Под конец рабочего дня 3 ноября 2016 года из дверей ОВД подмосковного Фрязино выбежала женщина в форме. Из раны на лице хлестала кровь. Она упала на колени и стала прикладывать к ране снег, никто из оцепеневших вокруг коллег даже не вызвал скорую.
Пострадавшей была 32-летняя инспектор по делам несовершеннолетних капитан полиции Екатерина Паливода, раненая выстрелом из пистолета Макарова в комнате для сдачи оружия. К ней тут же подбежал ее муж Роман Рудницкий, работавший заместителем начальника Муниципального управления МВД "Щелковское". Он совершенно случайно оказался во Фрязино – проводил плановую проверку отдела и как раз выезжал с парковки, когда увидел в зеркало заднего вида раненую жену. "Что случилось?!" – закричал Роман. "Стреляли", – еле ворочая языком ответила Екатерина. "Ты стреляла?" – "Нет, дежурный". Романа удивило, что на жене было два ремня и две кобуры, но Екатерина больше ничего объяснить не смогла – пуля раздробила ей нижнюю челюсть и отхватила четверть языка, она лишь сплевывала на снег набиравшуюся во рту кровь вместе с собственными зубами. Подъехавшая карета скорой помощи отвезла ее во Фрязинскую больницу, где Екатерина еще раз – знаками – объяснила врачам, что стреляла не сама.
По факту ЧП в Щелковском управлении МВД тут же начали служебную проверку, и уже 7 марта заместитель начальника Управления Владимир Катков, исполнявший обязанности своего уехавшего в отпуск шефа Дмитрия Рябова, выпускает приказ, где значится, что в результате неосторожного обращения с оружием выстрел произвела… сама Екатерина Паливода. Катков опирался на рапорты свидетелей – принимавший оружие дежурный Андрей Ильющенко и две участковые уполномоченные Наталья Зыкова и Наталья Еремина якобы видели, как, сдавая пистолет после учебных стрельб, Екатерина наклонилась, просунула голову в окошко, где принимают оружие, и нажала на курок пальцем левой руки – пуля срикошетила от стены и попала ей в щеку. Владимир Катков приказал наказать начальника отдела по делам несовершеннолетних – непосредственного руководителя Екатерины, а также начальника отдела полиции Фрязино, дежурного Андрея Ильющенко и даже мужа Екатерины Романа – "за необеспечение соблюдения подчиненными сотрудниками законодательства РФ и служебной дисциплины". Саму Екатерину должны были привлечь к дисциплинарной ответственности по выходе из больницы. О происшествии не написали ни на сайте МВД, ни даже в местных СМИ – гласность полицейскому руководству явно была не нужна. Зато по городу поползи слухи, что произошедшее в ОВД было попыткой суицида. "Катков мне это в глаза говорил, – рассказывает Роман Рудницкий. – Он, мол, уверен, что Катя сама стреляла, потому что я на нее как-то не так воздействую. Я на это задал простой вопрос: если она хотела застрелиться, почему она это не сделала у себя в кабинете или в коридоре, зачем надо было стреляться, протиснувшись в окошко дежурного?" Сплетня дошла даже до детей Романа и Екатерины: им решили сразу не сообщать подробности случившегося, но одноклассник 12-летней Юли узнал от работавших в полиции родителей, что мама якобы пыталась застрелиться: "Наши друзья, которые с ними сидели, рассказали, что Юля прибежала домой в слезах. Пришлось успокаивать. Потом мы им рассказали, конечно", – говорит Екатерина.
Лишние патроны
Выйдя из больницы, 6 января Паливода написала рапорт о том, как произошел инцидент, и в тот же день отправилась давать объяснения следователю Следственного комитета по Московской области Олегу Вострякову. "Когда он меня выслушал, он был просто поражен, – рассказывает Екатерина. – Он говорит, вы мне нарисовали картину, которая только теперь стала понятна, а то, что мне показали [другие свидетели ЧП], не соответствует действительности".
