Имя итальянского нейрохирурга Серджио Канаверо прогремело два года назад, когда он публично пообещал, что до конца 2017 года осуществит первую в истории успешную пересадку головы от одного человека другому. На днях выяснилось, что Канаверо свое обещание выполнил: пересадка головы успешно прошла в Китае, правда, с одним нюансом – ее произвели от трупа трупу.
В России о Канаверо говорят особенно много, а россиянин Валерий Спиридонов, страдающий от неизлечимой спинальной мышечной атрофии, даже должен был первым испытать на себе чудесный метод. Но операция все откладывается, Канаверо винит в этом слишком, по его мнению, консервативное мировое научное сообщество, а также крупнейших филантропов вроде Сергея Брина и Марка Цукерберга, которые дают деньги не на те проекты. На самом деле большинство специалистов уверены, что пока человечество толком не научилось пришивать на место оторванную конечность, говорить о пересадке головы несколько преждевременно. Роман Деев, заведующий кафедры патологической анатомии Рязанского государственного медуниверситета и директор Института стволовых клеток человека, объяснил Радио Свобода, с чем могут возникнуть сложности.
– Давайте про общую ситуацию: мы когда-нибудь сможем пересаживать головы?
– Наверное, рано или поздно это станет возможным. Будем ли мы с вами при этом жить – не знаю, думаю, это маловероятно. Я думаю, что в ближайшие несколько десятилетий, к сожалению, этого не случится. Современные возможности реконструктивной хирургии, имплантации ограничены чаще всего очень небольшими сегментами, такими как пальцы, фрагменты кисти, и в совсем уж редких случаях и если повезет, реплантируют конечности, и за этой операцией следует достаточно большой, серьезный, трудоемкий этап реабилитации, попытки оживить условную пришитую руку. Потому что наличие кровоснабжения и иннервации, сшитые сосуды и нервы совершенно не обеспечивают первоначального уровня функций, двигательных, чувствительных и всех прочих.
– Реплантация – имеется в виду, что пришивается собственная конечность?
– Да-да! Я как раз и подхожу к тому, что здесь мы имеем ситуацию еще более сложную, потому что речь идет о трансплантации, о пересадке одного на второе от разных организмов. Вы знаете, есть такой академик, кардиохирург – Юрий Леонидович Шевченко, который говорил про трансплантацию сердца, что, в принципе, ничего сложного в этом нет, обычная портняжная работа, берешь и пришиваешь, а самое сложное – на подготовительном этапе и на этапе последующем, поскольку нужен подбор донора, иммуносупрессия и так далее. Здесь, с трансплантацией головы, ситуация гораздо сложнее простой портняжной работы, потому что мы имеем не просто какой-то нерв, который нужно сшить, как при реплантации пальцев или сегментов конечностей, а спинной мозг, который состоит из огромного количества отдельных нервов. Соответственно, нервный импульс бежит не в целом по спинному мозгу, а по конкретным образованиям, которые называются пучками, и так далее. Поэтому для функциональности должны быть сшиты тысячи, десятки тысяч этих образований, что называется, стык в стык.
– А там порядок важен, как когда вы вешаете люстру – синий провод с синим, красный с красным?
– Конечно, очень важен! Без этого порядка ничего не будет. Импульс бежит от конкретных нейронов по конкретным отросткам в конкретное место. Если нет прямого пути, то нет и передачи нервного импульса со всеми вытекающими обстоятельствами, а именно – отсутствие функций органов, расположенных ниже по ходу этих нервных проводников. Каждый из нас, если не в жизни, слава богу, то в кино видел людей, неудачно куда-то нырнувших, упавших с лошади и так далее, словом, повредивших себе спинной мозг на уровне шеи. Как правило, это состояние, которое врачи называют тетроаплегия, когда ни одна из четырех конечностей не функционирует, нарушены функции внутренних органов. В ряде случаев такие пациенты находятся на аппаратах жизнеобеспечения, искусственной вентиляции легких и так далее. Поэтому, честно говоря, на сегодняшний день то, что предложено Канаверо, выглядит не менее фантастическим, чем 50–60 лет назад голова профессора Доуэля, уровень фантастики приблизительно такой же. То есть с тех пор мы, как человечество, не сильно продвинулись в этом плане.
– А почему внутренние органы мы пересаживаем давно и успешно?
– Когда пересаживается внутренний орган – какой бы то ни было, печень, почка, – фактически техническая работа по подшиванию одного к другому заключается в сшивании двух-трех сосудов и иногда, если речь идет про, скажем, функцию двигательную, когда ее необходимо восстановить, в сшивании нескольких нервов. Здесь же мы имеем совокупность нервов. Основной электрический кабель организма – это спинной мозг, который несет абсолютно всю информацию, ну, за исключением нескольких нервов, которые выходят через другие дырочки черепа, ко всему телу. То есть это просто колоссальный объем нервных проводников, и простыми хирургическими способами их не сшить, эти десятки тысяч штук. Поэтому, собственно, этот самый господин Канаверо и ищет другие способы соединения нервных проводников, в частности химические, которые позволяют слиться мембране отростков нервных клеток. Но пока совершенно неясно, как осуществить навигацию. Еще раз: все должно быть соединено стык в стык, иначе все бессмысленно, а обеспечить это – фантастика.
– Соединить спинной мозг – единственная проблема?
– Нет, после этого возникает необходимость восстановления адекватного кровоснабжения всего, что находится в голове. А дальше еще существует такая штука, как 12 пар черепно-мозговых нервов, которые идут отдельно от спинного мозга, и их тоже нужно сшивать. Это не самые пустяковые нервы, они обеспечивают сердцебиение, дыхательные движения диафрагмы и межреберных мышц, то есть функции жизненно важных органов. Так что спинной мозг – это полбеды во всей этой конструкции, потому что дальше возникают функции жизненно важных органов. Я не нейроморфолог, не нейрогистолог, не нейроэкспериментатор, но я знаю много работ, когда сшивают двигательные нервы, это понятно, а вот чтобы сшивать эффективно, скажем, парасимпатические так называемые нервы... Ну, самый простой пример: достаточно человеку застудить лицевой нерв – и половина лица просто “повисает”, теряет способность двигаться, а в ряде случае, если это травматическое повреждение нервов, типа лицевого или тройничного нерва, повисает навсегда, ничего там сшить не получится, и само ничего не восстанавливается. А из основания черепа, допустим, выходит так называемый блуждающий нерв, нервус вагус, это крупный нерв, который идет аж до средостения и глубже и обеспечивает работу сердца и диафрагмы. И как с этим, простите, быть? Научных подходов нет вообще. Если какие-то опыты со слиянием нервных проводников за счет слияния клеточных мембран, отростков нервных клеток, ну, еще там что-то на животных делали, без особой эффективности, правда. Но шов вегетативных нервов так называемых, которые обеспечивают работу внутренних органов, – таких работ практически нет, и уж точно нет высокоэффективных результатов. Они не показаны даже на животных, не говоря про человека. Конечно, на этом фоне шов артерий шеи, позвоночных артерий выглядит детским развлечением, потому что не решена вот эта глобальная проблема.
– Сообщение о пересадке головы трупу – совсем несуразица?
– Как раз к этому я бы не стал относиться с иронией. Это абсолютно нормальный, логичный подготовительный этап. Любой хирург, когда планирует какое-то оперативное вмешательство, новое для себя, а уж тем более новое для хирургии, начинает с анатомического театра. Потому что никакие муляжи, никакая компьютерная реконструкция, никакая 3D-мультипликация, компьютерная томография, конечно, не обеспечивает понимания правильных этапов операции, понимания работы с теми или иными анатомическими образованиями. Поэтому модельная операция на трупах, и это иногда десятки экспериментов, это отработка техники хирургического вмешательства. Это могут быть десятки манипуляций, прежде чем это состоится в клинической практике, в условиях операционной.
– А чем от идей Канаверо отличаются эксперименты советского ученого Владимира Демихова, который в 1950–60-е годы пересаживал головы собакам?
– Действительно, в последние 10–15 лет часто вспоминают Демихова. Во-первых, он действительно был во многом новатором, но немало в этих разговорах и легенд. Действительно, такие операции он проводил на крупных животных, в частности на собаках. С какой целью? На тот момент у него, безусловно, не было цели создать каких-то двухголовых животных и так далее, отечественных специалистов интересовал вопрос функционирования сердечно-сосудистой системы, перераспределение кровотока. Поэтому вопрос соединения органов центральной нервной системы, в частности спинного мозга, там не стоял. Стоял вопрос о кровообращении. Там ведь не просто голова пересаживалась. Если вы обратите внимание на существующие фотографии, там голова трансплантирована на уровне шейного отдела, то есть с фрагментами шеи, в ряде случаев на уровне грудного отдела спинного мозга, на уровне грудного отдела позвоночника. То есть это все-таки ниже лежащие отделы. Почему? Ну, потому что продолговатый мозг и место перехода в спинной мозг – это критически важная зона, где находятся двигательные сосуды, дыхательный центр, и их повреждение, их отделение от нижележащих структур чревато достаточно скоротечной гибелью ввиду отсутствия жизненно важных функций или их существенного угнетения. Зарубежных специалистов модели Демихова и его операции интересовали, во-первых, с точки зрения филигранной хирургической техники, во-вторых, в 1950–60-е годы цитостатики, иммуносупрессанты еще не были синтезированы, а проблема трансплантации органов стояла, и у Демихова была прекрасная модель иммунологического отторжения органов, причем не где-то внутри, как сердце, когда невозможно увидеть, что там с ним происходит. А здесь можно было наблюдать процесс иммунного отторжения чужеродного фрагмента, так сказать, визуально, непосредственно на глазах. Надо сказать, что опыты у него были достаточно успешные. Несколько дней, а в ряде случаев и несколько месяцев, рекорд, по-моему, несколько сотен дней, такие пришитые головы... ну, нельзя говорить – жили, но они проявляли признаки некой жизнеспособности, демонстрировали рефлексы, потому что соответствующие области центральной нервной системы, головной, и фрагмент спинного мозга были сохранены, – рассказал Радио Свобода заведующий кафедры патологической анатомии Рязанского государственного медуниверситета Роман Деев.