7 октября и отношение российских властей к протестам покажут, какое место займет Россия в рейтинге "Государства в переходном периоде" в 2018 году. В 2017-м эксперты международной неправительственной организации Freedom House отнесли Россию к категории "консолидированных автократий".

Составитель рейтинга Нейт Шенккан поясняет, какие критерии оценивались при выдаче такой оценки:

– Анализ "Государства в переходном периоде" рассматривает семь критериев. Степень демократии государственного управления, выборный процесс, наличие независимых средств информации и гражданского общества, местные органы управления, независимость юридической системы и коррупцию. В случае с Россией все семь показателей довольно плохие. Но не самые плохие в нашем исследовании. Консолидированные автократии существуют в Туркменистане, Узбекистане и Азербайджане, где состояние дел еще хуже и рейтинг еще ниже, но Россия близка к самому дну списка. И особенно надо отметить, что в России очень высока степень манипуляции выборами. В выборном процессе нет реальной состязательности, должности в стране распределяются президентом, что, в целом, соответствует конституции, но в некоторых моментах выходит и за ее рамки. И второй момент, это, конечно, коррупция. Структура государства сосредоточена вокруг небольшой группы лиц, которые получают баснословные государственные контракты, выигрывают все тендеры и накопили огромное богатство. Обычно, в нормальных демократических странах, эти деньги идут в государственный бюджет и используются на нужды государства. В России же они оседают в карманах частных лиц, близких к президенту.

–​ В исследовании "Государства в переходном периоде в 2017 году" Россия получила снижение рейтинга в таких категориях, как гражданское общество и независимость судебной системы. Почему вы обратили внимание именно на эти две области?

– Что касается гражданского общества, то падение рейтинга здесь связано с тем, что власти начали применять закон об "иностранных агентах", и это привело к еще большему подавлению неправительственных организаций. То есть закон перестал быть символическим жестом, с помощью которого пытались выставить в нежелательном свете какое-то НКО или придать им унизительный статус в медиа, закон стал инструментом, который на самом деле применяется властями. Количество получающих ярлык "иностранный агент" организаций – причем занятых в совершенно различных сферах жизни, не только такие, как "Голос", но и экологические, гуманитарные, академические институты – растет в геометрической пропорции. А к этому добавилось еще и понятие "нежелательные организации". Все это привело к тому, что появилась каста НКО, которых государство считает неприемлемыми в Российской Федерации. Это то, что касается гражданского общества. А низкий рейтинг судебной системы связан с тем, что Россия официально отказалась от выполнения норм Европейской конвенции по правам человека и обязательности выполнения решений ЕСПЧ. Технически это было сделано через решение Конституционного суда в одном конкретном случае ЮКОСа, но на самом деле это отказ от международного договора, поскольку решение суда фактически гласит: мы можем игнорировать международные договоры, когда это в наших интересах. Это довольно серьезное изменение к худшему в области защиты прав человека в Российской Федерации. А если говорить в целом, то в нашем рейтинге у России сейчас все показатели в районе 6. Напомню, что мы оцениваем страны по семибалльной системе, где 7 – это самый низ. И на этом этапе должно произойти на самом деле что-то драматическое, какое-то резкое институциональное ухудшение, чтобы рейтинг пошел вниз. В противном случае даже при дальнейшем развитии отрицательных тенденций, например коррупции, рейтинг останется прежним.

–​ Цифры из вашего рейтинга: у Эстонии – 1,93 балла, у России – 6,57, у Узбекистана и Туркменистана – 6,96. Что надо сделать режиму Путина, чтобы Россия сравнялась в рейтинге с Узбекистаном и Туркменистаном?

– Мы надеемся, что этого не произойдет. Мы всегда надеемся, что страны будут развиваться в другом направлении – в направлении рейтинга Эстонии. Эта разница в четыре десятых балла отражает несколько различий между режимами. Например, свобода собраний. В России свобода собраний, несмотря на то что протесты жестоко наказываются, причем с помощью легальных инструментов, все-таки еще не полностью ограничена. По крайней мере, не на уровне Туркменистана и Узбекистана. В России проходят публичные собрания, в том числе созванные оппозицией и критиками режима. Еще в России есть, хоть и зажатая в рамки всевозможных ограничений, хоть и зачастую приводящая к жестоким наказаниям, свобода слова. Свобода слова продолжает сохраняться и в социальных сетях, и в частных медиа. Но давайте я лучше дам более позитивный пример. Эстония обладает самым высоким рейтингом в нашем исследовании. Этот рейтинг связан с тем, что в стране существует реальная независимость государственных институтов и реальная свобода политического соревнования. Это приводит к сменяемости власти, к тому, что разные политики соревнуются друг с другом в рамках установленных правил игры, которые все участники политического процесса уважают и используют на практике. Это именно то, что мы стремимся найти в демократической стране, составляя этот рейтинг. России надо сделать очень многое, чтобы пройти по этому пути.

–​ Давайте говорить о конкретных вещах. Вот, например, такой критерий, как местное управление. Как органы местного самоуправления в России отличаются от органов местного самоуправления в Эстонии?

– Самая большая разница состоит в свободе и честности выборов в местные органы власти. В Эстонии в октябре пройдут муниципальные выборы, и предвыборная кампания в стране сейчас на самом деле очень состязательная – различные партии участвуют в борьбе за региональные органы власти. В России же наоборот. Недавно прошедшие выборы в местные органы власти были отмечены огромным количеством подтасовок непосредственно в день выборов, а также различного рода манипуляциями для того, чтобы не допустить состязательного процесса, не допустить нежелательных для власти кандидатов. В России мы также принимаем во внимание такой момент, как назначение губернаторов. И хотя система прихода губернаторов несколько изменилась, практика принудительного ухода в отставку, смещения с должности и назначения новых людей из центра сохранилась и практикуется в полную мощь. А в такой большой стране, как Россия, где деятельность губернаторов на самом деле важна, этот пост должен быть выборным.

–​ Если вернуться к этой группе стран, которых вы классифицировали как "консолидированные автократии", то что у них у всех общего?

– Самая главная общая черта всех этих стран в категории "консолидированных автократий" состоит в том, что ими управляют узкие группы элит в интересах самих этих групп. И будь то Узбекистан, Азербайджан, Таджикистан или Россия, это легко определяемая сеть лиц, сконцентрированных на президенте, которые распределяют себе принадлежащие государству ресурсы. Когда это страна с нефтяными запасами, как Россия, Казахстан или Азербайджан, они снимают сливки с самого природного богатства, от его продажи. Обогащение также происходит через распределение контрактов и конкурсов, как в России в случае с Ротенбергами. Это признаки государства, захваченного клептократией. Так что могут быть небольшие различия, как я уже говорил, в свободе слова и собраний, которые отражают степень "мягкости", если можно так сказать, консолидированной автократии, но этот основной аспект един для всех. Это небольшая группа лиц вокруг президента страны, которая занята самообогащением.

–​ За 22 года, пока вы составляете этот рейтинг, уровень демократии стран в евразийском пространстве снизился. Чем вы это объясняете?

– В основном это объясняется консолидацией элит, о которых я только что говорил. В каждой стране есть своя сеть, но в целом это очень небольшая группа людей. Их имена могут уместиться на одной странице. По всему бывшему советскому союзу вы сможете набрать, может быть, около 1000 имен для того, чтобы составить полную картину тех, кто у власти. А консолидация людей вокруг президентов привела к тому, что нет никакой сменяемости лиц у власти. Новые люди просто не могут прийти в политику, потому что нет состязательного процесса. Из-за этого становятся слабее те институты государства и общества, которые помогают обеспечивать состязательный политический процесс в стране. Потому что сменяемость власти, появление новых людей в политике – это признаки демократии. Демократия как раз помогает сменяемости власти. И неважно, какой это уровень власти – местный или самый высший в стране, демократия делает так, что люди у власти меняются, у тех, кто приходит, появляется возможность воплотить свои идеи, привнесенные разными группами общества, разными регионами страны. А в Евразии этого не происходит. Можно посмотреть на эти страны пять лет назад, десять, пятнадцать… Ну, может быть, пятнадцать лет назад что-то было иначе. А за последнее десятилетие вы увидите одни и те же имена. И это на самом деле огромная проблема, – говорит Нейт Шенккан.

Составители рейтинга в 2017 году отмечают тревожные тенденции отхода от демократического развития на всем постсоциалистическом пространстве. В Восточной Европе это связано с ростом популизма, а на территории Евразии – именно с консолидацией правящих элит.