Воскресенье, 3 сентября может войти в историю как день рождения политического ислама в России. Если это так, то это будет новый поворот, и жизнь страны сильно изменится.

Мусульманская демонстрация у посольства Мьянмы в Москве была не слишком многочисленной, но вызвала широчайший резонанс в медийном пространстве и в обществе. Вполне возможно, что создан важный прецедент, и отныне и впредь подобные манифестации, организуемые через социальные сети, станут повседневным явлением, изменив содержание российской политики весьма радикальным образом. С акциями мусульманской солидарности, особенно если они начнут принимать по-настоящему массовый характер, властям непросто будет справиться. Даже эту, первую, совсем скромную по масштабам демонстрацию полиция разогнать не осмелилась. Причем трудно предположить, что предметом протеста всегда будут относительно безобидные с точки зрения Кремля проблемы, вроде положения мусульман в далекой и не столь уж важной для Москвы Мьянме. Войдя во вкус, осознав свою силу, мусульмане неизбежно озаботятся и более острыми и важными для них вопросами В том числе касающимися как внешней российской политики (тем, что происходит в Сирии, например), так и внутренними проблемами, взаимоотношениями мусульманских общин со светской властью.

Но что такое политический ислам? Термин этот неточен, расплывчат и потому может ввести в заблуждение. Мусульманские богословы его не признают.

Ислам отличается от других мировых религий некоей своей изначальной политизированностью, вопрос о власти всегда был центральным. Христос был диссидентом, Моисей уводил евреев из египетского рабства, Будда тем более не имел никакого касательства к столь низким материям как механизмы государственного управления. Не то пророк Мухаммед: он изначально был и вождем, и военачальником и, в конечном итоге, основателем исламского государства. Само слово халифат означало власть продолжателей его дела и наследников.

В таком случае любой ислам может считаться политическим, другого не бывает.

Но это и так, и не так. Времена, когда халифы соединяли в одном лице высшую светскую и духовную власть, давно миновали. Османская империя была последним государственным образованием на такую роль всерьез претендовавшим. С тех пор мусульманские страны отдали «кесарево – кесарям»: во главе государств оказались монархи или президенты, а муфтиям и улемам досталась сфера духовная. Правда, важным отличительным элементом остался шариат: в большинстве исламских стран он был и есть основа правовой системы. Однако буквальное следование средневековому его прочтению стало редкостью, особенно в области уголовного права – мало где, кроме Саудовской Аравии, рубят руки ворам, забрасывают камнями неверных жен, бьют кнутом до полусмерти инакомыслящих.

В конце 20-х годов в Египте началось движение «братьев-мусульман», поставивших задачу развернуть историю вспять, восстановить халифат. Стремясь к этой цели, «братья» стали превращаться в политическую партию, и вот с этого момента многие и ведут отсчет появления политического ислама в современном смысле этого термина. Его сторонников стали называть «исламистами». Это еще один не признаваемый мусульманами термин, который, однако, дает представление о том, что для этих людей всё и вся определяется религией, которая есть не только вера в Аллаха, но и целостная, всеобъемлющая система общественной морали, права и государственного управления.

Тем не менее изначально «братья» проповедовали постепенность и мирные способы движения к цели, затем, уже после второй мировой войны, в 50-е и 60-е годы ХХ века ведущим теоретиком исламизма становится страстный антисемит и ненавистник Запада Сейид Кутб. Он обосновал необходимость агрессивного джихада – не как общего стремления мусульман к моральному и прочему совершенствованию, а вполне конкретной, обязательной для каждого правоверного борьбы ни на жизнь, а на смерть против западного «сатанизма», с которым, учил он, не может быть никаких компромиссов.

Кутб был казнен в 1966 году правительством Насера. Но большими поклонниками его идей были и Усама бин Ладен, и нынешний лидер Аль-Каиды Айман аз-Завахири. От учения Кутба протягивается ниточка и к идеологии так называемого «Исламского государства» (ИГ).

Радикальные исламисты сегодня выступают за тотальное господство шариата, изгнание или покорение неверных, населяющих «дар-уль-ислам» – земли, отданные Аллахом мусульманам. На этих территориях христианам и иудеям должен быть предоставлен статус «зимми», людей, не имеющих полных прав, но жизнь и имущество которых находятся под защитой исламских правителей, при условии, что они будут платить специальный налог.

Некоторые авторитетные суннитские богословы считают, что почти вся российская территория должна считаться частью «дар-уль-ислам», «потому, что в 1313 году хан Узбек провозгласил Шариат на территории Золотой Орды, а это большая часть территории современной России».

Исламисты разные: далеко не все хотят восстановления в полной мере средневекового халифата в его буквальной интерпретации и суровых нравов далеких веков. Впрочем, «ИГ» идет даже дальше, превосходя, пожалуй, средневековых халифов в своей безоглядной, на грани садизма, жестокости. На противоположном полюсе – тунисская партия Ан-Нахда («Возрождение»), которая, придя к власти в результате безупречно демократических выборов, не спешила затем силой навязывать обществу пуританскую мораль и шариатские суды, сотрудничала со светскими партиями, а проиграв последующие выборы мирно уступила власть победителям. Лидер Ан-Нахды Рашид Аль-Ганнуши утверждает, что она эволюционировала в исламскую демократическою партию, наподобие западноевропейских христианских демократов.

Но есть ли такая эволюция нечто естественное для политического ислама? Это зависит от конкретных условий. Чем-то средним между тунисской Ан-Нахдой и кошмарным «ИГ» можно считать современных египетских «братьев-мусульман», среди которых обнаружились разные фракции – либеральная, жестко-консервативная и центристская. Лидер движения Мухаммед аль-Мурси был избран президентом страны и сформировал исламистское правительство. Поначалу, он вроде бы тяготел к либеральному крылу, кажется, искренне обещал быть президентом всех египтян, защищать христиан, предлагал почти тунисскую, просвещенную модель политического ислама. Но очень быстро логика борьбы с противниками толкнула его к попранию норм конституции и подавлению свободы слова. В итоге египетская интеллигенция и средний городской класс от него отвернулись и аплодировали военным, устроившим переворот и установившим еще более жесткую диктатуру, чем при ненавистном Хосни Мубараке. Случилось ли всё это потому, что все исламисты по природе своей – враги демократии и либеральных ценностей? Или же потому, что таково было состояние египетского общества? Журнал «Экономист» цитирует аналитиков, склоняющихся ко второй точке зрения.

Они считают, что в Египте, как и в Турции, исламистские правительства жили в постоянном напряжении, боясь саботажа, а то и прямой попытки переворота со стороны «глубокого государства» – армии, силовиков и судебного аппарата. И в результате сами скатились до подражания авторитарному стилю правления, против которого столько лет боролись. Своего рода мимикрия под традиционный фон.

«Исламистские партии имеют тенденцию приспосабливаться к своей политической среде», считает известный специалист по Ближнему Востоку, профессор Университета Джорджа Вашингтона Марк Линч.

«Проблема правящей в Турции партии АК не в том, что она – слишком исламистская, а в том, что она слишком турецкая», говорит Мустафа Акёл, автор получившей широкую известность на Западе книги «Ислам без крайностей: мусульманский аргумент в пользу свободы».

В Кувейте, Иордании, Марокко, Индонезии исламистские партии стали частью истеблишмента, работают в правительственных коалициях. Но как обстоит дело в западных странах, там, где мусульмане являются меньшинством? В Британии их относительно много – почти пять процентов населения. Исламисты ли они? Согласно одному из наиболее авторитетных опросов, не все, но многие: примерно 40 процентов выступают за установление шариата на британской земле. Но – обратите внимание – это все же меньше половины. Причем только 5 процентов опрошенных одобряют такие крайности, как забивание камнями насмерть за адюльтер, в то время как 79 процентов – подавляющее большинство – подобную практику однозначно осуждают. А ведь это тоже норма шариата… И самое главное: абсолютное большинство (96 процентов!) категорически отвергают террор, как средство достижения политических целей. Так что исламисты исламистам – рознь. И их мировоззрение явно находится под прямым влиянием ценностей окружающего общества, даже если они не готовы их полностью принять.

В России традиции политического ислама были заложены уже в конце XIX-начале ХХ века. Движение исламского обновления («джадидисты») очень много сделало для просвещения и обучения нового поколения мусульман грамоте и основам элементарных научных, а не только религиозных знаний. Их политическое мировоззрение отражало сложность российского общества того времени, борьбу идеологий и разных ценностных систем. Ядро движения составляли представители татарской интеллигенции, получившие образование в Европе, но примкнули к нему и башкирские, азербайджанские и казахские интеллигенты. После принятия манифеста 1905 года движение вылилось в создание всероссийской организации «Иттифак аль-Муслимин» («Союз мусульман»), превратившейся затем в политическую партию. В своей программе она выступала за равноправие всех граждан России, независимо от языка, религии, национальности, расы и пола, за свободу вероисповедания и слова, за демократическое устройство общества. Это была вполне либеральная партия, в духе тунисской Ан-Нахды, и недаром она заключила соглашение о сотрудничестве с конституционными демократами, в которых эти просвещенные исламисты видели своих ближайших политических союзников.

Наверно, не стоит даже говорить о том, что сделали большевики с этими представителями политического ислама после октябрьской революции…

Сегодня невозможно себе даже представить чего-то подобного в России – исламские партии принимают черты стран и обществ, в которых существуют.

Сегодняшние исламисты вспоминают обновленцев с презрением – за «заигрывание с европейскими ценностями». И, что любопытно, те же богословы, что объявляют всю российскую территорию исламской землей, иногда готовы благосклонно отнестись к правлению Владимира Путина и даже призывают его демонтировать «бутафорскую демократию» и перейти к «прямому единоличному правлению». В каковом случае «исламская община сможет заключить прямой договор с единоличным правителем или даже стать его опорой». То есть ради борьбы с общим врагом – ненавистными либеральными ценностями – они готовы поддержать нынешнюю кремлевскую власть. Ну а затем произойдет естественный «перенос геополитического центра России в Сибирь». И в этом случае «татарские исламские земли окажутся в самой сердцевине России, вокруг ее новой столицы».

Не уверен, впрочем, насколько такое мироощущение распространено среди российских исламистов – нынешних и грядущих. Мы пока недостаточно о них знаем. Но без сомнения каждая страна и каждое общество имеют тот политический ислам, которого они заслуживают.

Андрей Остальский – лондонский политический комментатор

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции