Серийный убийца, конченый циник, лжец и маньяк, увлекающийся групповым сексом с женой и охранником, писающий на могилу родного отца и курящий травку в Белом доме. Кто этот аморальный тип, ставший одним из главных кинозлодеев Америки? Это президент Соединенных Штатов в культовом сериале "Карточный домик".
Почему в русском художественном кино нет образа российского президента – нашего современника?
Наши гости: продюсер Евгений Гиндилис, кинорежиссер Сергей Снежкин, кинокритик Екатерина Барабаш.
Ведущий – Мумин Шакиров.
Мумин Шакиров: Евгений, вы – известный продюсер. У вас есть опыт продюсирования сериалов, художественных и игровых картин. Недавно вы сняли политическую притчу "Слишком свободный человек" о Борисе Немцове. Вам в голову пришел бы такой сюжет – сделать образ русского президента, подобно Френсису Андервуду в культовом сериале "Карточный домик"?
Евгений Гиндилис: Такие мысли меня посещали не один и не два раза. В принципе, это очень интересный сюжет. И мне кажется, не я один по этому поводу думаю.
Мумин Шакиров: То есть вы хотите сказать, что это всплывало, но тут же умирало?
Евгений Гиндилис: Такие попытки предпринимались. Если посмотреть на предшествующий опыт, телеканал "Дождь" и режиссер, сценарист Роман Волобуев такую попытку предпринимали несколько лет назад – сделать политический сериал на современную тему. Но для этого было, видимо, слишком мало ресурсов, и из этого события не вышло. Мне кажется, многие по этому поводу думают. Другой вопрос, что это, конечно, очень сложно реализовать.
Мумин Шакиров: Екатерина, а что бы вы хотели увидеть о президенте-современнике? Какой сюжет или эпизод вам был бы интересен?
Екатерина Барабаш: Я бы любой хотела увидеть о нашем современном президенте (условном или безусловном). Хоть какое-то имя назовите, хоть скажите, что это президент России. А что он там делает – наверное, будет уже не так важно.
Мумин Шакиров: Сергей Снежкин – известный кинорежиссер, который снял сериал "Брежнев" и много других фильмов.
Сергей Олегович, у вас были попытки снять сериал о президенте-современнике?
Сергей Снежкин: Да, у меня была несколько лет назад такая попытка. Я даже заключил договор и получил "жирный" аванс. Но все закончилось написанием первой серии.
Мумин Шакиров: А чем закончилась эта история?
Сергей Снежкин: Со мной расторгли договор. И три серии, которые я написал, пошли в архив.
Мумин Шакиров: Если говорить о наших ближайших современниках, то это президенты Медведев, Путин и Ельцин.
Сергей Снежкин: Нет, у меня было, когда Владимир Владимирович стал президентом. Невозможно сделать кино, которое нацелено точно, если оно не биографическое. А если ты хочешь максимально отойти от злободневности и приблизиться к искусству, естественно, это должен быть собирательный образ.
Давным-давно я сделал фильм о комсомольских работниках. Это отдаленная экранизация повести "ЧП районного масштаба", наверное, тогда популярной. И с тех пор, наблюдая за трансформацией людей, мне было страшно интересно – человек и власть: что он приобретает, ради чего идет во власть, что теряет. В том числе у меня был опыт изучения советского прошлого в лице генсека Леонида Ильича Брежнева.
Я почти два года работал в Казахстане и снял художественный фильм о Назарбаеве по заказу Казахского государства. Мне было страшно интересно, в том числе, продолжать это изучение. Так что я все время занимаюсь этим делом.
Мумин Шакиров: А это был панегирик или объективный сериал? Вы снимали то, что хотели, или это все-таки был госзаказ?
Сергей Снежкин: Фильм был не о Назарбаеве, а о становлении Казахстана. Казахстан впервые обрел независимость в 1991 году, и встал вопрос о создании нации. Замечательное название Дэвида Уорка Гриффита – "Рождение нации". Вы должны помнить этот фильм – вы вгиковец. Замечательное классическое кино. И поскольку рождение казахской (или казахстанской, как теперь называют) нации, естественно, связано с Назарбаевым, то соответственно, он – один из главных героев этого повествования. Я впервые был в Казахстане, мало что знал об этой стране, об этом народе. И мне, конечно, в чисто познавательном смысле было невероятно интересно это делать.
Мумин Шакиров: Евгений, а о чем вы бы сняли фильм, если взять наших современников? Какие эпизоды из жизни страны или из жизни Путина вам было бы интересно осветить в игровом кино?
Евгений Гиндилис: В принципе, весь путь восхождения Владимира Путина к власти, например, его приход к власти в 99-м, в 2000-х годах – это очень интересный сюжет. Здесь можно посмотреть на ту ситуацию, которая складывалась вокруг Собчака в Санкт-Петербурге: откуда все эти люди взялись во власти, что они делали перед тем, как они попали на политический Олимп. Это один аспект. Второй аспект – конечно же, ситуация построения вертикали, "дело ЮКОСа". Там есть огромное количество разнообразных сюжетов. То есть любой из эпизодов прекрасно может работать как художественное кино. А если говорить о более легком жанре – вся история с тандемом, например, тоже прекрасно могла бы сериализоваться.
Мумин Шакиров: Я даже придумал название вашему несостоявшемуся фильму – "Рокировка".
Евгений Гиндилис: Здесь вопрос в том, что это все было бы возможно, но мы для этого должны говорить уже в целом о том, как функционирует наша кино- и телеиндустрия.
Мумин Шакиров: Вы думаете, что это зависит от производства?
Евгений Гиндилис: Нет, не от производства. Это зависит от того, каким образом финансируются и принимаются решения о запуске тех или иных проектов.
Мумин Шакиров: Я помню, что при жизни Брежнева о нем снимали фильмы. В фильме "Солдаты свободы" роль Брежнева сыграл народный артист Советского Союза Евгений Матвеев. Брежнев любил ордена, любил друзей, ужасно любил подхалимов. И естественно, эти подхалимы (в данном случае это был госзаказ) в лице Юрия Озерова, очень достойного режиссера, известного по картине "Освобождение" и так далее, сняли картину о Великой Отечественной войне, где политрук мелькнул на фронте. Но дальше ни при Горбачеве, ни при Борисе Ельцине, ни при Медведеве, ни при Путине нет фильмов с участием главного героя – президента России. Почему в России нет традиции снимать кино о действующих президентах?
Екатерина Барабаш: Не только о действующих. Я сегодня вспоминала, видела ли я образ Горбачева, который уже не у власти около 30 лет. Я вспомнила, что я его видела в фильме Леонида Гайдая "На Дерибасовской хорошая погода, на Брайтон-Бич опять идут дожди". В каком-то фарсовом виде. Его играл Куравлев. Это был эпизод.
Мы не видели Ельцина, которого показывать сейчас безопасно, наверное. В некотором приближении – Владимир Мирзоев снял "Бориса Годунова". И там Борис Годунов – это все-таки явный намек на Ельцина. Я уж не говорю про нынешних.
Я думаю, что помимо того есть, конечно, с финансированием проблемы, с цензурой и так далее...
Мумин Шакиров: А что главное – финансирование, цензура или самоцензура?
Екатерина Барабаш: Я думаю, это все в одном клубке. Я думаю, что эта традиция – не обсуждение лидеров – идет еще из глубины веков, скажем так, из истории. России, как мне видится, всегда была свойственна сакрализация любой власти. Это долгий разговор, с чем это связано. Я для себя решила, что это связано со сцепкой православия и Орды. Не зря Никита Сергеевич Михалков так любит говорить: "Любая власть – от Бога". Ведь это одна из любимейших цитат наших провластных режиссеров. Мне кажется, что это играет большую роль.
Мумин Шакиров: Сергей Олегович, на ваш взгляд, почему у нас не снимаются фильмы о президентах-современниках? Может быть, одна из причин в том, что мы не разобрались еще с собственной историей? Исходя из сегодняшнего дня, что произошло во время августовского путча в 91-м году, что произошло в 90-е, которые называют "лихими", "нулевые" и так далее. Или есть какая-то другая причина?
Сергей Снежкин: Если ориентироваться на продюсера, с которым я работал, то ответ короткий: это никто не будет смотреть, это неинтересно. И это не лукавство. Они в этом живут, это их система ценностей. Это интересно не будет.
Я потрясен не политической смелостью авторов "Карточного домика", потому что меня не тешат картинки того, что президент Соединенных Штатов писает на могилку матери и курит марихуану в Белом доме. Меня потрясла художественная смелость. Потому что это абсолютно библейское повествование, сделанное столь деликатными, столь скромными художественными и кинематографическими средствами!.. Я просто не могу вообразить продюсера, которому бы я принес такой... ни здесь, ни во Франции, где я работал, ни в Германии, которую я знаю. Я плохо знаю Соединенные Штаты. Но это невероятная смелость продюсера, режиссера и великий труд актеров. Это цветы зла, это очарование чудовищного себялюбия. Это Тадж-Махал искусства! Вот что было создано этими людьми удивительными. Как и второй сериал, где работал Мартин Скорсезе, "Подпольная империя".
Мумин Шакиров: Про бутлегеров.
Сергей Снежкин: Это очень эмоционально, это все чувственно. Там сопереживание, как эта дьявольщина существует среди нас и так далее.
Я так полагаю, что термин "мы не разобрались с историей" – какой-то он лихой, как в 90-е годы, "разборки с историей". Разборки могут быть с соседями, а с историей все надо делать гигиенически, аккуратно, чтобы, не дай Бог, не нарубить все это в салат и в капусту.
А почему не снимают фильм о действующем президенте? Я думаю, здесь во многом и испуг, и страх, и деликатность: это не в нашей традиции – при живом человеке. Был выдающийся классик нашего кино Владимир Яковлевич Венгеров, который увидел на Доске почета киностудии "Ленфильм", как какому-то второму режиссеру пьяный идиот выколол глаза. Он плакал, потому что это нарушение традиции, эстетики, это неблагородно было.
А сейчас думать об этом надо. Потому что лихая ежедневность, интернетчина, газетность – это нельзя. Это серьезные вещи. Это трагедия. Любая власть – трагедия. И я не согласен с кинокритиком, киноведом, который сказал, что у нас нет... Вспомните Пушкина "Бориса Годунова", пьесы Толстого. У нас масса литературы, посвященной царям, и критической. В том числе Салтыков-Щедрин. Перечитайте его при случае. Так что это неверно. Я не большой специалист говорить о том, кого Орда вела в православие, это слишком далеко для меня, надо почитать литературу и подготовиться. И я не думаю, что это наша традиция. Наоборот, жизнь царевичей и королевичей всегда интересовала народ, вплоть до лубка. И это традиция любого народа. На этом спекулировал великий Шекспир – жизнь царей, королей и так далее.
Мумин Шакиров: Евгений, вы жили в Америке, знаете американского зрителя. А как американцы относятся к таким сериалам, где главный герой – кинозлодей, маньяк, лжец, серийный убийца? Речь идет о "Карточном домике". Они ассоциируют кинообраз с реальной действительностью? Или это совершенно не пересекается?
Евгений Гиндилис: И "Карточный домик", и "Подпольная империя", и "Американцы" – это не отдельные шедевры. Какой бы мы ни взяли сейчас сериал из первого ряда, в том числе и политический сериал... Например, "Американцы" – сериал про советских шпионов, которые работают под прикрытием в условиях Америки 80-х годов, Америки Рейгана. Это все сериалы про сложных людей – вот что самое главное. Драматургия, с которой работают американские режиссеры, она совершенно иного качества, чем то, что существует у нас.
Общество в целом, телевидение и медиа имеют дело со сложным человеком, который не разворачивается только в одну сторону – в сторону или положительного, или отрицательного персонажа. Например, Фрэнк Андервуд – это сосредоточие зла, но фокус и удовольствие наше зрительское заключается в том, что мы непрерывно к нему испытываем симпатию. Точно таким же образом устроен сериал про советских разведчиков.
Мумин Шакиров: Серийные убийцы.
Евгений Гиндилис: Они непрерывно совершают чудовищные вещи. В каждой серии перед ними стоит вопрос: убивать или не убивать? Но мы все равно их начинаем любить, начинаем им сопереживать. И это то, что наша киноиндустрия и телеиндустрия практически делать разучилась. Мне кажется, что это связано как раз с тем, что нам, как обществу, – и власти в первую очередь – не хочется иметь дело со сложным человеком. И не хочется иметь дело с политическим человеком. Политизация общества не является целью. И в значительной степени с этим связано то, что независимое политическое измерение вымыто из медиа.
У нас был успешный опыт в 90-е годы – это программа "Куклы", которая замечательно работала с идеей власти, она ее как бы оборачивала с разных сторон, она ее высмеивала, она ее обыгрывала. И это тот бульон, из которого может вывариться что-то интересное. Но он был искусственно обрублен, прекращен. Закрытие программы "Куклы" в значительной степени и было той точкой невозврата, после которой такие проекты, о которых мы сейчас говорим, стали практически невозможны.
Мумин Шакиров: Я вспомнил самый знаменитый, наверное, советский сериал – это "Семнадцать мгновений весны", где фашистов, гитлеровцев играют достойные артисты, и они там интеллектуалы: Табаков – Шелленберг, Броневой – Мюллер. То есть это не просто враги. Им чудовищно симпатизирует зритель, восхищается их интеллектом. То есть все-таки опыт сложных форм был в советской киноистории.
Евгений Гиндилис: Я говорил только про современное российское кино.
Мумин Шакиров: Немцы не показаны дураками – и это всех восхитило. Конечно, восхитила и игра интеллектуала Тихонова-Штирлица, который был чуть повыше, чем немцы.
Екатерина Барабаш: А я подумала о том, что у нас же не показывают не только какие-то подковерные игры в нашем Белом доме или в Кремле, у нас же нет политического кино. Наши режиссеры не берутся (можно обсуждать – почему) в игровом кино (в документальном немножко другая история) не только за политические темы, но вообще не хотят снимать на темы современности. Я думаю, что это во многом еще потому, что у нас нет политики в жизни. У нас есть "вертикаль".
Мумин Шакиров: Сейчас выходит картина "Крым" – это как раз про современную тему.
Екатерина Барабаш: Я вас умоляю!
Мумин Шакиров: Но это исторический факт. Это про современность. Госзаказ – да, но все-таки современный. То есть с этой историей разобрались... пока.
Екатерина Барабаш: Да, будем так считать. У нас есть "вертикаль", у нас нет политики. У нас нет настоящих партий. У нас "зачищена" поляна. У нас нет политической борьбы.
Евгений Гиндилис: А я хотел бы поспорить с Сергеем, с его тезисом о том, что продюсеры не хотят это делать...
Мумин Шакиров: Сергей Олегович назвал их трусами.
Евгений Гиндилис: Наш опыт с картиной "Слишком свободный человек", который на самом деле в документальном кино есть, абсолютно политическое кино...
Мумин Шакиров: И Сокуров, ваш коллега.
Евгений Гиндилис: Политическая история России последних 25 лет. Многие как раз и смотрели на этот фильм как на художественный. Но его успех именно в кинотеатрах, потому что на него пошел зритель, и его успех в интернете как раз говорит о том, что к этому есть огромный интерес. Просто нет предложения никакого, нет адекватного предложения, которое умному зрителю говорило бы о тех вещах политических, которые его интересуют.
То же самое мы видим в интернете. Вместо предложения сериального и игрового мы получаем сериал "Навальный", который практически каждый день предлагает в виде своих трансляций, и много подобных вещей, которые уходят из широких медиа телевизионных в интернет.
Мумин Шакиров: Сергей Олегович, у вас есть опыт с сериалом "Брежнев", который прошел на Первом канале и вызвал неоднозначную реакцию: были и поклонники, были и оппоненты. А с какими цензурными сложностями вы столкнулись, когда снимали этот сериал?
Сергей Снежкин: В новейшей истории России это мой первый режиссерский опыт постсоветский. Первый раз я столкнулся с этим делом, и это было неделю назад. У нас цензура называется "продюсер", а продюсер называется "цензура". Вот что это такое. Поэтому то, что срезаны две серии сериала "Брежнев", – это продюсерский произвол, воля, желание.
Мумин Шакиров: То есть это не идеологические расхождения? Это чисто вкусовые и производственные. Правильно я понял?
Сергей Снежкин: Это вкусовые, производственные, художественные разногласия, которые закончились тем, что я снял фамилию из титров. Потому что если продюсер взялся за ножницы, значит, он и автор этого дела, ему виднее. По договору, видимо, так и полагается. У нас до сих пор цензура была абсолютно продюсерской. Государство (я имею в виду Минкульт) к этому относилось просто разгильдяйски, ему было по барабану, что снимается, что не снимается. Но сейчас, видимо, там что-то такое происходит. Потому что я только что... я пока даже не осмыслил этот опыт, мне нужно все это узнать до конца, и тогда я буду уже какие-то свои выводы делать.
Мумин Шакиров: Только что Евгений рассказывал, что для него был бы интересен, если говорить о президенте Путине, период, когда он пришел во власть, период, связанный с разгромом ЮКОСа. А для вас какой период в путинской истории был бы интересен, о чем вы хотели бы снять картину?
Сергей Снежкин: Как может быть интересен какой-то кусок биографии?! Это биография. А биография – это даты рождения, не дай Бог, смерти, или на тот момент, когда ты снял фильм и он вышел на экраны. Это биография. Там нельзя вынимать без последней... Это как один орган, со всеми жилами, кишками, сосудами и прочим. Это – человек. Нам осталось великое название "Судьба человека". Все, что мы снимаем, – это все равно называется "Судьба человека": маленького, большого, подлого, великого. Это судьба человека. Поэтому вынимать какой-то эпизод бессмысленно, это не художественно.
Мумин Шакиров: Если проводить параллель с американцами, американцы снимают отдельный фильм про Карибский кризис, там один президент, отдельный эпизод; когда история с Никсоном – "Уотергейтский скандал" – это другой эпизод. То есть у них это разбито по эпизодам. И там есть президент. В нашей истории – Беслан...
Сергей Снежкин: Почувствуйте разницу между биографией "Карточного домика" и весьма посредственной историей "Уотергейт". Я даже не досмотрел это кино...
Мумин Шакиров: Не один фильм снят, кстати. Несколько фильмов снято про "Уотергейт", как и про Карибский кризис.
Сергей Снежкин: Я смотрел. Мне кажется, это неверный путь. Это на потребу. Это кино, которое завтра никто уже не будет смотреть.
Мы в свое время были очарованы произведением американским под названием "Вся королевская рать". И это осталось в нашей памяти благодаря пробам и несостоявшейся роли великого актера Луспекаева. Это преддверие. Я почувствовал послевкусие, когда посмотрел "Карточный домик", и я вспомнил про этого сукиного сына, который желает занять... Для нас это тогда было чудом невиданным – посмотреть на отношение к своим божествам.
Мне кажется, разговор-то серьезный. Потому что каркнуть во весь голос: "Путин – дурак!" – это не предмет искусства. Еще раз призываю, обязательно должно быть политическое кино, его надо возрождать, его надо делать, с ним надо работать. Но оно должно быть драматичным, как и вся власть – это же трагедия. Это вечный Шекспир, что бы ни происходило.
Мумин Шакиров: Про Путина все-таки был снят один фильм игровой, он назывался "Поцелуй не для прессы", где главную роль сыграл Андрей Панин. Это была история любви скромного выпускника питерского юрфака, уклончиво отвечающего на вопрос о месте работы, и стюардессы из Калининграда. Я читал в интернете, что Путину страшно не понравилась картина, не понравился и Андрей Панин, он его забраковал. Была пресс-конференция, был показ. И тихо она куда-то ушла. А Путин вроде бы сказал, что надо ее переснять с другим актером. Подбирались разные актеры, предлагали Федора Бондарчука, но, согласно этой статье, ему очень понравился на эту роль Турчинский (Динамит), здоровый качок, который двигал паровозы, автомобили и так далее. Но Турчинский отказался. Сначала воспринял это как шутку, а потом сказал, что не будет играть эту роль. В общем, эта история закрылась. Это был период, когда вышла книга "От первого лица". Был совершенно неизвестный Путин, и надо было его очеловечить. Авторы – Наталия Геворкян, Андрей Колесников и нынешний пресс-секретарь Медведева Наталья Тимакова. Вот был у него короткий роман с кинематографом, который не состоялся.
Горбачев – один из величайших людей XX века, который избавил Запад от страха, благодаря которому наступила реальная разрядка. Это же трагическая фигура. Почему он неинтересен российским продюсерам и режиссерам? Или опять тут играет какую-то роль страх?
Евгений Гиндилис: Это все очень интересные темы. И я не могу сказать, что мы по этому поводу не думали. Очень часто в разговорах наши иностранные партнеры говорят: "Какое кино мы хотели бы и ждем от России?" Конечно, очень часто всплывает разговор о Горбачеве. Я согласен с Сергеем, что, конечно, для того чтобы к этой теме подступиться, нужна огромная исследовательская работа, это не может возникать на пустом месте. Для того чтобы подойти к этому серьезно в игровом кино, нужно, чтобы появились документальные картины, которые эти вопросы решали бы средствами документального кино. У нас и такого кино очень мало. Надо сказать, что о Путине у нас больше интересных документальных фильмов, о Ельцине у нас больше документальных фильмов, которые на очень серьезном уровне анализируют его фигуру. О Горбачеве я такого рода фильмов не знаю.
То есть для того, чтобы это происходило естественно, нужен естественный процесс, а у нас этот естественный процесс очень серьезно нарушен за счет того, что с середины 2000-х годов государство все сильнее и сильнее вмешивается в процесс производства кино- и телепродукции. На сегодняшний день это очень сильно монополизированный, огосударствленный процесс. И свободная мысль задушена. А из-за того, что она задушена, конечно же, одной из первых жертв этого удушения становится кино, посвященное политическим темам, политическим вопросам.
Мумин Шакиров: Есть определенные достижения в глазах поклонников или фанов Путина – Мюнхен, где была его знаменитая речь, когда он поставил условия Западу, или Крым...
Евгений Гиндилис: Крым к этому не имеет никакого отношения. Это мелодрама.
Мумин Шакиров: Но есть очевидные вещи, где Путин одержал победу. Допустим, прекратил войну в Чечне – это факт исторический. Как прекратил – это другой вопрос. Почему поклонники, фаны, подхалимы не сделают картину, которая бы прославляла нынешнего лидера? Чем занимались в советское время при Сталине и при других лидерах.
Евгений Гиндилис: Такие фильмы есть.
Мумин Шакиров: Игровые?
Евгений Гиндилис: Нет, документальные. Ну, грань сейчас между игровым и документальным кино настолько стерта, что... Последний фильм, который Оливер Стоун снял о Путине, – это художественное кино? На мой взгляд – абсолютно. Хотя оно сделано средствами документального кино. И таких фильмов документальных много. Но для того чтобы с художественными средствами это решать, нужен другой уровень смелости.
Екатерина Барабаш: А я подумала о чисто технической стороне дела. Как снять игровой фильм о Путине, если он закрыт абсолютно? У нас же власть настолько закрыта, что к ней и не подберешься никак. Как снимать о человеке, когда ты не знаешь толком, есть ли у него, помимо двух дочерей, какие-то дети...
Мумин Шакиров: Внуки есть, оказывается. Благодаря Оливеру Стоуну мы узнали.
Екатерина Барабаш: Да, через 17 лет правления выяснилось, что у него есть внуки. Где его дочери? Ему это не надо. Я думаю, что на данный момент если и возможен какой-то такой фильм, он может идти только сверху. Это может быть только заказ. Мне кажется, перед началом предвыборной кампании Владимир Владимирович сам себе устраивает PR-кампанию, он сам всего добивается...
