Шекспировский центр Полонского, где расположен Театр для новых зрителей, показал одну из трех главных пьес беккетовского канона – "Счастливые дни". Написанная в 1961-м, впервые она была поставлена в том же году в нью-йоркском театре Черри-Лэйн, где мне довелось увидеть этот шедевр много лет спустя. Нынешняя постановка (режиссер – Джеймс Банди) не уступает всем предыдущим уже потому, что главную – и мучительную – роль восхитительно играет Дайан Уист. Лауреат двух "Оскаров", любимая зрителями за роли в фильмах Вуди Аллена "Ханна и ее сестры" и "Пули над Бродвеем", она четверть века готовилась к "Счастливым дням" и наконец – в 69 лет– сыграла в спектакле, который Уист назвала "Гамлетом" для женщин".

Даже по сравнению с "В ожидании Годо" и "Эндшпилем" эта пьеса поражает драматургическим аскетизмом. Беккет ограничил себя одной сценической метафорой: время как поглощающая нас земля. Впрочем, зарытая в нее Винни себя жертвой не считает и говорит без умолку. Вся пьеса – ее бессмысленный монолог, разбавленный редкими репликами угрюмого мужа (его играет известный ирландский актер Ярлатс Конрой). Оставив нас наедине с этим словесным поносом, Беккет вынуждает вслушиваться в слова, значение которых только в том, чтобы убить время, не думая о том, как оно убивает тебя. Винни говорит обо всем на свете. Она вспоминает прошлое, когда она еще могла ходить и даже танцевать, она описывает происходящее, хотя давно уже вокруг нее ничего не происходит. Но главное – она перебирает банальное, если не считать револьвера, содержимое своей сумки, накопленного ею добра, которое помогает Винни оставаться собой.

Все это заполняет первый акт, потому что во втором героиня погрузилась в землю по шею и уже не может добраться до своей сумки. Но и это не мешает Винни. Лишенная подвижности, она по-прежнему твердит свое: "И опять день выдается на славу". С этим вряд ли согласен ее муж Вилли, предпочитающий разговорам объявления в старой газете.

В той супружеской паре, которую Беккет вывел в "Счастливых днях", один не дополняет, а пародирует другого. У Винни нет ног, у Вилли – их как бы слишком много. Одна не может ходить, другой способен передвигаться только на четвереньках. Винни врастает в землю, Вилли по ней, по земле, ползает.

Герои Беккета всегда ходят парами: Виктор и Эстрагон в "В ожидании Годо", Хамм и Клов в "Эндшпиле", Винни и Вилли – в "Счастливых днях". Все они как коробок и спичка необходимы друг другу, хотя между собой их связывает лишь трение. Взаимное раздражение – единственное, что позволяет им убедиться в собственном существовании. Зная об этом, Винни ценит в общении возможность выхода: "Я не просто разговариваю сама с собой, все равно как в пустыне – этого я всегда терпеть не могла – не могла терпеть долго. Вот что дает мне силы, силы болтать то есть".

Ее болтовня – средство связи. Речь покоряет тишину, мешая ей растворить нас в себе. Но живы мы не пока говорим, а только тогда, когда нас слышно. Разговор Винни – как услышанная молитва. Если у нас есть хотя бы молчащие (как в зрительном зале) слушатели, монолог – все еще диалог. Не полагаясь на то ли немого, то ли глухого Бога, Винни создает себе "Другого" не в зоне метафизики, а из подручного, пусть и увечного материала.

От своих актеров Беккет требовал неукоснительного следования ремаркам, занимающим чуть ли не половину текста. Верный жест был для автора важнее слова. Говорить люди могут что угодно, но свободу их движения сковывает не нами придуманный закон, в том числе – всемирного тяготения. Подчиняясь его бесспорной силе, мы демонстрируем границы своего произвола. Смерть ограничивает свободу воли, тяжесть – свободу передвижения.

Принято говорить, что Беккета занимала "человеческая ситуация", что его интересовали исключительно универсальные категории бытия, равно описывающие любую разумную особь. При всем том в "Счастливых днях" угадываются сугубо личные, автобиографические мотивы. Как и в двух предыдущих шедеврах, Беккет списывал драматическую пару с жены и себя. Друзья знали, что в "Годо" попали без изменения диалоги, которые им приходилось слышать во время семейных перебранок за столом у Беккетов. "Счастливые дни" копируют домашний быт автора с еще большей достоверностью.

Колченогий и молчаливый Вилли, любитель похоронных объявлений, – это, конечно, автошарж. В нем Беккет, у которого всегда болели ноги, изобразил себя с той безжалостной иронией, с которой он всегда рисовал свой портрет. Но Вилли в пьесе – второстепенный персонаж и отрицательный герой. Главную – во всех отношениях – роль играет тут Винни. Она – тот фактор, который делает возможным наше существование. Винни – это гимн рутине. О ее цене – и мужестве героини – должны задуматься те "новые зрители", к которым обращает свой спектакль Шекспировский центр, расположенный в столице хипстеров.