вы, Марина, как я понимаю, полагаете, что надо разговаривать с тюремными, облегчая жизнь заключенных.
Марина Клещева: Да! Надо с ними работать, и психологам надо работать, потому что там фон-то психологический тяжелый.
Елена Фанайлова: До определенной степени они и сами в травме находятся.
Марина Клещева: И потом, это и Леня говорил, и это я знаю по себе, как мы воспринимали: правозащитники же заходят в камеры, и мы их не воспринимаем, мы им не верим, и им приходится к нам в доверие входить. Людям с чистой душой приходится к уркам входить в доверие. Я говорю как есть. И они ходят, и каждый раз доказывают: ты мне не веришь, а я тебе помочь пришел. Вот это поразительно! А ты ему говоришь: иди отсюда, я тебе не верю. А он опять приходит. Это ли не встать на колени перед тем, кому ты помогаешь? Это ли не встать перед администрацией, которая тебя не пускает в эту колонию?
Елена Фанайлова: Фактически да...
Предлагаю посмотреть фрагмент из Светланы Ганнушкиной, которая начинается со слов "это еще и дурацкая привычка лезть в чужие дела"...
Елена Фанайлова: Вот эта фраза – "Любви хватит на всех" – говорит о многом об этих людях. И продолжая, Марина, ваш рассказ о том, что заключенные не доверяют правозащитникам, пример Светланы Ганнушкиной – это пример того, что люди уже настолько доверяют, что даже телефон ее пишут на стене камеры, и она оказывается человеком, которому можно позвонить в любой момент.
Марина Клещева: Вот одно время такими были Абрамкин Валера и Бабушкин, им верили безоговорочно. Но был случай, когда к нам приехал адвокат от правозащитной организации, сказал: "Я помогу" – отдали последние приговоры, и он их куда-то дел и исчез. И вот такие вещи, такие люди тоже бывают, и конечно, человеку, который не может сам себе сделать запрос на приговор, не может достучаться до администрации, чтобы они сделали запрос, и на запросы еще у нас часто не отвечают...
Елена Фанайлова: Это, кстати, одна из причин, видимо, разочарований и самих правозащитников в том, что они делают, в результатах своей работы. Оля, вас в интернете называют одной из красивейших актрис кино, просто звездой – и вы в роли всех правозащитниц, правозащитников, в тюремном спектакле...
Ольга Лысак: Да, я играла еще судью в спектакле "Часть 18", и еще в фильме Мирзоева, который сейчас на "Нику" номинировался, там я играю тоже такую... То есть я играю и с той стороны, и с другой людей, и судьи у меня хорошо получаются тоже. Ко мне даже подошел человек после этого последнего спектакля и сказал: "Я вас видел, и это такой контраст – там такое, а тут вы так..." Ну, это такой элемент профессии, мне кажется, я должна и тех, и тех уметь играть. Все по школе: ищи в злодее, где он добрый, ищи в добром, где он злой. В любом человеке все перемешано.
Елена Фанайлова: А вам не хотелось в такой безопасный гламурный мир отправиться, раз вы самая красивая актриса в российском кино?
Ольга Лысак: Не знаю, гламур и я... Я как-то себя не очень идентифицирую.
Марина Клещева: Ей некогда, она все время бегает, где-то работает, что-то делает...
Ольга Лысак: Мне нравится режиссура, мне нравится Театр.doc, мне нравится то, что я делаю. Мне нравится моя профессия. А гламур – это, мне кажется, какой-то пластмассовый немножко мир, ненастоящий, достаточно примитивный.
Елена Фанайлова: К вопросу о том, что вы держите в руках в спектакле, а это кандалы – тоже еще один из эмоциональных пунктов. Кандалы, которые вы вдруг достаете из ящичков, никто не ожидал, что вы их достанете, и вы рассказываете о том, что это кандалы, которые названы именем доктора Гааза, что противоречие в жизни и доктора Гааза, и любого правозащитника состоит в том, что, цитируя вас, "Гааз боролся за отмену кандалов, а их назвали его именем". Это еще раз к вопросу о бесконечной связи правозащитника с карательной системой и с людьми, которые наказаны ею. Аня, как вы внутри себя это противоречие решали? Или вам было важно просто показать в этом тексте, что оно есть?
Анна Добровольская: Нам, скорее, было важно в тексте показать, что оно есть, показать, что это не совсем однозначно. Но мне кажется, что сейчас, в современном мире такого почти не бывает. Сейчас митинги проходят на проспекте Андрея Сахарова, и там всех задерживают, но Сахаров не хотел, наверное, чтобы его именем проспект называли, где бы всех задерживали. И в то же время есть Сахаровский центр, куда мы всегда можем прийти, поговорить с коллегами, получить место какое-то. Здесь нам просто хотелось подчеркнуть, что когда Гааз был один, такая яркая личность и звезда, за ним никто не пришел, он так и остался один, а практически за всеми нашими героями стоят их коллеги, они все лидеры каких-то организаций и инициатив, и мы показали в спектакле только очень небольшую часть, правозащитников гораздо больше. Здесь мы выделили самые острые точки, а на последнем показе у нас был Юрий Джибладзе, который сказал: "Все еще хуже! Вы слишком оптимистично все показываете". Каждый раз спектакль у нас получается разным, где-то зрители и правозащитники сами в слезах уходят, где-то они, наоборот, скорее смеются и больше реагируют на эти все комедийные вещи. Но самое главное, я надеюсь, как опять же говорят и те и другие, что все-таки удалось атмосферу передать, показать людям, что это такое.
Елена Фанайлова: Обратимся к последнему герою. Андрей Юров, который говорит как раз об отчаянии и выгорании, о разочаровании и о том, что он лично признает слово "выгорание" только тогда, когда у человека есть отсутствие результата, когда он бьется головой о стенку, но ничего нет. Он рассказывает, сам себе противореча, в споре с собой, о разговоре с одним прекрасным человеком, который меняет его представление и о собственном самочувствии тоже.
Елена Фанайлова: Аня, улыбаясь, говорит, что все очень любят этот фрагмент. Почему? За оптимизм?
Анна Добровольская: Я не знаю, возможно, потому что там эта вставка про проектное мышление. Я проработала 10 лет в правозащитной организации, и с одной стороны, очень благодарна людям, которые нас поддерживали, но с другой стороны, я понимаю, что многих людей это очень сильно форматирует как раз так мыслить: ну, чем мы займемся сегодня? Пытками мы занимались на прошлой неделе, давайте на этой неделе займемся СПИДом. Такое иногда бывает в ряде организаций, и как раз наши герои, мне кажется, к этой сфере не очень относятся, но все равно вынуждены себя все время втискивать в эти рамки, когда на встречах с "донорами" им все время говорят: "Ну, мы же вас поддерживаем! Где? Когда?"
Ольга Лысак: Интересный больше момент, когда пришли правозащитники, и было такое столкновение. У нас же маленькое расстояние, метр от сцены до зала, и когда Альперн сидела на расстоянии метра, когда Юров сидит на расстоянии метра, это, конечно, очень сильно влияло, их энергетика, на актеров. Костя там начал немножко трястись, потому что он вошел, у него своя совершенно энергетика, и это была такая борьба персонажа и реальности. Там просто искры летели!
Елена Фанайлова: Мы сейчас посмотрим, как Андрей реагирует сразу после спектакля. Первой говорит Полякова
- Спектакль очень важен, потому что, пока мы все с вами видим, что кто-то рядом страдает, есть группа людей, социально исключенных, есть нам всем вместе над чем работать. И надежда есть, потому что каждый может все, и один человек может изменить вокруг себя ситуацию. Этот свет, который появляется в человеке, главное – зажигать в других этот свет, и тогда Россия высветится. А сейчас она достаточно темная.
- Мы, конечно, скучные, это правда! Вы же пытаетесь нас оживлять, но мы же очень скучные! Ну, вот посмотрите на нас, просто скукотища, на самом деле, застрелиться можно от тоски. Но вы молодцы! Вот когда искусство соединяется со скукой, с занудством, я бы сказал, то вдруг возникает... Правозащитники – это же про занудство. Вот кроме хитроумия, мужества, это же про занудство! Вот когда занудство соединяется с искусством, это прекрасно!
- Сегодня жизнь не заканчивается, и завтра черти что может происходить. И я думаю, что про то, что будет происходить завтра, еще можно таких спектаклей пять-шесть сделать. И надеюсь, это не последняя моя бутылка "Хеннесси". Вопрос ведь в том, что произойдет завтра, мы не знаем, и что будет с теми ребятами, которые защищают, с теми ребятами, чьи судьбы проходят через наши руки, скольких мы еще в тюрьмах повстречаем, кто впервые нас узнает, это же неимоверное количество! И каждый это будет проходить, и еще будут Театры.doc, и этот Театр.doc еще что-то сделает такое. Эта жизнь будет идти, идти и идти. Вызов за вызовом, вызов за вызовом! Я думаю, что нам в России такой вызов сделан по одной простой причине – Бог взглянул и сказал: "Блин, сколько хороших людей! Надо им такое сотворить, чтобы они реально проявили себя хорошими!"
Елена Фанайлова: Аня, почему Игорь "Хеннесси" получил?
Анна Добровольская: У него была мечта такая. Мы с Игорем интересно беседовали, как и со всеми, и мне пришлось его выцепить с заседания правления общества "Мемориал", мы сели там буквально в коридоре, потому что со всеми нужно было как-то договариваться, находить время, и Игорь вот так рассказывал. Там еще есть такой фрагмент: "Успеваешь ли ты общаться с детьми?" – "С какими?" – "Да со своими! А мечта у тебя какая?" – "Сдохнуть побыстрее", – а потом: "Ой, вот "Хеннесси" я ни разу в жизни не пробовал..." И когда мы поняли, что он будет на премьере, мы подумали, что надо обязательно воспользоваться этим. Мы это подгадали, и это был действительно очень эмоциональный момент для него, и он решил все-таки что-то сказать, чтобы, наверное, этот пафос немножко сбить, опять как-то вернуть нас к реальности, сказав, что мы можем сейчас радоваться, но надо помнить, что завтра нас ждет опять тяжелая работа.
Елена Фанайлова: Думаю, что девизом спектакля "Правозащитники" Театра.doc все-таки является фраза Светланы Ганнушкиной: "Любви хватит на всех".