5 сентября – юбилей Алексея Константиновича Толстого, 200 лет со дня рождения замечательного русского поэта, драматурга, прозаика, второго Толстого, как его называют. Стихи Толстого широко известны самым широким слоям русскоязычных людей: на его тексты написана масса романсов. Кто не знает "Средь шумного бала…", или "Не ветер веет с высоты…", или "Благословляю вас, леса…" Он автор популярнейшего романа "Князь Серебряный" из эпохи Ивана Грозного. Знатокам известна также его повесть "Упырь" – романтическая сказка о вампирах, русский Дракула, если угодно. Но это сочинение вполне можно отнести как раз к русской традиции, оно заставляет вспомнить Пушкина, его "Пиковую даму". Столь же популярна пьеса Толстого "Царь Федор Иоаннович", это несомненное украшение русской театральной сцены. Он написал драматическую трилогию, "Царь Федор" одна из ее частей, две другие – "Смерть Иоанна Грозного" и "Царь Борис". В этой трилогии очень своеобразно сказалось мировоззрение А.К. Толстого, интересно выявился редкий и уже сходивший со сцены тип русского человека. Это аристократический фрондер. В России можно назвать трех писателей, которые были очень выразительными воплощениями этого типа: это Павел Вяземский, Грибоедов с его Чацким и сам А.К. Толстой. Это что касается литературного представительства, но было и жизненно-историческое: декабристы, конечно. В очень значительной степени движение декабристов можно выводить не только и не столько из европейского похода 1813–1815 гг., где офицеры набрались вольного духа, но из традиции дворянской фронды, особенно расцветшей в 18-м веке, когда гвардия возводила и смещала с русского трона царей и цариц. Серьезные историки, например Ключевский, связывали декабризм как раз с этой традицией дворцовых переворотов. Это шло из глубин русской истории, от нравов удельных князей. Вспомним, как Пушкин гордился своим происхождением от мятежных бояр, и одного из них вывел в своем "Борисе Годунове". А.К. Толстой находится в этой линии, но он жил уже в другое время, молодость его пришлась на время царствования Николая Первого, который как раз и вывел этот древний бунтарский дух. Политических амбиций у второго Толстого, конечно, не было, но сохранился общий склад независимой личности, чуждой какого-либо служилого оппортунизма. И недаром эпоха Ивана Грозного так привлекала его внимание: он видел в ней как раз этот сюжет – столкновение самодержавного деспотизма с независимым духом старого боярства. Иван Грозный у Толстого – негативный персонаж и в пьесах его, и в "Князе Серебряном", и во многих его знаменитых балладах.

​

Интересно происхождение этих баллад и былин в чисто литературном, если угодно, даже в формальном плане. Стихи А.К. Толстого именно что романсы, они написаны уже на излете пушкинской традиции с ее ямбической гладкописью. Эта традиция изживала себя, происходил определенный упадок поэзии. И это чувствовал Толстой. Вот почему в его стихах столь част народный склад и лад, идущий хоть от Кольцова, хоть из народных былин выводимый. С одной стороны "Средь шумного бала...", а с другой – "Уж ты мать-тоска, горе-гореваньице…", "Уж ты нива моя, нивушка…", "Ой, честь ли то молодцу лен прясти?", "Ты неведомое, незнамое…" – и десятки других стихотворений такого плана, такого склада. Толстой явно чувствовал изжитость традиционного литературного стихосложения, отсюда эти отклонения. Но он сделал нечто еще более интересное: этот народный лад и склад из формального плана перенес в содержательный, и вот отсюда пошли его знаменитые былины и баллады, бывшие очень заметной частью тогдашнего литературного процесса: "Василий Шибанов" хрестоматийный, "Поток-богатырь", "Змей Тугарин", "Три побоища", "Песня о походе Владимира на Корсунь", "Садко" и многие другие. И как раз в этих былинах А.К. Толстой наиболее заметно выражал свое, если хотите, мировоззрение – вот этот самый вольнолюбивый дух старой допетровской, доимператорской Руси. Славянофилы, как известно, считали допетровскую Московскую Русь идеалом национального устройства, но Толстой с этим резко не соглашался, такой идеализированной и стилизованной эпохой у него стала Русь Киевская. Вот как в былине "Поток-богатырь" об этом говорится:

Едет царь на коне, в зипуне из парчи,
А кругом с топорами идут палачи –
Его милость сбираются тешить:
Там кого-то рубить или вешать.

И во гневе за меч ухватился Поток,
"Что за хан на Руси своеволит?"
Но вдруг слышит слова: "То земной едет бог,
То отец наш казнить нас изволит!"
И по улице, сколько там было толпы, –
Воеводы, бояре, монахи, попы,
Мужики, старики и старухи
Все пред ним повалились на брюхе.

Удивляется притче Поток молодой:
"Если князь он иль царь напоследок,
Что ж метут они землю пред ним бородой?
Мы честили князей, да не эдак.
Да и полно, уж правда ли я на Руси?
От земного вас бога господь упаси!
Нам Писанием велено строго
Признавать лишь небесного бога!"

Эти баллады и былины А.К. Толстой писал и печатал чаще всего в шестидесятые годы, в эпоху великих реформ и очень оживившейся общественной жизни. И тут его мишенью стали не только традиционные российские язвы, но и новые, небывалые ранее явления: например, печально знаменитый нигилизм – негативная идеология разночинских слоев населения, с ее печально известной антикультурностью и антиэстетизмом. В эту сторону Толстой направил немало сатирических стрел. Он сражался на два фронта, бился на двух флангах: и против официальной казенщины и ретроградства, и против этого мутного потока плебейского хамства. Недаром же в одном из самых известных своих стихотворений он написал: "Двух станов не боец, но только гость случайный…"

И вот тут он следовал завету Пушкина, хранил в себе этот образ независимости и внутренней свободы: не зависел ни от царей, ни от народа.

Алексей Константинович Толстой – одно из самых светлых явлений русской жизни и литературы.