Многочасовые обыски без санкции суда "ввиду крайней необходимости", допросы, обязательства о явке, судебные заседания по мере пресечения, домашний арест, арест на два месяца, адвокат по назначению, особый порядок, приговор – все эти юридические термины, казалось бы, прочно вошли не только в наш язык, но стали нормой жизни.

Недаром одним из самых успешных информационных сайтов в последние два года стал проект "Медиазона", на котором регулярно ведутся онлайн-трансляции громких судебных процессов, публикуются статьи о всевозможных уголовных делах, о жизни заключенных, о состоянии российской пенитенциарной системы. Другие информационные ресурсы публикуют памятки о том, как вести себя на допросе, на обыске, как требовать адвоката по соглашению и не доверять адвокату по назначению, что брать с собой и как выжить в следственном изоляторе.

Но истории последних дней и часов показывают, что чужой опыт никому не помогает. "Болотное дело", например, ничему не научило обвиняемых по "делу 26 марта". Двое из пятерых арестованных, поверив адвокату по назначению, работавшему на следствие, признали свою вину и согласились на "особый порядок", понадеявшись, что отделаются условным сроком. А получили сроки реальные: актер Юрий Кулий – 8 месяцев колонии-поселения и слесарь из Люберец Александр Шпаков – полтора года колонии общего режима.

Можно ли с уверенностью утверждать, что, не признай они вины, то получили бы меньшие сроки? Неизвестно, но во всяком случае, тогда был бы полноценный процесс, на котором адвокаты, реально представляющие интересы подсудимых, смогли бы показать, как все было на самом деле: как вели себя полицейские и если применялось к ним насилие, то почему? Оба подсудимых говорили, что защищали тех, кого колотили полицейские. Известно, что и самого Шпакова избили при задержании. На "обычном" суде можно было бы привлечь внимание и к этим фактам, опросить свидетелей, но когда дело рассматривается в особом порядке, свидетели в суд не не вызываются и обстоятельства не исследуются.

В любом случае чистосердечные признания участников "акции 26 марта" и реальные сроки, которые они получили, чрезвычайно важны для власти и чрезвычайно плохи для общества. Реальные сроки отпугнут людей от новых акций протеста, а признание обвиняемыми по "делу 26 марта" своей вины не создаст для них большой группы поддержки, которой, впрочем, и так нет. Не сравнить же внимание к этому уголовному делу с тем вниманием и поддержкой, которая была у "болотников"! В этом, безусловно, заслуга власти и правоохранительных органов. Участников "акции 26 марта" задерживали и арестовывали тайно, их самих и их родственников умело обрабатывали, уговаривая не создавать лишнего шума и не обращаться к адвокатам, согласиться на особый порядок, чтобы поскорее выйти на свободу. Думаю, здесь сыграла свою роль и пассивность московской Общественной наблюдательной комиссии, члены которой не разыскивали арестованных за "акцию 26 марта" так же активно, как это делала прежняя комиссия, регулярно посещая арестованных по "Болотному делу".

Следственный комитет научился на своих ошибках и сделал все, чтобы из обвиняемых по "делу 26 марта" не сотворили новых политических заключенных, чтобы следствие и суд прошли в рекордно короткие сроки. И хотя еще не все арестованные осуждены, есть ощущение, что такая задача в Следственном комитете была поставлена.

Можно ли требовать от простого слесаря из Люберец и молодого актера высокой правовой сознательности, если ей не обладают люди, казалось бы, более искушенные? Тысячу раз права глава организации "Русь сидящая" Ольга Романова, которая, комментируя обыски у режиссера Кирилла Серебренникова, сказала: у каждого сегодня должен быть не только свои врач и парикмахер, но обязательно и свой адвокат. Ведь мы не знаем, какие ошибки мог допустить при обыске тот же Серебренников, пока к нему прорывался адвокат, посланный Романовой; не знаем, что на допросах с адвокатом по назначению говорили сотрудники "Седьмой студии", которые проходят по "театральному делу".

Вы спросите, а что они должны были делать, если рано утром их вытащили из постелей и потащили на допрос? Прежде всего, они должны были требовать разрешить им позвонить адвокату или близкому человеку, который пришлет адвоката. А пока этого не будет – молчать и не давать показаний. Это золотое правило, которое многих уже спасло от катастрофических последствий. И я готова повторять это правило множество раз. И, слава Богу, есть у нас пока правозащитные организации, которые могут предоставить надежных адвокатов: это и та же "Русь сидящая", и "Открытая Россия", и "Агора", и "Общественный вердикт".

Предвижу, что найдутся люди, которые удивятся и спросят, зачем им, законопослушным гражданам, не связанным с оппозицией, не посещающим митинги, заранее обзаводиться телефонами адвокатов или запоминать названия правозащитных организаций? Такой вопрос могут задать только те, кто никогда не выходят в интернет, позволяют себя зомбировать российскому телевидению. Этих людей, живущих в счастливом неведении, придется огорчить: каждый, даже самый законопослушный гражданин в одночасье может оказаться участником любого уголовного, административного или гражданского дела.

Я всегда выступала против сравнений репрессий нашего времени с репрессиями сталинского. Наша интеллигенция любит, чуть что, пугать себя и остальных 37-м годом. Но теперь мне кажется, что репрессии перестали быть "точечными". ФСБ и Следственный комитет получили карт-бланш и умышленно обзавелись широким неводом, куда день за днем попадаются граждане всех сословий и социальных групп, которые ранее никогда не смогли бы оказаться ни в тюрьме, ни на допросе.

Уголовные дела все чаще заводятся по доносам. По доносам "бдительных" родителей, которым, например, не нравится книга о половом воспитании, из книжных магазинов изымают тиражи книг. По доносам уволенных сотрудников заводят дело на Наталью Шарину, директора Библиотеки украинской литературы, обвиняют ее в экстремизме, чтобы закрепить обвинение, подбрасывают во время обыска в библиотеке эти самые экстремистские книги. По доносу куратора из ФСБ отправляют за госизмену на семь лет в колонию строгого режима Владимира Лапыгина, 76-летнего ученого, всю жизнь трудившегося на благо страны.

Что же можно противопоставить этому вполне сталинскому мороку? Только одно: гражданскую солидарность. Такую, какая была оказана в свое время обвиняемым по "Болотному делу", а еще раньше по "делу Алексея Козлова". Недавний пример солидарности – собрание около "Гоголь-центра", куда поддержать Кирилла Серебренникова и его сотрудников пришли десятки известных и неизвестных людей, простые зрители. Эта солидарность иногда творит чудеса. Вспомните Ильдара Дадина. Его первые слова на свободе были словами благодарности за поддержку гражданского общества, которое, быть может, спасло ему жизнь.

Зоя Светова – журналист "Открытой России", бывший член Общественной наблюдательной комиссии города Москвы

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции