С неделю тому назад маститый американский политолог Фарид Закария опубликовал в газете The Washington Post статейку с выразительным названием "Добро пожаловать в постамериканский мир!". Можно было ожидать, что советник бывшего президента Барака Обамы рано или поздно попытается объяснить недотепам, что вина за нынешний провал престижа США ложится целиком на плечи непредсказуемого Дональда Трампа. Человеческая память коротка, и не каждый обязан помнить, что теория американского заката не вполне нова, что она уже обсосана до последней косточки лет десять назад в ярком сочинении "Постамериканский мир будущего".

Совпадение терминов не случайно и не плагиат: автором теории, возникшей задолго до всякого Трампа, был все тот же Фарид Закария. Все восемь лет правления Обамы этот терпеливый исследователь подавлял в себе желание множить доказательства державного упадка США, поскольку был занят разъяснением правильной политики президента, к которой находил яркие маркетинговые ярлыки вроде "мягкой силы", "руководства исподволь" и даже "незаметного величия". Но вот пришел Трамп, и сдерживаться нет нужды – революционная теория вновь выплыла на свет божий. Оказалось, что за полгода вздорный старикашка Трамп полностью разрушил здание того незаметного и непретенциозного величия, которое с таким трудом возводил Обама. Величие Америки к концу его второго срока было настолько непретенциозно, что его уже в упор никто не замечал, и если бы не Трамп, оно было бы вообще сведено к нулю. Вся история была бы пошлым примером блеска и нищеты образованцев в духе книги Пола Джонсона "Интеллектуалы", но в контексте нашего рассуждения интересен другой аспект: кому, собственно, по версии Закарии, передает Трамп переходное красное знамя руководства цивилизованным миром? Ответ на каверзный вопрос ясен из названия более ранней статьи того же автора "Трамп готовит передачу мирового руководства Китаю".

Ирония здесь возможна, но неуместна. Зато уместна определенная тревога: где в этой интеллектуальной конструкции Европа? Куда затерялся Европейский союз, сверхмощное образование, один из крупнейших современных цивилизационных центров, если не самый крупный? Где тот гигант, который, по мысли германского железного канцлера Ангелы Меркель, уже не может полагаться на агонизирующую Америку и готов в одиночку решать трудные проблемы многополярного мира? Упомянуть Старый Свет американскому политологу просто не приходит на ум, ибо Европа не играет в его рассуждениях никакой роли. Старый Свет для него – это уже не история, а только география.

Неудивительно – ведь еще в своей первой, прорывной, парадигматической книге "Будущее свободы" Фарид Закария выдвинул предположение о том, что большинство социальных недугов, вызывающих общую потерю сил и неотвратимое увядание Америки, имеет европейское происхождение. Так расплатился Старый Свет с Новым за все заразы, завезенные Колумбом и другими первопроходцами. Уже тогда, в безмятежные 1990-е годы, умный футуролог селезенкой чувствовал, что все сомнительные достоинства Европы – гипертрофированное социальное государство, аморфная всечеловечность вместо адресного и предприимчивого гуманизма, индифферентный мультикультурализм вместо культивирования выверенных ценностей, политическая корректность вместо порядочности – рано или поздно приведут к потере свободы. Этот страх заложен в самом названии книги.

Но как могло случиться, что континент, который тысячу лет культурно оплодотворял остальной мир, в одночасье выпал из всех футурологических фантазий? Вроде есть, чем гордиться: экономический потенциал, совокупная численность населения, организационные формы, все на месте – но гордиться никому давно не хочется, разучились отличать гордость от гордыни. Пример того, как правильно входить в штопор упадка, можно наблюдать буквально в эти дни.

Находясь в здравом уме и твердой памяти, трудно объяснить намерение Европейской комиссии срочно подвергнуть Польшу унизительным санкциям, одновременно ведя судебную тяжбу из-за квот на беженцев с другими государствами "​Вышеградской четверки"​. Трудно представить себе менее пригодный момент для начала безнадежной процедуры, конечная цель которой – лишить Польшу права голоса в коллективных органах ЕС.

Бракоразводный процесс с Великобританией еще только сулит колоссальную нервотрепку и затраты дефицитной душевной энергии, настоящую фантомную боль все почувствуют лишь после, так у военного инвалида болит перед переменой погоды отрезанная нога. Будто понарошку, процедура начнется ранней осенью, в канун трудных парламентских выборов в Германии и Италии, исход которых писан вилами по воде. Только дилетант может отдаваться иллюзии, что недавние выборы в Нидерландах и во Франции надолго погасили центробежные силы и на пути дальнейшей интеграции ЕС уже ничего не стоит. Зараза была всего лишь загнана под кожу, где продолжает жить в виде гнойного нарыва. В Голландии и через полгода после выборов нет правительства, а французский пример лишь доказывает, что маркетинговое манипулирование, даже успешное – это всегда бег на короткую дистанцию. Президент Макрон еще не доел бриош на завтрак в Елисейском дворце, а уже начал стремительно терять популярность. Гангрена зеленкой не лечится, увы.

Чиновнику невдомек, что спор с Польшей невозможно выиграть. Даже если поляков демонстративно высекут, крепость Евросоюза это не усилит, а только ослабит. Без Польши Европа не полная. В Польше может смениться власть, но не сменится население. Прилюдное унижение по смешному поводу только подхлестнет евроскептические настроения в одной из самых успешных и перспективных региональных держав. Все польские трудности временны и разрешимы, в отличие от неразрешимых тягот Германии или Франции. И там, и тут демографическое иссякание пополняется путем подселения чужеземцев, но формулы воздействия принципиально отличны: в Польше чем больше понаехавших украинцев, белорусов и литовцев – тем больше будет завтра поляков, в Германии чем больше новоселов с Ближнего Востока – тем меньше будет завтра немцев.

Даже формально трудно представить себе, как может выглядеть победа Брюсселя в этом споре. Первая же попытка голосования может обернуться для Евросоюза катастрофой. Польша в споре представляет не только себя, но и все центрально-европейское посткоммунистическое сообщество. Сегодня оно именуется "Вышеградской четверкой", а завтра оно может трансформироваться в проект "Трехморья", включающий в себя 12, а то и 13 государств региона. Многие из них уже десятилетие выказывают более высокие экономические темпы, чем средние по Еврозоне. По доле ВВП на душу населения эти страны давно обошли Португалию и Грецию. Невозможно представить себе ситуацию, в которой их политики на глазах у своих избирателей поднимут руку за побиение строптивой Польши. Прибалтийские государства могут чувствовать себя комфортабельно, только имея за спиной сильного западного соседа. При этом для полной потери лица достаточно одного-единственного несогласного голоса, который наглядно продемонстрирует несостоятельность брюссельских претензий. И такой голос уже гарантирован – Венгрия официально объявила, что намерена голосовать против.

Скорее всего, ЕС по обыкновению спустит спор на тормозах, якобы заваленный делопроизводственной текучкой. Всегда находятся проблемы поактуальнее – к примеру, выборы в Италии или какой-нибудь референдум о независимости Каталонии. Примерно так же была заметена под ковер судьбоносная реформа Евросоюза, год назад под свежим впечатлением Брекзита объявленная задачей наипервейшей важности, но так никогда и не начатая. Глава Европейской комиссии Жан-Клод Юнкер, правда, наметил неких пять сценариев развития объединения: от полного самороспуска до создания унитарного государства. Золотой серединой был вариант "отложить в долгий ящик", на том и порешили. Реформам всегда что-то мешало. Сегодня польские дела мешают брюссельским чиновникам всерьез задуматься над тем, как выбираться из тупика. Жизнь со дня на день, без вразумительного проекта будущего, без системного пофазового планирования есть надежный признак социальных конструктов периода полураспада.

Полемика на этот счет обычно рано или поздно принимает схоластический характер. В ход идет непобиваемый козырь: старые члены ЕС правы уже хотя бы потому, что они старые. У них силен демократический корень, высока политическая культура, хороши традиции старой закваски, общественные институты выверены и тикают как швейцарские часы. Новые члены – типичные выскочки, они еще одной ногой в коммунизме, их еще пороть и пороть, чтобы вышло что-нибудь путное. В таких силлогизмах все неверно. Примеров обратного на западе Европы – вагон, начиная популизмом и авторитарными движениями и заканчивая дефицитом атлантической солидарности. Но не в фактах дело. Это как если бы юных натуралистов учили ботанике по натюрмортам. Или пытались по моментальному снимку автомобильных гонок определить, кто первым придет к финишу. При сравнении цивилизационных процессов важны другие показатели: динамика, вектор развития, движущие силы, принципы, они же разделяемые ценности.

С какой стати греки, португальцы или испанцы должны считаться в демократическом отношении более зрелыми и сознательными, чем чехи или те же поляки? Военные диктатуры там правили до половины 1970-х годов, когда эти вторые, якобы вечные двоечники, уже имели за плечами опыт венгерского восстания, Пражской весны или рабочих выступлений в Радоме. О Германии помолчу для ясности – говорить о врожденном демократизме немцев без упоминания американских оккупационных властей вообще неприлично. Разве их сегодняшние отношения со вчерашними наставниками не демонстрируют наглядно, что эти роли – функция времени и ни за кем не закреплены навечно? Разве не выглядит смешно и жалко претензия комиссара Димитриса Аврамопулоса, представляющего в Еврокомиссии крайне левое правительство Греции с вкраплениями крайне правых, на право поучать центральноевропейцев, как и в каких количествах им положено в год принимать ближневосточных беженцев?

Деление Европы на Западную и Восточную никогда не было географическим, но всегда и только политическим. Это изобретение советских времен ялтинского разлива, бездумно перенятое некоторыми европейцами. "Западная" Вена, в конце концов, расположена восточнее Праги. В цивилизационном отношении не было и нет никакого Запада от Берлина до канала Ла-Манш, и никакого Востока от Вены до российских пограничных шлагбаумов. Есть евроатлантическая цивилизация, которая развивается предельно неравномерно, чересполосицей, и Британия, к примеру, не перестанет к ней принадлежать, даже выйдя из ЕС.

Общественные формации порой утрачивают свойства и мировоззренческие принципы, заложенные в их фундамент и в самоназвание. В современной политологии все, что еще не получило научного определения, на всякий случай снабжается приставкой "пост": постиндустриальное общество или постмомернизм. С той же натяжкой, с которой Фарид Закария рассуждает о постамериканском мире, другие его коллеги утверждают, что правильней говорить о становлении "постзападного мира" (смотри хотя бы журнал Foreign Affairs от марта/апреля этого года). Общество, в котором основополагающие ценности размыты до неузнаваемости, в котором нет сильных истин, отстаивание которых заслуживает самопожертвования, нет Парижа, стоящего обедни, оказывается "постзападным" независимо от того, где он реально располагается. Потуги путинского режима на суррогатную имитацию "традиционных ценностей Запада" вряд ли состоятельны: это по-прежнему потемкинская деревня, где фасады свежевыкрашены, а жить негде – домов за фасадами нет. К счастью, есть еще европейский центр, бывший Восток, где к тем же ценностям относятся пока еще серьезно, они не успели обрыднуть. Их не хочется сдавать за здорово живешь. И учитывая отсутствие жизненной энергии и веры в свою правоту, Брюсселю будет совсем не просто их сопротивление сломить.

Это был бы отнюдь не первый случай в истории, когда Запад и Восток в качестве цивилизационных центров менялись местами. В античные времена желтую майку лидера поочередно носили то египтяне, то персы, то греки, то римляне. Рим победил Грецию в военном, но потерпел поражение в культурном отношении. Когда патрициям стало ясно, что римская цивилизация окончательно погружается в мрак варварства, они перенесли столицу империи на восток, в Константинополь. Это поразительно и как образ, и как исторический факт – второй Рим процветал, когда первого уже не было. Восточная Римская империя пережила Западную на тысячу лет, поддерживая дух античности и сопротивляясь хамским нравам раннего Средневековья. И хотя споры между латинскими и византийскими богословами велись скорее о чистоте вероучения (например, о способе приготовления опресноков), их аргументация не отличалась принципиально от сегодняшних менторских порицаний Брюсселя. Папские прелаты напирали главным образом на свое первородство и вторичность константинопольских священников. Сегодня мы бы назвали это "демократической незрелостью".

Верно сказано: кого Господь хочет наказать, того сперва лишает разума.

Ефим Фиштейн – международный обозреватель Радио Свобода

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции