Владимир Егоров, борец с коррупцией и активист "Яблока" из Торопца Тверской области, попросил убежища на Украине. Об этом он сам рассказал Радио Свобода. За последние полгода на его дом было уже три нападения, последнее из них произошло ночью с 24 на 25 июня. Против самого Егорова возбуждено уголовное дело за пост в социальной сети "ВКонтакте": его обвиняют в экстремизме.

Егоров связывает нападения с общественными антикоррупционными расследованиями, которые он проводит сам и публикует затем в популярном торопецком паблике. Последнее такое расследование было о песчаных карьерах, откуда вывозится грунт "прямо завораживающими объемами". Воровство это, по словам активиста, покрывается местной полицией и властью. После этой публикации у Егорова начались проблемы: в ночь на 2 мая в его доме разбили стекла, в комнату, где спала маленькая дочка, кинули камень, рядом с домом валялась канистра с бензином.

Все доказательства воровства из местного песчаного карьера Егоров передал в правоохранительные органы. И получил в ответ лишь отписки, что все "принято к сведению". А после этого к нему домой нагрянули следователи, но не по тем документам, которые он предоставил госорганам, требуя провести расследование, а по уголовному делу, которое возбудили против него самого из-за поста "ВКонтакте" еще в октябре 2016 года. На этот раз следователи интересовались и другими его постами, а самого его решили отправить на психиатрическую экспертизу в Тверь. Заодно его уволили с работы.

Владимир Егоров говорит, что не стал дожидаться, пока его посадят, и решил уехать из страны. Он пересек границу 12 июня, в День России, и сразу же попросил убежища на Украине. По его словам, он уже нашел себе жилье и устроился на работу. Его жена Зоя с двумя детьми, младшей дочери 5 лет, остались в Торопце. Ночью, когда они уже спали, ворота их дома подожгли.

– Это случилось ночью с 24 на 25 июня. Я даже не проснулась. Я детей уложила спать, мы только приехали от мамы. Я протопила печь, потому что было очень сыро. Я проснулась оттого, как в дом пришли пожарные. Я посмотрела на часы – было 23:25, – рассказывает Зоя Егорова. – Пожарных вызвал наш сосед, он увидел, что у нас возгорание произошло. Это, естественно, поджог, потому что горели ворота, они очень высокие и покрыты шифером. Дом тоже покрыт шифером. И если бы еще чуть-чуть, то произошло бы возгорание крыши. Дом у нас уже достаточно старый, под крышей дранка. Если бы произошло возгорание этой дранки, дом было бы уже не потушить. В доме находилось двое несовершеннолетних детей, две кошки и я. Полиция приехала через час после того, как ее вызвали пожарные. Я подала заявление, они составили акт. Взяли на экспертизу кусочек обгоревшей древесины от ворот на присутствие ГСМ. Но вы понимаете, что ГСМ можно и не найти, потому что сейчас есть средства для розжига. Все это очень просто сделать.

– Вы кого-то конкретного подозреваете?

– Это напрямую связано с деятельностью моего мужа. Он занимался общественной деятельностью в нашем городе. Нам не так давно выбили стекла в доме и поставили канистру с бензином. Это было 1 мая. Полиция до сих пор никого не нашла. В принципе, я даже ни разу не была вызвана на допрос. Следствие вообще не ведется. Просто формально составили протокол, заполнили бумажки.

Поэтому я теперь переживаю за жизнь детей, за свою жизнь. Естественно, я уеду отсюда. У меня муж уже две недели как уехал от нас, чтобы нас обезопасить. Причина-то в нем. Куда еще больше! Стекла выбиты, канистры с бензином ставят под дверь. А тут – видите! – можно еще и больше, можно еще и семью сжечь заживо. Я не знаю, почему бездействует милиция. Я не понимаю. Если закон, то закон должен быть для всех одинаков. Я ничего никому плохого не делала, я работаю простым педагогом в Доме детского творчества. Чтобы меня сжечь вместе с детьми... Так делали только фашисты в военные годы. В наше время чтобы осознанно идти и сжечь людей, я не знаю... Это уже зверство. Они точно знали, что в доме находятся люди. Я всегда включаю свет в прихожей, потому что младшей девочке нет еще и 6 лет. Я с трудом соображаю, что бы было, если бы вовремя нас сосед не спас! Я ему безумно благодарна.

– Ваш муж уже уехал из страны, что вы теперь будете делать?

– После этого нападения я хочу теперь попытаться продать дом и уехать жить в другое место. Сразу взять и переехать с детьми в другой город я не могу, у меня нет такой возможности. Пока, конечно, я поеду к маме, в деревню. Больше у меня близких родственников здесь нет. Искать жилье буду в России, конечно, на заграницу у нас денег нет, мы простые люди.

В полиции Торопца Радио Свобода о расследовании последнего нападения на семью активиста Владимира Егорова говорить отказались, так же как не захотели обсуждать и расследование предыдущей попытки поджога. В пресс-службе УМВД по Тверской области сообщили, что в связи с происшедшим сейчас "проводятся все положенные процедуры в установленном законом порядке", отказавшись от дальнейших комментариев.

Владимир Егоров говорит, что уехал из Торопца на своей старенькой "Ауди-100", которой уже 30 лет, и оставил ее возле белорусской границы. Он рассказал подробно Радио Свобода, почему решил, что бороться с коррупцией в родном городе бесполезно и зачем уехал на Украину.

– Сначала мне разбили окна. Разбили из-за того, что я раскрыл коррупционное дело о краже песка в карьере. Мне в руки попали документы от офицеров службы ДПС, которые их (грузовики с песком. – РС) тормозили, а потом приказывали их отпускать, т. е. без документов на песок. Через вторые руки ко мне это все попало. И я сделал публикацию в своей группе "ВКонтакте", я там модератор. Это самая крупная группа в районе, там 14 тыс. подписчиков и перепост в большую группу. Это было 20 апреля. А 26 апреля мне выбили первое окно. Андрей Смирнов, сын хозяина фирмы "Спецстрой", что песок тот воровала и, наверное, ворует до сих пор. Он днем выбил, я видел, не успел только сфотографировать, он уехал. Вызвали полицию, все записали. Но не нашли, конечно, никого. Потом эти бандиты вступили со мной в переговоры. Говорили, что если я уберу статью, то они компенсируют разбитое стекло. Я не пошел на эту сделку, не поехал к ним на встречу. Они тогда глубокой ночью выбили все окна и канистру под дверь кинули с бензином. Я подал заявление в Следственный комитет. Одновременно я подал данные по карьерам в ФСБ России и Следственный комитет России, отправил туда фото- и видеоматериалы, чтобы они расследовали. А дождался я того, что реанимировали мое прошлогоднее дело по экстремизму. Я считаю, что ФСБ натравил на меня глава администрации нашего района Александр Бриш, чтобы меня нейтрализовать, чтобы я исчез, чтобы они не эти дела расследовали по карьерам, по нападению на дом, а чтобы меня самого "закрыть". Эти карьеры – золотое дно. Там огромные деньги! И они вынуждены были прекратить добычу этого песка временно, пока шум не уляжется. В этом деле завязан начальник отдела полиции "Западнодвинский", он тоже Смирнов, и крышует здесь весь бизнес. И этот Смирнов из полиции находится в дружеских отношениях с нашим Смирновым, хозяином фирмы "Спецстрой", что песок возит. Поэтому эти люди делали все что хотели. Сын его, Андрей Смирнов, ходит и ему плевать – я здесь власть, разобью все окна, дом подожгу, и ничего не будет, мне передавали, что он говорил так. Он чувствует, что ничего не будет. Я пишу, и меня читают не только местные, а все. Вот это им не нужно, что я пишу. А воздействовать на меня они никак не могут, потому что я с ними не разговариваю, никакой цензуры у меня нет.

– Вы подавали заявление, в Москву отправляли документы, в ФСБ. Дело уголовное в итоге возбудили?

– ФСБ прислала мне отписочку, что все принято к сведению. Все. Ничего они не будут делать. У нас в пригороде находится большая часть воинских складов, боеприпасов. И глава администрации был там командиром. А это же ФСБ курирует. У него много знакомых и в Москве. Поэтому меня было очень легко убрать. Они ждали, пока выборы пройдут (осенью прошлого года. – РС). Я был кандидатом в депутаты в Тверское законодательное собрание. Меня нельзя было тогда трогать, до прошлого сентября. Вот они прислали фээсбэшников в прошлом октябре. Они у меня тогда компьютер изъяли, думали, что напугают. Потом месяц фактически ничего не было слышно. Они меня не напугали, я продолжал свою деятельность – расследование коррупционных дел.

– Но изначально уголовное дело против вас возбудили из-за слов премьер-министра Дмитрия Медведева, который посоветовал учителям идти в бизнес, если им денег не хватает, вы написали об этом пост, заявив, что вопросы тут не к Медведеву, а к Путину?

– Они прицепились ко мне, потому что я критиковал Медведева. Медведев что-то сказал об учителях, чтобы они шли на трассу подрабатывали, если им мало денег. Все стали петиции подписывать, чтобы убрать Медведева. Моя статья была о том, что Медведев не виноват, а виноват главный – Путин, что Медведев пешка. Надо петицию составлять по Путину, он главный вор. Они прицепились, что это экстремизм. И такое обвинение было в этом деле, у меня есть постановление о возбуждении дела, там чуть ли не к убийству президента я призывал. Они приехали, и вскоре позвонил следователь. Они уехали после 9 мая. Может быть, до 20 мая он позвонил, сказал, что "против вас возбуждено уголовное дело, есть ли у вас адвокат?" Адвокат у меня Сидоркина Светлана. "Как бы нам встретиться?" Мы вместе со Светой приехали в Нелидово, город такой, где ФСБ есть, там был первый допрос. Я отказался давать показания, 51-я статья Конституции разрешает это. Была назначена психиатрическая экспертиза, делать ее надо было в Твери. И я понял, что надо уезжать. Я в курсе, что творится в нашей полиции, кому я нужен буду в тюрьме? Мне оттуда не сказать ничего. Или как у Дадина, пытки кругом. Зачем мне это? Что даст, если я там буду сидеть, мучить адвокатов, правозащитников, себя? Я решил продолжать свою деятельность и уехать. А потом еще меня подтолкнуло – уволили с работы. Я работал неофициально четыре года. Хозяин был доволен. Взял меня и официально устроил. Месяца не прошло – все, говорит, иди. Значит, налоговую натравили или что-то сказали ему... Я практически раскрыл дело с этим карьером. Нужно было просто брать людей. У меня все доказательства. А взяли меня. Вот и все. Это обычная история. В России везде так.

– С вас взяли подписку о невыезде?

– После первого допроса следователь дал подписать бумагу о неразглашении дела, и что я буду прибывать на все их вызовы. У меня не было подписки о невыезде. Они рассчитывали, что я никуда не денусь. Ну, я так думаю, чтобы не было шума. Они увидели, что я никуда не денусь из такой деревни. Видимо, плохо меня оценили. Я думаю, им попадет от начальства. А теперь вот новый поджог... Может быть, они узнали, что я уехал, и решили так рассчитаться со мной (поджечь дом. – РС), это я тоже допускаю. Это не люди, это фашисты. Я не сомневаюсь, что в России сейчас фашизм, может быть, итальянского типа. Еще нет лагерей, газовых камер, но уже есть что-то такое.

– Как вас встретили на Украине?

– Конечно, Украина не то место, где дают убежище. Дают, но рассматривают это все долго. Война же идет, и я могу быть кем угодно. Я их полностью понимаю и одобряю. Я уже попросил убежище, ехал с распечатанным документом, чтобы было все по законам Украины. Иначе меня бы не пустили. У меня нет загранпаспорта. Я не успел ничего сделать. Нужно было сперва делать паспорт, визу, а потом заниматься той деятельностью, которой я занимался, а не наоборот. Хожу на беседы в миграционную службу. У меня какие-то деньги были с собой. Сейчас устроился на работу, чтобы оплатить жилье и покушать.

– Вы же слышали про экс-депутата Дениса Вороненкова, который получил убежище на Украине, и там его вскоре убили. Не боитесь преследований?

– Я не знаю, что они могут. Я не думаю, что меня, как Вороненкова, убивать будут. Я не такой величины. Да я и не служил в спецслужбах. Я служил народу, а не фашистам. Жалко, что с семьей так получилось, я уговаривал жену уехать, но она боится... А в России полицию можно купить, фильм "Левиафан" точно повторяет ситуацию. Закона совсем нет. Если бы я жил в Москве, то может быть, как-то... А я же один в этом своем городишке. И они могут выкинуть все что угодно. Я никогда бы не занялся этим делом, если бы знал, что так может быть, что они настолько фашисты, что им все равно, что семья, ребенок маленький. Конечно, я бы хотел, чтобы они уехали из страны.