В Москве на Красной площади задержали акциониста Екатерину Ненашеву за нахождение “в виртуальной реальности в общественном месте”. С 12 июня художница каждый день выходит в город в очках, где вместо линз – фотографии и видео обычной жизни пациентов одного из московских психоневрологических интернатов (ПНИ). Ненашеву забрали в ОВД "Китай-город" и долго допрашивали. Затем полицейские вызвали скорую помощь, которая отвезла художницу в психиатрическую больницу №3. Екатерина Ненашева рассказала Радио Свобода о новой акции “Между здесь и там” и о том, как можно помочь людям, десятилетиями живущим в замкнутом пространстве ПНИ.
– Это был десятый день моей акции. Я хожу в очках виртуальной реальности в разных общественных местах. В этих очках транслируется видео из московских психоневрологических интернатов. Я делаю акцию "Между здесь и там", чтобы помочь выстроить в российском обществе идентичность человека с ментальными особенностями, который живет в закрытом учреждении. Мы не видим на улицах России людей с синдромом Дауна или с другими психическими заболеваниями. У людей с ментальными особенностями нет своего голоса. За них постоянно говорит кто-то другой. Жителей ПНИ не существует в публичном пространстве. Я хотела понять и показать другим, как чувствует себя человек, который годами был изолирован от общества и вдруг оказался в открытом пространстве. То, что я видела в очках виртуальной реальности, единственное, что люди из ПНИ видят годами. Я перемещалась в пространстве, и перед моими глазами мелькали одни и те же сюжеты. А вокруг был большой мир, с которым надо было как-то взаимодействовать, найти в нем что-то устойчивое.
Я хотела понять и показать другим, как чувствует себя человек, который годами был изолирован от общества и вдруг оказался в открытом пространстве
Люди, живущие в ПНИ, диктовали мне места моих передвижений. Так мы оказались на Красной площади. Это символическое место для тех, кто живет в интернате. Многие из них родились в Москве и некоторое время жили в свободном пространстве, но на Красной площади никогда не были. Я просто шла на ощупь. Я ничего не видела и ориентировалась на свои ощущения. В результате меня задержала полиция. Полицейские сказали, что находиться в общественных местах в очках виртуальной реальности запрещено. Полицейские написали рапорт, что я бегала по Красной площади, вела себя неадекватно, задевала людей. Они долго со мной разговаривали, не могли понять, что им делать в такой странной ситуации. Решили вызвать психиатрическую бригаду. Два часа мы беседовали с сотрудниками скорой помощи. После этого они предложили мне пройти добровольное психиатрическое обследование. Когда я отказалась, они отвезли меня в психбольницу. Когда меня привезли в психиатрическую больницу и устроили допрос, я чувствовала себя как на комиссии по дееспособности. Друзья из ПНИ часто рассказывали, что им задавали странные провокационные вопросы, чтобы проверить, отвечают они за свои действия или нет. Например, меня спрашивали, что я вчера покупала в магазине? Какой сегодня год? И кто сейчас президент в нашей стране? Я почувствовала, как погранично мое состояние в России. Эта пограничность началась в тот момент, когда психиатр пошел со мной в кабинку туалета. Меня переодели в больничную одежду, назначили номер палаты и только разговор с врачом резко изменил ход действия.
– Но вас отпустили из психбольницы?
– Дежурный врач сказал, что не видит оснований для госпитализации. Психиатр понял, что я делала художественный проект. Врач сказал, что он тоже творческий человек и занимается арт-терапией. С точки зрения этого психиатра, я своим перформансом на Красной площади нарушила норму поведения в общественных местах.
– А полицейские поняли идею вашей акции?
Полицейские даже не очень хорошо понимали, что такое ПНИ. Спрашивали меня, могут ли люди, которые там живут, разговаривать
– Мне кажется, не очень. Они смотрели в очки виртуальной реальности, задавали вопросы. И все время переспрашивали: "Ну и что?". Полицейские даже не очень хорошо понимали, что такое ПНИ. Спрашивали, могут ли люди, которые там живут, разговаривать. Кстати, почти никто из прохожих, с которыми я общалась во время акции, не знал точно, что такое ПНИ. Большинство считало, что это что-то вроде психбольницы, где содержат опасных для общества сумасшедших. Только два молодых человека понимали разницу между психбольницей, психдиспансером и ПНИ. Один из них работал волонтером в коррекционной школе, а второй жил в детском интернате. Второй не стал долго со мной разговаривать и быстро ушел. Было видно, что ему больно вспоминать этот опыт.
– Прохожие как реагировали на ваш перформанс? Я видела фотографии с акции, и мне показалось, что многие люди вас воспринимали агрессивно.
В российском обществе есть такой стереотип: если группу людей огородили забором, значит, так им и надо
– Я проводила акцию в разных местах города. На Арбате люди реагировали на меня как на объект: показывали жест "фак", задевали пакетом. При столкновениях я пыталась наладить коммуникацию. Но таким людям общаться неинтересно, они убегали от разговора. Очень интересно прошла акция в Зюзино, районе, где находится интернат. Я ходила в очках виртуальной реальности в парке, на рынке и в магазине. Люди вели себя очень открыто и сами шли на контакт. Многие жители Зюзино не знали, что у них под окном находится ПНИ. А если знали, то обходили его стороной. В российском обществе есть такой стереотип: если группу людей огородили забором, значит, так им и надо. Сотрудники музея и метрополитена сказали мне, что виртуальная реальность в общественных местах не предусмотрена. В метро люди тоже реагировали на меня по-разному. Некоторые подходили и спрашивали, нужна ли помощь. Но был и очень неприятный опыт. Я слышала человеческие голоса, шла на них. Но когда приближалась, переставала чувствовать людей. Как мне говорили мои документалисты, люди либо уходили, либо отворачивались от меня. Делали вид, что меня нет. Некоторые шутили, мол, иди-иди, впереди стена. Но многие люди просили разрешить посмотреть в очки, гуглили, что такое ПНИ, расспрашивали. Кстати, в ПНИ метро воспринимается как нечто абсолютно необыкновенное. Многие даже дееспособные жители ПНИ никогда не были в метро и не знают, как оно выглядит.
– Вы и на митинг 12 июня в очках виртуальной реальности приходили.
– Мы решили провести нашу акцию на фестивале исторической реконструкции. Но пришедшие туда люди автоматически стали участниками антикоррупционного митинга. Я оказалась в оцепленном ОМОНом круге и думала, что это символично, потому что моя акция разделена на круги. Люди и по ту и по эту сторону бетонного забора ПНИ десятилетиями ходят по кругам изоляции, заярлычивания и невозможности выйти за свои ограничения. На митинге я чувствовала большое напряжение. Меня несколько раз кто-то стукнул по очкам. Радовало, что внутри этого круга было большое количество совсем молодых людей, которые с интересом и доброжелательно реагировали на мою акцию.
– Вы им рассказывали, что в ПНИ во всей стране постоянно нарушаются права проживающих? И что эти социальные учреждения почти недоступны для общественного контроля?
– Я не рассказываю о жителях ПНИ как о жертвах.
– Но они жертвы.
Мы все жертвы. Жители ПНИ – жестокой системы. А мы жертвы штампов и невозможности уйти из однослойного и привычного круга
– После того как я попала в психбольницу, я поняла, что граница между мной, человеком, который живет на воле и приходит в интернат, чтобы помогать, и жителями ПНИ очень хрупкая. Мы все жертвы. Жители ПНИ – жестокой системы. А мы жертвы штампов и невозможности уйти из однослойного и привычного круга. Мне кажется важным в общении с жителями ПНИ не ставить образ жертвы на первое место. Не надо воспринимать их и себя как жертв. Тогда возможно честное, искреннее и радостное общение. Мы все живем в сотнях своих маленьких изоляций и виртуальных миров. Отчуждение может быть первой реакцией на прямое столкновение с арт-активистом, который вовлекает тебя в своей перформанс на тему психиатрии. Поэтому я не набрасываюсь на прохожих с информацией о том, как издеваются над людьми с ментальными особенностями в некоторых ПНИ. Я называю в разговоре с прохожими жителей ПНИ своими друзьями, которые очень хотят общаться с людьми из внешнего мира. Я говорю, что ПНИ – это не больница, а место, где люди с ментальными нарушениями живут. Многие из них имеют сохранный интеллект, мечтают выйти в город. Но они не могут этого сделать, потому что боятся внешнего мира и у них нет сопровождающих. Я показываю фотографии: комнаты ребят, коридоры, портреты жителей ПНМ, площадки внутри интерната и заборы. Высокие бетонные заборы. Кстати, на одной фотографии запечатлен забор, который имитирует живую природу. А за ним настоящая природа и деревья. Я рассказываю, что эти места закрыты. Туда сложно попасть жителям внешнего мира и еще сложнее выйти. В какой-то момент у некоторых людей происходит понимание, что каждый человек в любой момент может попасть в ПНИ. Туда, например, может отправить родственник, чтобы получить квартиру. "Гугл" забит запросами "как лишить человека дееспособности". Когда приходит осознание, что я тоже могу оказаться на этом месте, границы исчезают. И возникает другой вопрос – "как я могу помочь жителям ПНИ?".
– Сколько человек задали вам этот вопрос во время акции?
Очень многие жители ПНИ, которые не могут покинуть интернат, мечтают посмотреть места, где они когда-то жили. Любимые места, где они не были много лет и не окажутся, скорее всего
– Пять или шесть. Я им рассказывала о проектах, в которых можно принять участие. Скоро мы откроем “Агентство межтуризма”. Мы предложим людям путешествия по Москве, которые будут заказывать жители интерната. Очень многие жители ПНИ, которые не могут покинуть интернат, мечтают посмотреть места, где они когда-то жили. Любимые места, где они не были много лет и не окажутся, скорее всего, никогда. Ребята из ПНИ просят сфотографировать их дом или какое-то памятное для них здание. Для того, чтобы принять участие в этом проекте, ничего не нужно, кроме телефона с интернетом и пары свободных часов. Взаимодействовать с жителями ПНИ будут помогать наши координаторы. Связь между волонтерами и жителями ПНИ наладим через скайп. А еще мы хотим создать конфедерацию спортивных игр через забор.
– Почему через забор? По закону жители ПНИ имею право принимать посетителей.
– Пройти за забор даже в интернат с дружественным руководством довольно сложно. Поэтому общаться с жителями ПНИ можно либо по интернету, либо через забор. Как-то мы устраивали вечеринку через забор. На одной стороне собрались жители ПНИ, а на другой люди из внешнего мира. Через забор мы готовили еду, танцевали, играли в спортивные игры. При отсутствии страха забор перестает быть чем-то нерушимым. Он превращается в обычный объект, через который можно передать друг другу бутерброды или воланчик для бадминтона.