От Екатерины следователь узнал, что в тот день в ОВД и правда проводились занятия по огневой подготовке, с утра Паливода получила свой пистолет Макарова, но патроны к нему брать не стала – они на стрельбах были не нужны. В журнале учета табельного оружия есть соответствующие отметки. Зато ее коллега, тоже инспектор ПДН Юлия Андреева взяла не только пистолет, но и два магазина с боевыми патронами – правила этого не запрещают. Из тира инспекторы вернулись в ОВД, однако сразу оружие сдать не смогли – в отдел с проверкой как раз приехал муж Паливоды. "Я пистолет почистила в кабинете, пока сидели, и Юля [Андреева] мне говорит, сдай и мой пистолет, у меня очень много материалов. Я говорю, давай мне вместе с ремнем и кобурой", – рассказывает Екатерина, произнося слово "кобура" на профессиональном сленге с ударением на первом слоге: "кáбура". По пути Паливода встретила двух участковых Зыкову и Еремину, которые спросили ее, куда она идет с двумя "кáбурами" на поясе, – обе они в тот же вечер по просьбе руководства напишут в объяснениях, что лично видели, как стреляла Паливода.
Зайдя в комнату для сдачи оружия, Екатерина отдала дежурному Ильющенко свой пистолет, он принял его и вытащил карточку-заместитель, которую сотрудники сдают в обмен на оружие. "Я говорю ему: Андрей, тут Юля передала свое оружие, если ты примешь, то я тебе сдам, у нее материалов куча, она не хочет отвлекаться, – рассказывает Паливода. – Он согласился. Я говорю: ты помнишь, что у нее пистолет с полным магазином? Он говорит: давай сюда, я сам разберусь. Я положила пистолет рукояткой к нему, чтобы он видел, что там в основании стоит магазин с патронами, и сверху положила еще один магазин. Я стою, он говорит: Кать, забери свою карточку-заместитель. Я рукой провела по окошку – нету. Наклоняюсь туда и вижу, что он около себя ее положил, я ее беру, кладу себе в карман и в это время вижу, как он берет пистолет Андреевой и нажимает на спуск. Я увидела искры из дула, закричала и зажмурилась, а после почувствовала боль в щеке". Паливода зажала щеку рукой и кинулась в коридор, снова столкнувшись там с Зыковой и Ереминой, а оттуда на улицу, чтобы приложить к лицу снег – думала, что ей станет лучше из-за перепада температуры.
Полиция против улик
По словам Романа и Екатерины, фальсифицировать доказательства, чтобы выставить ЧП самострелом, руководство щелковской полиции начало сразу после происшествия. В отдел приехал Владимир Катков, который попросил принести из оружейной комнаты почищенный пистолет Паливоды, взял у одного из оперуполномоченных патрон, зашел за угол, где не было камер, и, надев на руку пакет, выстрелил. Пистолет Екатерины и гильзу от него отдали следователю, которого вызвали только к 10 вечера – через три с половиной часа после инцидента, тщательно зачистив место происшествия. Обо всем этом следствию позже рассказал Альберт Хабчаев, начальник Фрязинского отдела полиции, которого вскоре уволили – за "систематическое нарушение дисциплины". Тот же Хабчаев нашел в снегу и пулю с прилипшими к ней зубами – ее он тоже отдал Каткову, однако до Следственного комитета она так и не дошла.
К приезду следователя все свидетели уже сидели в Щелковском управлении с готовыми рапортами: Юлия Андреева написала, что сдавала свой пистолет сама, Зыкова и Еремина подтвердили, что видели, как стреляла Паливода, эта же версия была изложена и в рапорте Андрея Ильющенко. В журнале учета табельного оружия поверх прочерков в графах за магазины с боевыми патронами напротив фамилии Паливоды чужой рукой были проставлены подписи в том, что она эти обоймы всё же получила. Поверив изложенным фактам, следователь не изъял пистолет Андреевой, не взял смывов с рук дежурного Ильющенко (зато смывы с рук и лица Паливоды сделали в больнице, куда она поступила – следов пороховых газов обнаружено не было), да и вообще думал, что дело "отказное" – пока не пообщался с самой пострадавшей.
Впрочем, поговорив с Паливодой, следователь Востряков, по словам Екатерины, взялся за дело ответственно: он встретился с Хабчаевым, который рассказал ему о найденной пуле, и с Ильющенко, который подтвердил, что стрелял именно он. Дежурный объяснил выстрел неожиданным спазмом в спине, впрочем, Роман Рудницкий в спазм не верит: "Скорее всего, Андреева, когда отстрелялась, вставила в пистолет обойму с боевыми патронами и случайно передернула затвор, так что один из патронов вошел в боевое положение. Ильющенко вынул магазин и сделал то, что мы называем контрольным выстрелом, чтобы убедиться, что ствол пустой. Но он оказался не пустой", – поясняет Рудницкий.
Настойчивость следователя привела к тому, что 27 февраля в Щелковском управлении неожиданно "нашли" написанный еще 6 января рапорт Паливоды: "При подготовке документов для оформления страховых выплат […] в пакете документов было обнаружено объяснение капитана полиции Е. Ю. Паливода", – значится в документе, подписанном самим начальником управления Дмитрием Рябовым. В изложенных Паливодой фактах полицейские вполне резонно увидели преступления, предусмотренные как минимум двумя статьями УК РФ – 224 ("Небрежное хранение огнестрельного оружия") и 118 ("Причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности"). Но даже передав рапорт в СК, щелковское руководство решило держаться своей версии: 9 марта Екатерину ознакомили с приказом Рябова, в котором снова значилось, что выстрел она произвела сама, за что и была предупреждена о неполном служебном соответствии и лишена премии.
Жаловаться – на пенсии
Поняв, что от собственного руководства ничего не добьешься, Екатерина и Роман стали писать жалобы во все возможные инстанции: на кону была не только честь офицера, но и расходы на лечение: в ведомственной больнице МВД Паливоде оказали первую помощь, укрепив челюсть, но дальнейшие операции по восстановлению зубов она должна оплачивать сама. "Мы писали везде, – говорит Роман Рудницкий, – в ФСБ, в УСБ (Управление собственной безопасности МВД. – Прим.), в Генеральную прокуратуру и в прокуратуру области, во все инстанции МВД – и в Московскую область, и в Главное управление, и самому Колокольцеву. Мы ездили на прием в Администрацию президента, писали уполномоченному по правам человека – что вот налицо не только нанесение тяжких телесных повреждений, но и превышение служебных полномочий со стороны руководства с целью скрыть доказательства. Но уголовного дела так никто и не возбуждал, а на все письма мы получали отписки: ФСБ пишет, что это не их дело, ГУ МВД пишет, что спустили в Московскую область, в Московской области пишут, что спустили в Щелково, а в Щелково добиться правды невозможно".
Эффект от активности супругов все же был. В марте 2017 года Роману Рудницкому исполнилось 56. По закону, по достижении 55-летнего возраста сотрудники МВД каждый год должны продлевать контракт, проходя медкомиссию. На здоровье Рудницкий не жаловался, приказ о продлении срока его службы был подписан Дмитрием Рябовым еще в феврале, все документы были отправлены в ГУ МВД, осталось только дождаться подтверждения приказа. Но приказа не последовало: в конце февраля Рябов позвонил Рудницкому и потребовал от того прекратить выносить сор из избы: "Он говорит, если вы не успокоитесь, я найду на вас управу, чтобы не продлить вам срок службы. Я спрашиваю: Дмитрий Николаевич, а как вы можете это сделать? Документы уже ушли". Через несколько дней после этого разговора Рудницкому позвонили из отдела кадров ГУ МВД Московской области, сказав, что "приказа нет и, скорее всего, не будет", а и вообще все документы на него изъяли, велев готовить новый пакет – на увольнение.
Увольнение Рудницкого не помогло руководству Щелковского МВД избежать повторной служебной проверки, проведенной уже Управлением собственной безопасности ГУ МВД по Московской области. Все свидетели происшествия на этот раз подтвердили – стреляла не Паливода, а дежурный Ильющенко. Приказ начальника подмосковного ГУ МВД Виктора Паукова от 22 марта отменил все взыскания от щелковского руководства и назначил новые: Паливоду и Андрееву привлекли к ответственности за то, что одна понесла сдавать пистолет другой, дежурного Ильющенко уволили, снова наказали Рудницкого, но вместе с ними наказали и Владимира Каткова – за "необеспечение соблюдения служебной дисциплины" и "необеспечение достоверного установления обстоятельств произошедшего ЧП". В приказе, впрочем, не было ни слова о намеренном сокрытии доказательств, не упоминался в нем и Дмитрий Рябов, отвечавший как за дисциплину среди личного состава, так и за установление фактов произошедшего.
Дело есть, но дела нет
Материалы проверки УСБ были направлены в Следственный комитет тому самому следователю Вострякову, который в частных разговорах с Рудницким и Паливодой говорит, что у него достаточно материалов для возбуждения уголовного дела не только по факту огнестрельного ранения, но и по превышению служебных полномочий полицейскими начальниками, но у предполагаемых подозреваемых слишком сильное лобби. "Он выносит одно за другим постановления о возбуждении, но их не подписывает прокуратура! – возмущается Рудницкий. – Уже полгода прошло, а дела нет!"
По мнению Екатерины и Романа, причина тому может быть одна – стремление полицейского руководства Московской области выгородить начальника Щёлковского управления Дмитрия Рябова. "Если я сама в себя стреляла, меня наказывают и всё. А если как я говорю, да еще с уголовным делом, то тут страдают многие: дежурного увольняют, наказывают начальника кадров, заместителя начальника полиции Каткова, начальника Фрязинского ОВД, меня, Андрееву и начальника дежурных – видите, сколько уже? За такое количество наказанных людей должны были наказать еще и Рябова".
К Рябову, впрочем, не хотели привлекать внимание, возможно потому, что он уже был раньше уволен из органов МВД – в январе 2015 года его со скандалом сняли с должности начальника ОВД Басманного района Москвы за "системные неудовлетворительные результаты в оперативно-служебной деятельности" – редкий случай в полицейской "системе", где людей предпочитают увольнять по-тихому. Впрочем, уже весной того же года он попадает в управление уголовного розыска подмосковного МВД, а в октябре идет на повышение в Щелковское муниципальное управление. "Для того чтобы так держаться на плаву, нужны хорошие заступники, – уверена Екатерина Паливода. – А кто может быть таким заступником, как не Пауков (Виктор Пауков – начальник МУ МВД РФ по Московской области. – Прим.)? Если бы имя Рябова звучало в таком контексте, Паукову тоже пришлось бы несладко".
Сегодня Роман Рудницкий оформляет пенсию, сетуя, что в его возрасте можно найти только одну работу – охранником в супермаркете, а Екатерина продолжает лечиться и писать жалобы. "Если бы они сразу правду сказали, никто бы их не уволил, сразу бы возбудили уголовное дело. А они побоялись, – говорит Екатерина слегка дрожащим голосом. – И потом ко мне никто даже в больницу не пришел, никто не позвонил! Андреева, как только узнала, что я выхожу на работу, тут же ушла на больничный, а потом прислала по почте рапорт об увольнении – стыдно ей стало смотреть мне в глаза. И вот сейчас я работаю с этими людьми и я совершенно одна, мне приходится все свои материалы перепроверять по сто раз. Но я не уйду, пока не возбудят дело по факту сокрытия улик. У меня нет претензий к дежурному, он уже понес свое наказание, но такие люди, как Рябов и Катков, в органах работать не должны, – говорит Екатерина, добавляя расстроенно: – Я раньше не думала, что эти истории про то, что дела уголовные возбуждают против невиновных или, наоборот, не возбуждают, что всё это правда… А теперь я понимаю: пока ты работаешь, ты нужен, а как только кому-то мешаешь, никто за тебя не заступится".
