За два с половиной десятилетия появилось множество вариантов трактовки событий августа 1991 года, остаются вопросы, на которые общество все еще ищет ответы. Был ли то путч – агония советской авторитарной системы, или же тщательно срежиссированный кем-то спектакль? Действительно ли Михаил Горбачев был блокирован на своей даче в Форосе, или же ему было просто выгодно представить положение вещей именно таким? И так далее, и тому подобное... Однако для людей, вышедших на баррикады, в те дни по сути решался вопрос гражданского выбора между правом самостоятельно определять свое будущее и подчинением государственной машине.

В августе 1991 года мне было 15, я училась в школе. Я проводила летние каникулы у бабушки и дедушки, в небольшом городке Волгоградской области. На раннее утро 20 августа загодя были взяты билеты в Москву. Политикой я тогда особо не интересовалась, но у меня сформировалось довольно скептическое отношение к советскому строю, вероятно, под влиянием состоявшейся за год до этого поездки в США – первую в моей жизни заграницу. Появилось с чем сравнивать советскую действительность. После шести месяцев на "загнивающем Западе" – а вернулась я в феврале, когда московские улицы были покрыты подтаявшим и черным от грязи снегом, – жизнь в отечестве мне казалась на редкость серой и унылой.

Видимо, по этой причине я пребывала в абсолютной уверенности, что никаких потрясений в СССР произойти не может, и путч ГКЧП стал для меня настоящим шоком. Перед выездом к поезду мы позвонили по телефону домой и узнали, что в Москве танки. В моем разгоряченном воображении подростка почему-то нарисовались колонны бронированных машин на Павелецком вокзале, куда мы должны были прибыть. Наш поезд был не скорым, а пассажирским, поэтому возвращение в Москву растянулось почти на два дня, ставших поистине мучительными. И отнюдь не из-за жары в раскаленном на солнце вагоне, а из-за ощущения полнейшей невозможности что-либо предпринять.

Из радиоприемника звучали бравурные советские марши, перемежавшиеся "новостями"; дикторы с интонациями из глухих советских времен зачитывали постановления ГКЧП. Постановление №1 приостанавливало деятельность политических партий и общественных организаций, запрещало митинги и уличные шествия. Постановление №2 запрещало выпуск всех газет, кроме девяти: "Труд", "Рабочая трибуна", "Известия", "Правда", "Красная звезда", "Советская Россия", "Московская правда", "Ленинское знамя", "Сельская жизнь".

Откуда в полной информационной блокаде, без интернета и мобильных телефонов, в движущемся по степям, лесам и городским окраинам железнодорожном составе стало известно о защитниках Белого дома, о троих погибших? Не знаю, не помню. Однако пассажиры нашего вагона с жаром обсуждали происходившее. Прибыли мы в Москву ранним утром 21 августа, когда уже все по сути благополучно завершилось. Но мы о том, что путч провалился, еще не знали, и я немало удивила маму, когда в категоричной форме потребовала, чтобы мы немедленно отправились к стенам Белого дома.

Дальше – огромное, несметное число людей, всеобщая радость победы, но к этому чувству где-то в глубине души примешивалась капля сожаления – о том, что не довелось принять участия в настоящей борьбе на баррикадах. Тогда я еще не знала, что баррикады не всегда зримы и осязаемы. Казалось, достаточно одного всеобщего усилия – и Россия мигом превратится в благополучную Европу. Не случилось. Ни тогда, и четверть века спустя.

Нынешние Крючковы давно заткнули рот и независимым журналистам, и своим политическим оппонентам, делая вид, что пользуются всенародной поддержкой, утопив Россию в лжи. Чуть ли не ежемесячно ширится список российских политзаключенных. Некоторые судебные приговоры (к счастью, не по массовости, но по духу неправосудности и жестокости) вполне сопоставимы с приговорами сталинской эпохи. Стало нормальным говорить немыслимые прежде вещи. Например, о том, что Сталин был не преступником, а эффективнейшим из менеджеров, который войну выиграл. Народ в массе своей традиционно безмолвствует. Кто-то живет по принципам "лишь бы не было еще хуже" и "моя хата с краю". Кое-кто криво усмехается в адрес тех "романтиков" 1991 года, которые готовы были жизнь положить, чтобы страна прорвалась к свободе и демократии.

Мы сами ушли от тех дней, от себя тогдашних бесконечно далеко – не только по времени, но и по духу. Наверное, если б тогда у нас была возможность взглянуть на себя сегодняшних, то мы себя не узнали бы. Должно быть, короткая историческая память сыграла с Россией злую шутку.

Вера Васильева – независимый журналист, ведущая проекта Радио Свобода "Свобода и Мемориал"

Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции​