Архивный проект "Радио Свобода на этой неделе 20 лет назад". Самое интересное и значительное из архива Радио Свобода двадцатилетней давности. Незавершенная история. Еще живые надежды. Могла ли Россия пойти другим путем?

Диктор: Слава и бесславие Арманда Хаммера - американского мецената, связного Кремля. По странницам новой книги Эдварда Джея Эпстайна "Досье. Тайная история Арманда Хаммера". Передачу ведет Аркадий Львов. Впервые в эфире 20 мая 1997.

​Аркадий Львов: Никаких американских секретов - ни военных, ни промышленных - Арманд Хаммер в кабинеты на Лубянке не передавал. Собственно, это ему и не инкриминировалось. Офицеры ФБР в тот пасмурный мартовский день 1952 года, когда вели беседу с ним в своем нью-йоркском офисе, говорили об агентурной его роли связного Кремля, то есть человека, который был на ролях посредствующего звена в московской цепи за океаном. Загородившись, как помним, фигурой покойного отца, которого он, как помним, представлял не разрушителем социальных устоев, не подрывником, а благородным заблуждающимся идеалистом, Арманд решительно утверждал, что ни в каких операциях, ни в каких переводах денег через банковские счета хаммеровской компании "Allied American" не только не участвовал, но и вообще впервые об этом слышит, как впервые слышит и имя какого-то Монеса, которому, будто бы, он сам по распоряжению из Москвы передавал деньги.

Диктор: Нет, - Хаммер широко развел руками, чтобы выразить меру своего недоумения,- он не только не знал о существовании какого-то Монеса, но и никогда не слышал о его имени. На мгновение в памяти Арманда встал декабрь 1925 года, Берлин, когда он получил письмо от отца из Москвы, явно обеспокоенного тем, что Монес не получил еще денег, назначенных ему Москвой. Нет, - решительно повторил Арманд, глядя офицерам в глаза,- никакого Монеса он никогда не знал, имя его слышит сегодня впервые. У офицеров ФБР оставалась одна гипотетическая возможность - обратиться к доктору Юлию Хаммеру и фармацевту Джейкобу Монесу. Но, увы, и тот, и другой обретались уже в иных мирах.

Аркадий Львов: Подготовленный сенатором Бриджесом загодя, Арманд ожидал вопроса, который, по его психологическим выкладкам, зададут ему напоследок, под занавес. Поскольку беседа близилась к концу, а вопроса все не задавали, он стал испытывать даже некое беспокойство. Такое бывает у человека в предчувствии подвоха. По картине, какая встает из архивов тех, почти полувековой давности лет, вопрос этот действительно с особой тщательностью прорабатывался детективами ФБР.

Речь шла о тех 75 тысячах долларов, по нынешним деньгам примерно полмиллиона, которые внезапно поступили на счета Хаммера из московских источников.

Диктор: Сенатор Бриджес, после конфиденциальной беседы с Эдгаром Гувером, рекомендовал Арманду отнестись к этому пункту с максимальной ответственностью. Естественно, что именно сделать, что и как представить в свое оправдание это была уже забота самого Хаммера. Сохранились ли бумаги тех лет? И, если сохранились, то какие именно попали в сейфы ФБР Арманд не знал. Бесспорным, однако, было, что всех документов в распоряжении у ФБР быть не могло. В противном случае ему, Арманду, просто предъявили бы обвинение. Точнее, на первом этапе – улики, а вслед за ними – обвинение. Но сенатор Бриджес, известный своим практическим взглядом на всякого рода каверзы, сказал, что более всего внимание надо обратить на эту историю с 75 тысячами. Собственно, это означало, что Хаммер должен взять инициативу в свои руки, то есть подготовить свою версию всей истории.

Аркадий Львов: И Арманд подготовил. Едва перед ним поставили этот вопрос о 75 тысячах, которые перечислило на его имя советское правительство, на мгновение, как бы припоминая, он задумывался и тут же, в деталях, как будто дело было не треть века назад, а чуть не третьего дня, стал рассказывать, как в 1920 году, то есть до первой своей поездки в Россию, закупил нефтебуровые машины по просьбе Москвы и отправил их заказчику, то есть советскому правительству. Увы, заказчик, как и следовало ожидать, оказался необязательным, и в этих условиях ему, Арманду Хаммеру, не оставалось ничего другого как самому отправиться в Москву, дойти, если надо будет, до самого Кремля и добиться возмещения расходов. Как ни отчетливо представлял он себе все сложности, все трудности, какие его ждали, все оказалось во сто крат сложнее и труднее - ему пришлось задержаться в России, но, в конце концов, он добился своего. Кремль изыскал средства, чтобы уплатить долг, вот эти самые 75 тысяч, о которых идет речь.

Диктор: К трудностям и испытаниям, какие выпали в большевистской России на долю господина Хаммера, офицеры ФБР отнеслись с пониманием, но попросили представить документы о нефтебуровых машинах, какие господин Хаммер закупил на Западе по просьбе Москвы. Арманд чистосердечно признал, что документов никаких не сохранил, поскольку не предполагал, что когда-нибудь появится в них надобность. И вообще, добавил он с горькой усмешкой, если бы с тех дней он сохранил все бумажки, то сегодня не было бы ему надобности сидеть здесь и объясняться.

Аркадий Львов: Американский историк Эдвард Эпстайн, биограф Хаммера, говорит, что представление было разыграно мастерски.

В отчете, который офицеры ФБР из нью-йоркского отделения представили своему начальству в Вашингтоне, особо отмечены искренность, доверительность и полнота ответов и объяснений Хаммера. После четырех часов этого разговора, по многим приметам чуть не задушевного, досье "61-820. Арманд Хаммер" пополнилось множеством новых листов, фактов, однако, не прибавилось, прибавились только объяснения к фактам, которые дал человек, чьим именем помечено было досье. Да, к этому следует добавить еще несколько страниц, хотя и не по существу самого разговора Арманда с офицерами ФБР, но, тем не менее, весьма важных. Это были личные рекомендации двух влиятельных судей и конгрессмена Эммануэля Келлера, председателя Юридического Комитета Палаты Представителей, чьи прерогативы, в частности, включали надзор за деятельностью ФБР.

Диктор: Получив отчет своего нью-йоркского отделения, Эдгар Гувер ознакомился с ним тогда же, с марте, и особо выделил то место, где Хаммер давал свою версию 75 тысяч долларов, полученных в Москве. В 1920 году (Арманд указал этот год как время отправки нефтебуровых машин, за которые большевики должны были ему деньги) Советская Россия подвергалась блокаде. Война с Польшей закончилась только осенью. Не только Запад не стал бы поставлять в те времена нефтебуровые машины в Россию, но и самой советской России было еще не до них. Гувер велел поднять всю документацию о поставках в Россию тех дней. Не было найдено ни одного свидетельства о такого рода экспортных операциях. Более того, в документах самой хаммеровской компании "Allied American" не было и намека на подобные операции, никаких сведений, которые подтверждали бы не только сами операции, но и просто присутствие их в коммерческих планах фирмы, ФБР не получала в те дни от своих осведомителей из числа сотрудников фирмы. Между тем, в сейфах ФБР хранились копии счетов "Allied American", имена людей, получавших через фирму деньги из Москвы либо в уплату за агентурные услуги, либо в возмещение понесенных расходов.

Аркадий Львов: По документам, которые имел в своем распоряжении шеф ФБР Гувер, одним из главных получателей московских фондов был Джейкоб Монес, тот самый Монес, о котором Арманд Хаммер клятвенно заверял парней из ФБР, ведущих с ним разговор по душам, что ни самого этого агента не знал, ни имени его не слыхал. Шефу ФБР предстояло решить продолжить ли расследование хотя бы о тех 75 тысячах, которые, что называется, сами на глаза лезли, или предать дело забвению, закрыть дело. В позиции главного сыска страны была одна серьезная слабина – все или почти все сведения о Хаммере были добыты с помощью средств, запрещенных законами США. К тому же дело было тридцать лет назад.

Итак, делу "61-830. Арманд Хаммер" шеф ФБР США Эдгар Гувер (после президента, а, по мнению некоторых историков, вровень или даже впереди президента самый осведомленный человек в стране) решил не давать ходу. Дело было закрыто. Но закрыть дело - это не то же, что сделать его не бывшим, изъять раз и навсегда из досье. И Арманд вскоре почувствовал это.

Во-первых, оскорбительно, унизительно было для него, теперь уже мультимиллионера, мецената, филантропа само по себе дознание ФБР, тем более не в главном офисе, а в местном отделении, как будто и этим указывали ему его действительное, его подлинное место. Во-вторых, он стал чувствовать, как будто уставились на него со всех сторон какие-то невидимые глаза. Внимание, которое требовало от него быть постоянно настороже, чувство, которое было вроде того, какое бывало у него в Москве и в Берлине в 1920-е годы, когда страхи доводили его чуть не до безумия.

Диктор: Позднее, воспоминания эти годы, 1950-е, он сам говорил – "вторжение мрака". Куда ни поворачивался он, то ли по стрелке дороги, то ли против, то ли поперек, везде, как молодца в русских сказках, что-то подстерегало его. Чтобы укрупнить себя через фигуру Рузвельта в своей биографии, он купил у Элиота Рузвельта летний дом на канадском острове Кампобелло, где Франклин Рузвельт ухаживал за будущей своей женой Элеонорой, и где поразил его полиомиелит, отнявший у него ноги. 34-комнатный дом, за который Арманд уплатил Элиоту 12 тысяч долларов, превратился почти в руины, но эти руины принадлежали к тому разряду вещей, которые именуются "национальными святынями". Подобно тому, как это делал некогда Карнеги, Арманд твердил себе ежедневно, что каждый день ему все лучше и лучше, но на самом деле лучше не делалось, наоборот, делалось все хуже и хуже. К душевным страданиям прибавились тяжкие физические боли, вызванные уремией. Забегая вперед, заметим – чуть не сведшей его в могилу. Налоговое управление возбудило против него уголовное дело, что грозило ему полным устранением из бизнеса. Пентагон, у которого всегда было к Арманду отрицательное отношение, отказался покупать промышленный алкоголь, произведенный на заводах его компании. В Олбани нью-йоркское штатное Управление по продаже алкогольных напитков отказало ему в продлении лицензии. Словом, куда ни кинь - везде клин. В феврале 1953 года Хаммер вынужден был продать свой промысел по производству виски главному своему конкуренту - компании "Шэнли". Это было ударом вдвойне – финансовым и не менее жестоким моральным, поскольку публичность была одним из неизбежных аспектов поражения. Все оказалось под угрозой: яхта с ее капитаном, самолет с пилотом, шеф-повар японец, личный юрисконсульт, без которого Арманд не мог и шагу ступить, шофер, прислуга жены и животноводческая ферма, принадлежавшая обоим супругам.

Диктор: Отношения с женой, Анджелой, которые почти всегда вызывали у него ощущение не прекращающейся морской качки, в этих условиях временами подходили уже на бурю, едва затихавшую, но с тем, чтобы ринуться в его гавань с новой силой. Анджела все более запивала. Поначалу – днями, а затем - неделями напролет. Арманд зачастую не являлся домой, отсиживаясь в своем однокомнатном доме в Гринвич-Виллидже, не то на холостяцкий, не то на студенческий манер.

Анджела, которая подозревала его во всем - и в изменах, и в мошеннических по отношению к ней операциях с призовыми бычками, которые были частью фермы - в пьяном состоянии устраивала ему скандалы, причем со все более явным намерением привлечь зрителей. Таким зрителем однажды стал сенатор Бриджес, при котором в пьяном исступлении она кричала, что Арманд обворовывает ее, кладет в свой карман ее часть дохода и бессовестно обманывает ее, лишая причитающейся доли.

Аркадий Львов: Однажды, в отсутствие Арманда, она вломилась к нему в кабинет, где хранились его личные бумаги, нашла письма, полученные им от Ленина, разыскала книжку с адресами и, сколько он ни требовал, отказывалась вернуть их. Напротив, всякий раз, когда атмосфера накалялась, она грозила Арманду, что разоблачит его, покажет его настоящее прошлое. Отношения с Анжелой становились нестерпимыми. В резкие моменты, когда она брала себя в руки и воздерживалась от возлияний, у нее возникала надежда, что дело можно как-то поправить (в ее бумагах нашли записи об этом), но через некоторое время (промежутки становились реже и короче) все возвращалось на круги своя.

Диктор: "Вторжение мрака", как называл свое тогдашнее состояние Хаммер, становилось все более явственным, все более грозным. Весной, когда Анджела находилась в госпитале, Арманд внезапно почувствовал, что более не может оставаться в Нью-Йорке, отправил свою яхту во Флориду, а сам вылетел туда на самолете. Здесь он повстречался с очаровательной Бетти Мерфи, 29 лет. Ему было 55. Вместе они отправились на Кубу. Хаммер говорил Бетти, что влюблен в нее, что она его судьба, что как только развяжется с Анджелой они поженятся. Бетти почувствовала себя волшебницей. У нее на глазах Арманд, который при первой встрече выглядел усталым, уже весьма в летах джентльменом, помолодел, приобрел спортивную осанку и вновь (таким она представляла его себе по рассказам его о юности, о России) рвался в дело.

Аркадий Львов: Чуда, однако, не произошло. Воротясь в Нью-Йорк Хаммер почувствовал вновь, как вторгается в его будни мрак. Бетти действительно стала ему другом, его поверенным, которому он открывал душу как никогда никому прежде и, сколько можно судить, как никогда после. Арманд предложил ей на выбор одну их трех квартир в Нью-Йорке, которые под разными именами он снимал. Эти апартаменты он использовал для деловых встреч. Бетти выбрала квартиру на 14 Улице, в десяти минутах ходьбы от гринвичского вагончика самого Арманда. Не таясь Бетти, он сжигал в камине бумаги и документы, которые, попади они в руки ФБР, могли бы по-иному повернуть его жизнь.

Хотя после визита его в ведомство Гувера минуло более года, он по-прежнему не знал, чего ожидать.

Диктор: От Бетти у него не было секретов. Она стала для него анти-Анджелой. Никаких претензий, никаких упреков, никаких угроз. Однажды, дело было в конце 1953 года, у нее в квартире он потерял сознание. Это был первый припадок уремии, едва не сведший его в могилу. В приступе смертной тоски он рассказал Бетти о молодой женщине, умершей от аборта, который он сделал в медицинском офисе своего отца. Несмотря на все свои страхи, Арманд не помер. Но дела шли все хуже и хуже. Едва сводили концы с концами хаммеровы галереи. По отчетам, какие Арманд представлял в Налоговое ведомство, его личные годовые доходы составляли 25-27 тысяч долларов. Анджела ничего не знала о Бетти Мерфи. То, казалось ей, можно наладить отношения с мужем, то в ярости она требовала немедленно развода. Арманд давно запланировал развод, но хотел представить себя пострадавшей стороной, истцом в этой тяжбе должен был выступить он.

Аркадий Львов: Бетти не желала оставаться любовницей, она хотела быть законной женой. Однажды она объявила Хаммеру, что уходит, и в самом деле ушла. Он умолял ее вернуться, клялся в любви и обещал жениться немедленно по получении развода. Арманд говорил Бетти, что мечтает иметь от нее ребенка. Она воротилась. Опять, как прежде, в квартире на 14 Улице он изливал ей свою душу. Он никогда не чувствовал себя Гамлетом, но тень отца не только ночью, но и днем, среди рабочей суеты, вдруг являлась ему. Он вспоминал отца в полосатой тюремной робе в тюрьме Синг-Синг. Доктор Хаммер отбывал срок за убийство, совершенное сыном. Однажды, 8 мая 1955 года, в вечерний час у Бетти раздался телефонный звонок. Арманд сидел в пижаме, она кивнула ему – тебе. Звонил брат Гарри. Он предупредил Арманда, что даст номер Ольге, матери Юлиана. Через минуту опять зазвонил телефон. Ольга сказала, что сын их, Юлиан, арестован. За убийство.