Мумин Шакиров: То есть вы хотите сказать, что реальный персонаж будет сильнее вымышленного (или образного), и зачем рисковать, когда есть реальный герой?
Екатерина Барабаш: А выдумывать что-то люди просто побоятся. Мне кажется, что в первую очередь это страх, цензура, самоцензура и понимание того, что никто на это денег не даст.
Кстати, вчера я прочитала, что год-два назад опрашивали людей: "Хотели ли бы видеть политический сериал о кремлевской кухне?" 70 процентов сказали, что "да, хотели бы". Поэтому я не знаю, кого имеют в виду продюсеры...
Евгений Гиндилис: А я абсолютно убежден, что спрос на это есть. Зритель, конечно, хочет это видеть. Но мы этот политический сериал видим в совершенно других формах. Нам этот политический сериал предлагают в виде ежедневных ток-шоу, где появляются одни и те же люди, которые говорят одни и те же слова. Мы этот политический сериал слышим по радио, где выступают опять же одни и те же люди, с одними и теми же идеями. Но для того чтобы это все стало возможным, нужно, чтобы медиа стали реально свободными. Вот тогда об этом можно будет серьезно говорить.
Мумин Шакиров: Российский телекритик Юрий Богомолов, комментируя популярность проекта "Карточный домик", отметил, что Дэвид Финчер в этом сериале умудрился сильнее скомпрометировать американскую модель демократии, чем это могли бы сделать российские антизападники.
Сергей Олегович, действительно ли российский зритель, когда смотрит этот сериал, думает, что так на самом деле и происходит в Америке? Или все-таки принимает правила игры?
Сергей Снежкин: Я очень счастливый человек, и я имел счастье общаться много раз с Булатом Шаловичем Окуджавой. А он любил рассказывать историю о том, что в одной из первых критических статей, которая вышла по поводу его песенок и выступлений, было написано следующее: "Нет, девушки не пойдут за этим странным человеком с курчавыми волосами". А он уже был лысым, когда рассказывал эту историю. И он очень любил эту статью. Он говорил: "Вот к чему можно свести всю поэзию – к вопросу о том, за кем бегут девушки".
Как можно в кинематограф вводить дискредитацию какой-то политической системы? Великий кинематограф, каковым является сериал под названием "Карточный домик". Какая там политическая система?! Мы, замирая, потея, холодея от ужаса, смотрим за этим человеком и думаем: "Наступит ли предел этого зла? Что же ты делаешь?!" Мы смотрим на его прекрасную жену – и думаем: как это можно?! Какая там к чертовой матери политическая система?! Про людей идет речь. Как можно свести Богоматерь к едрене фене?! Я возмущен этой фразой. Я знаю его, он умный человек. Ну, что это такое?..
Михаил Ильич Ромм, пытаясь анализировать успех картины нашего замечательного режиссера Райзмана "Твой современник", сказал: "90 процентов зрителей, которые смотрели эту картину, никогда не были в гостинце "Москва". Поэтому они смотрят на эти интерьеры".
Мумин Шакиров: Я почему-то вспомнил знаменитую картину "Рафферти", по-моему, снятую в Ленинграде.
Сергей Снежкин: Семен Аранович.
Мумин Шакиров: И это была попытка показать внутреннюю американскую кухню. И благодаря Олегу Борисову, который сыграл главную роль, это была очень успешная картина. Конечно, в негативном ключе показали этого профсоюзного деятеля, Рафферти. Все-таки был такой опыт – о них снимать негативное кино. Но вот о профсоюзном деятеле советском, наверное, вряд ли бы кто снял кино.
У вас был опыт съемок фильма о Назарбаеве в Казахстане. Это был конкретный герой? Или это был собирательный образ?
Сергей Снежкин: Конечно, собирательный образ. Ну, живой президент, это Восток... это крайне неудобно. Хотя я встречался с многоуважаемым Нурсултаном Абишевичем большое количество раз. И свобода была полная абсолютно, надо отдать должное казахам. Это для меня было просто удивительно. Это осторожность и смелость, вседозволенность и жесткость. Даже подлежит изучению этот опыт. Вот все вместе, казалось бы, несовместимое, оно существует. И там очень интересный кинематограф.
Мой коллега-продюсер говорит относительно того, почему не появляется политический кинематограф, который ему кажется нужным, и художественный, – по причине того, что у нас 99,9 процента финансирования государственное. Государство уже много лет является продюсером. Поэтому и не появляется. У нас задекларирована свободная экономика. Пожалуйста, могут приходить люди, вкладывать деньги. Но никто ныне копейки не вложит в наш кинематограф из отечественных богатеев. У нас единственный источник – государство. Так что вы хотите?!
Мумин Шакиров: Поэтому картину "Слишком свободный человек" о Борисе Немцове вы со своей коллегой Верой Кричевской сняли на частные деньги (ну, и на свои), и привлекли спонсоров.
Допустим, вам дадут возможность снять фильм про Путина. Разделим на две части: есть оппоненты и есть фаны. Я написал список картин, которые соответствовали бы путинской эпохе (или этому образу). "Подняться с колен" – это может быть какая-то эпическая сага. "Возвращение в родную гавань" – это может быть про Крым. "Больше ничего не вырастет" – это из пресс-конференции фраза, где он предложил сделать обрезание одному из журналистов. "Битва за Донбасс". А можно еще сделать картину "Мюнхен". А оппоненты придумали бы многозначительное название – "Гаага".
Евгений, у вас какие-то названия рождаются? Потому что название фильма играет колоссальную роль.
Евгений Гиндилис: Какое название фильма о Путине было бы мне интересно...
Мумин Шакиров: Которое могло бы охарактеризовать человека, образ и эпоху. Допустим, продолжение смешное, на мой взгляд, названия – "Ротенберг мне друг, но "Платон" дороже". Это то, что на слуху. А больше всего мне нравится: "Майдан: ошибка резидента".
Евгений Гиндилис: Тогда я предложу вам такой вариант: "Путин навсегда!"
Екатерина Барабаш: А я, как человек пишущий, поэтический, предложила бы: "Мочащие в сортире".
Мумин Шакиров: А я придумал еще одно название – "Ближний круг". И мы знаем, кого мы имеем в виду.
Сергей, может быть, у вас какие-то названия родились иронические или серьезные?
Сергей Снежкин: Когда Евгений говорил относительно гипотетических проектов о Горбачеве, метафизическим способом передавалась горечь этой судьбы. И у меня всплыло горькое, страшное название литературное – "Прокляты и забыты". Это страшная судьба. Он жив, он существует... Вы понимаете, какая беда, какая драма пропадает. Действительно, это то, чем не только нужно заняться, чем стоит заняться. Это шекспировский уровень трагедии. Я думаю об этом, скорее всего.
Действительно, очень трудно размышлять по поводу действующего президента, потому что, видимо, он по характеру человек закрытый. И какие-то яркие вещи – это слишком маленькие опорные точки для этого. Естественно, придется домысливать. А вот дальше... Художественное кино – это деньги, а деньги – это государство. И круг замкнулся.
Мумин Шакиров: Я восхищаюсь американским кино, потому что смелость и отвага меня просто поражают. Но последний нашумевший сериал, который я смотрю с удовольствием, который произвел на меня ошеломляющее впечатление, – "Designated Survivor" ("Преемник"). Сюжет очень простой и чудовищный: террористы взрывают здание Конгресса США, где погибают президент, вице-президент, председатель Верховного суда, председатель Конституционного суда, 800-900 конгрессменов и сенаторов, в живых остается один федеральный министр, который, согласно закону, должен находиться в соседнем здании или в другом месте. Том Киркман (герой фильма) ругается с женой на кухне. В это время взрываются охранники и говорят: "Вы сегодня больше не принадлежите себе, вы сегодня – президент Соединенных Штатов".
Евгений, вы продюсер, вы можете так взорвать Кремль и губернатора Кемеровской области Амана Тулеева назначить президентом Российской Федерации, супердержавы? В голову такое вам может прийти?
Евгений Гиндилис: А почему нет? Это очень показательная история. И возвращаясь к тому, о чем Сергей говорил, он мыслит историю того или иного президента – текущего или предыдущего – только как историю жизни. А американцы к этому подходят совершенно иначе – они подходят к этому функционально. Президент не является данностью, которая неизменна. Он есть четыре года, а дальше вместо него может быть кто-то другой. И это нормальный подход. И в этом смысле идея, что преемником может быть любой человек... Ведь и Путин является в каком-то смысле демонстрацией этого же принципа. Он – "любой человек", который стал преемником, случайно во многом, как мы знаем. И почему нет? Это был бы очень интересный сюжет.
Екатерина Барабаш: Но я не завидую сценаристу, который принесет в Министерство культуры подобный сценарий: "Взорвалась Спасская башня, Путин погиб, Медведев утопился...".
Мумин Шакиров: Но важный момент – фамилии не называются. Потому что сменяемость в России очень редко, но бывает.
Екатерина Барабаш: Это ему не поможет, я вас уверяю.
Мумин Шакиров: Сергей, вам бы в голову такое пришло?
Сергей Снежкин: Я все-таки режиссер актерский, я такие эпические вещи – взрывы... Я хорошо знаком с Федором Бондарчуком, и вот он это умеет делать. Например, последняя его картина "Притяжение".
Мне гораздо интереснее, как человек пришел во власть, нежели его пребывание во власти. Тарковский говорил, что цель кинематографа – это снять жизнь человека от его рождения до его смерти, это мечта кинематографа. Если мы поставим камеру в Кремле – ничего скучнее, наверное, нет, кроме каких-то разговоров и так далее.
Кстати, Гитлер был безупречен – никаких курений, никаких марихуан, никакого секса. И чего получилось?
Мумин Шакиров: Ну, по поводу секса мы не знаем. Все-таки жена у него была.
Кстати, вы не зря упомянули картину "Американцы". Чем мне понравилась эта картина? Помимо того, что лихо закручен сюжет, меня восхищает смелость американцев (это великая нация!) – в этой картине нелегалы, сотрудники КГБ, начисто переигрывают сотрудников ЦРУ. И те просто не успевают за ними уследить. Трупов столько много, что те просто в растерянности. Это уважение к сопернику, к оппоненту, что очень важно.
И в "Карточном домике" блистательно сыграл роль президента актер, который как минимум на голову выше президента Владимира Путина, они его показали высоким, харизматичным, умным, дерзким, не лезущим за словом в карман. И это тоже говорит о внутренней уверенности продюсеров и режиссеров, которые знают: чтобы получилось кино, должна быть состязательность процесса.
Евгений Гиндилис: Это интерес к сложному человеку.
Но мы не затронули очень важную вещь с точки зрения политического кино. Наш великий современник Александр Николаевич Сокуров, который снял трилогию о власти. Это картина о Ленине, это картина о Гитлере, это картина о Хирохито. И это образец того, каким образом в кино к этому можно было бы подойти. Я думаю, что Сокуров очень много думает на эту тему. Но возможности снять художественное кино о том, что происходит сейчас, нет у него тоже.
Мумин Шакиров: Я вспомнил картину "Президент и его внучка" режиссера Тиграна Кеосаяна о Ельцине. Ельцина сыграл Олег Табаков. Это была комедия ситуации. Честно говоря, в памяти она особо не осталась. Но это все-таки была попытка сделать картину... тогда еще, по-моему, это был действующий президент. Это был 99-й год.
Евгений Гиндилис: И сценарий к этой картине, между прочим, написала Елена Райская.
Мумин Шакиров: Был скандал вокруг этого сценария. Все-таки робкая, но попытка была.
Евгений Гиндилис: Это очень важно, что вы сейчас упомянули. Это мостик к еще одному очень интересному проекту политическому в значительной степени, который называется "Однажды в Ростове", который сделали те же люди – Райская вместе с Жигуновым, в котором политическое измерение присутствует. Это история о Советском Союзе 60-х годов.
Мумин Шакиров: Сергей, насколько вам интересна фигура Медведева? Вы могли бы взяться за картину о человеке, который тоже на вершине власти много лет?
Сергей Снежкин: Медведев происходит из ленинградского района Купчино. Как утверждала моя студентка, которая жила в Купчино, там живут совершенно особые люди, особая национальность. Она по этому поводу даже эссе писала. Но феномен человеческий, политический, нравственный нынешнего премьер-министра Российской Федерации связан только со временем. Это было удивительное время, когда произрастали вот эти люди, неважно, какого политического окраса они были. И конечно, мне интересно. Я бы начал с этого района, с этого удивительного утверждения моей студентки, что там живет особая национальность. Это страшный район. Если кто-то был в Ленинграде, поймет, о чем я говорю. Там просто ужас архитектурный. И видимо, он формирует какую-то среду. И мне интересно, "из какого сора растут стихи, не ведая стыда". А не то, какие потом были во власти приключения, хождения и так далее. Я про это говорю, а не про сменяемость – четыре года он просидит или пять. Восход и закат. А пребывание – нет. Боюсь, там придется такое придумывать, не соответствующее ничему.
Мумин Шакиров: У меня есть некая заготовка, если снимать фильм о Медведеве, несколько названий. Я уже называл "Рокировку". "Ну, вы держитесь там!", "Танцор диско" – мы прекрасно помним блестящий танец президента Дмитрия Медведева. Есть еще "Запасной игрок". А какие у вас ассоциации? Насколько вам интересен этот персонаж? И рискнули бы вы про него что-то сделать?
Евгений Гиндилис: Большого интереса не испытываю. И нам очень сложно конкурировать с Алексеем Навальным, который в значительной степени эту тему открыл и закрыл.
Мумин Шакиров: А вы хотели бы посмотреть фильм о Медведеве? Мне кажется, это тоже драматическая фигура.
Екатерина Барабаш: Ну, смотря кто бы его снимал, как бы это все происходило...
Мумин Шакиров: Его знаменитая фраза, когда была рокировка, он подошел и при всех, а там стоял Путин, сказал, что он круче, поэтому он будет следующим президентом. Очевидно, что за этой фразой стоит тоже какая-то драма. Ведь те, кто интересуется политикой, знают, что он хотел пойти на второй срок.
Екатерина Барабаш: Вот если бы я была сценаристом и режиссером, я бы заинтересовалась Медведевым. Конечно, там пришлось бы много чего додумывать. Но я придумала бы драму человека, которого все считают... Собственно, "Он вам не Димон". Навальный все уже сделал. Я бы придумала какие-то страсти, бури внутренние.
