"Мы все несем на себе какие-то родимые пятна. Ну и что?" – сказал Владимир Путин, отвечая на вопрос Оливера Стоуна о том, не слишком ли много Сталина в современной России. О "родимых пятнах" в последние дни напомнили и другие новости, будь то опрос "Левада-центра" об исторических деятелях или история с памятной доской Сталину в Московской юридической академии.

Слова Путина можно интерпретировать как намек на то, что сталинизм, хотя и по-прежнему в чем-то определяя лицо российского общества, как активный фактор его развития остался в прошлом. Прошлое не изменишь, родинку с лица не удалишь, нужно научиться с ней жить и ею гордиться. Но с путинской метафорой совсем не обязательно соглашаться. Если на что и похож сталинизм в современной России, то на кривое зеркало злого тролля из "Снежной королевы" Андерсена. Зеркало это разлетелось на мириады осколков, попавших в глаза многим людям и заставивших видеть реальность в искаженном виде, а затем и вовсе оказаться под чарами дьявола. Само зеркало уничтожено, но с миллионом осколков бороться куда труднее, чем с одним, пусть сколь угодно зловещим, артефактом.

Эти осколки проявляют себя в действиях самых разных людей, в самых разных обстоятельствах. Сталинские усы мелькнут на плакате "Бессмертного полка". Сталинский глаз подмигнет из окопов "Новороссии". Будто сталинским табаком пахнет бумага, на которой напечатаны репрессивные законы. Сталинские слова срываются с языка записных пропагандистов. Но посмотрим и в другую сторону – не является ли слишком часто декларируемое презрение к так называемым "86 процентам", мрачная готовность охарактеризовать миллионы незнакомых людей хлесткими эпитетами вроде "быдло" или "вата" – отражением сталинских идей о "винтиках"? А одержимость фигурой Путина, тайная надежда на смену "плохого царя" на "хорошую хунту" – не отражение ли сталинского "Нет человека – нет проблемы"?

Причина "растворенности" Сталина в российском ландшафте – не столько то, что власти непременно действуют по-сталински (это, конечно, не всегда так), сколько тот факт, что именно Сталин во многом, даже несмотря на демократическую революцию конца 80-х – начала 90-х годов, остается одним из "отцов-основателей" современного российского государства. Если присмотреться к "молекулам", из которых состоит повседневная русская жизнь, сталинского в них обнаружится очень много. Школьная программа (и вообще определение места и роли школы в обществе) все еще в значительной своей части сталинская. Представление о "прекрасном", культивируемое начальством, сталинское. Оценки исторических событий очень во многом сталинские. Представление о материальном благополучии, как ни странно, тоже в чем-то сталинское (чем иначе объяснить расцвет ностальгических советских "гастрономов", феномен парка Горького и ВДНХ и успех псевдосоветского дизайна, а в конце концов и идею Крыма как своего рода абсолютного символа сталинского "права на отдых"). Идеи московской "реновации" – оттуда же, из генерального плана 1935 года имени Кагановича, а значит Сталина. Армейская эстетика от маршей и знамен до ритуалов – оттуда, от Сталина. Наконец, и образ "справедливого вождя", от которого после смерти якобы остался только поношенный френч, соблазнителен для многих, так что идеи борьбы с коррупцией и злоупотреблениями тоже заражены вирусом упования на "того, кто молча придет и поправит все".

При этом созданное Сталиным государство, безусловно, не национальное и даже, вероятно, не вполне классически-тоталитарное. Если нацизм есть концентрированное выражение идеи расового, а фашизм – национального превосходства, то сталинизм не есть подобное же отражение идеи превосходства классового (говоря упрощенно, "коммунизма"). Никакой пролетариат, тем более крестьянство, конечно, не были привилегированными классами в сталинском СССР. Этим классом была бюрократия, как правило, в погонах. Сталинизм есть доведенный до тоталитарной монолитности этатизм, идея государства в чистом виде, иногда в своем инстинкте самосохранения объективно служащего силам добра (как в случае с Антигитлеровской коалицией), но неизбежно в конечном итоге оборачивающегося злом для своих подданных.

Жить в замке Снежной королевы, даже если оборудовать его обогревателями и провести Wifi, неуютно. Кажется, что единственным выходом из сталинского государства может быть только его переучреждение. Это вовсе не требует пересмотра границ, тотальных люстраций, уголовных сроков за оправдание сталинизма и т. д. – стремление к мести и к разрушению "всего до основанья" тоже результат действия тех самых осколков злого зеркала. Вряд ли уместны прямые параллели с денацификацией, которая проводилась по горячим следам, а не спустя 60 лет после смерти Гитлера, хотя наиболее вопиющие "родимые пятна" вроде пресловутой доски Сталину или существенного числа советских топонимов, вероятно, нужно устранить. Речь идет не о ритуальной расправе со Сталиным или поражении в правах его поклонников, а о необходимости смены самого принципа государственности, о переходе от идеи государства ради государства к государству национальному, государству как инструменту для улучшения жизни его граждан.

Не стоит бояться слова "нация" – нацизм тут ни при чем. Нация – это сообщество людей, как сказано в преамбуле к (отнюдь не идеальной, но во всяком случае не сталинской) российской Конституции, соединенных "общей судьбой на своей земле", это в гораздо большей степени сообщество индивидуумов, чем тоталитарный монолит. Верно, что в прежние времена так называемый нацбилдинг часто не обходился без жесткой культурной борьбы, переходящей порой в кровавую фазу. Но можно идти и иным путем – как доказано, в частности, федеративной Германией. Переучреждение германского национального государства в 1949 году не опиралось ни на славу, купленную кровью, ни на темной старины заветные преданья, но на идею о том, что "достоинство человека неприкосновенно. Уважать и защищать его – обязанность всей государственной власти". В этом определении нет места не только гитлеризму, но и, например, прусской идее, некогда объединившей империю "железом и кровью".

"А мы попробуем любовью" – и действительно, как учит нас та же "Снежная королева", именно любовь лучшее средство, чтобы уничтожить остатки проклятого зеркала. Создание политических институтов и отказ от сталинской модели государственности – это итог формирования нации, невозможный без кропотливой и ежедневной работы, участником которой может быть каждый, заботящийся о человеческом достоинстве и правах. Отказ от риторики ненависти, пусть и "праведной". Создание публичных институтов – в науке, культуре, образовании, медиа. Честный бизнес как продукт ума и таланта – на месте советской бесхозяйственности или олигархической вседозволенности. Забота о жертвах насилия, помощь сиротам обрести любящую семью, рост числа инклюзивных школ, обеспечение тяжелобольных обезболивающим без унизительных проволочек, строительство новых хосписов, забота о природном и культурном ландшафте, заступничество за политзаключенных – и за всех несчастных по темницам, – все это проявление деятельной любви здесь и сейчас. Той самой любви к людям и к миру вокруг себя, которой лишено было сталинское государство и которая целительна для тех, кто заражен его осколками.

"А там посмотрим, что прочней".

Александр Бобраков-Тимошкин – журналист Радио Свобода

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции​