Выставка барселонского Морского музея A la vora de la mar. Instruments musicals a la Mediterrània ("На берегу моря. Средиземноморские музыкальные инструменты") была довольно необычной. Мы привыкли изучать филогенетические ряды различных предметов, снабженные информационными табличками. Словно точное знание о количестве холста и масла, дерева и гвоздей, металла и ржавчины приближает нас к пониманию сути вещей.
Автор экспозиции, музыковед Ориоль Россиньоль, создает многоуровневые метафоры и заставляет нас размышлять о кораблях – плавучих оркестрах. Струны-мачты, остовы-резонаторы, барабанные палочки вёсел, трепетание натянутых парусов; крики людей, птиц, морских животных; колокольный бой, вой ветра, вибрации волн, корабельная качка, песни смерти и судьбы – всё это проваливается в огромную воронку звука, попадает в глубину морской раковины, которую можно вытащить из моря и приложить к уху.
Корабль, корабли, миллионы кораблей погружены в поющее тело моря. Мы, слышащие, тоже оказываемся частями огромного музыкального животного – находясь на палубе, на берегу или в воде. Вдохи, выдохи, свист, шипение, бульканье, журчание, прибойный гул нашей крови, внутреннего моря – мелодия жизни. Есть поговорка о том, что в капле воды отражается мир. Корабельный мир отражает береговую культуру.
Перед нами – многообразие красок, технологий, манер, традиций, способов сохранения и наследования музыки с одной стороны и закономерности, позволяющие систематизировать, разделять звучащее – на группы. Духовые, клавишные, перкуссионные, струнные... На выставке было представлено 82 музыкальных инструмента 17–21-го веков, 58 фотографий музыкантов и 12 кораблей.
Корабли также множили культуру, разносили ее по миру, подобно перелетным птицам и волнам
Плавание подразумевало звучание – слышите, как старается барабанщик, задавая ритм гребцам? Но корабли также множили культуру, разносили ее по миру, подобно перелетным птицам и волнам. Не поэтому ли музыка так похожа на путешествие! Можно следить за развитием темы, совершать открытия и поражаться виртуозности исполнения, но можно пребывать и в полусонном состоянии, покачиваясь на волнах, забывая о трагедиях, катастрофах, опасностях.
Есть много примеров уничтожения и захвата музыки коренных культур, апроприации музыкальных инструментов. Любопытна судьба кахона, музыкального ящика. Испанские колониальные власти запрещали африканцам, попавшим в Перу, играть на барабанах. Поэтому рабы играли на ящиках. Позже стенки кахона стали изготавливать из разных материалов, внутрь добавили струны. Кахоны покорили Латинскую Америку, стали частью испанской культуры.
Смешно думать, что музыка – удел профессиональных музыкантов. Все люди музыканты от рождения. Можно играть на ящиках, на кастрюлях, на ложках, на стаканах, на бутылках, на пиле, на мусорных баках – на чем угодно. Венский овощной оркестр перед выступлением закупается, словно для веганской вечеринки, и каждый раз заново создает инструменты. Флейты из моркови и кабачков – отличная витаминная идея для детских праздников!
Для извлечения звуков можно использовать раковины, кости, тростники, тыквы. Но люди многократно усовершенствуют и усиливают природные партитуры, они вытягивают многометровые металлические трубы и до неприличия раздувают корпуса струнных, превращают игрушку в бесценное украшение и символ связи с высшими силами – инкрустируют, золотят, расписывают, посвящают богам.
Музыка и море – за границами этики, они губят миллиарды живых существ
Христианский собор – заимствованный у древних символ веры, скелет гигантского морского животного или перевернутый корабль, наполненный пассажирами разных классов – святыми, служителями, прихожанами. Присмотритесь, пространство собора становится шире и выше от каждого аккорда ничтожного органиста. Мертвый камень, нашпигованный мертвецами, наполненный единомыслящими-полуживыми верующими, украшенный выдуманными, но такими реальными персонажами сказок. Чудовище-оркестр шепчет мистические заклинания и пожирает утопленников религиозного океана.
Музыка и море – за границами этики, они губят миллиарды живых существ. При изготовлении старинных музыкальных инструментов почти всегда использовали части тел животных – перламутр, кость, кожу, рога, шерсть, волос. Задняя дека крошечной латиноамериканской гитары чаранго делалась из панциря несчастных броненосцев, тибетская флейта ганлин – из человеческих бедренных костей. Да что там бедренные кости, монахи могли делать дамару, барабанчики в форме песочных часов из черепа и кожи людей. И всё это – во имя звука, во имя бога. Нищего моряка и всесильного императора, жестокого палача и безобидного пацифиста, торговку ядами и художницу-монашку объединяло детское, птичье желание – петь, рассказывать о своей жизни, сопровождать каждый жизненный шаг музыкальным аккомпанементом, не задумываясь о том, насколько гуманны используемые для этого подручные средства.
Прервемся на минутку для того, чтобы пропустить стадо фортепиано-жирафов. Они живут в коллекции Музея музыки, но, видимо, вышли на прогулку. Осторожнее, за ними катятся африканские барабаны! Да что же это такое, целый индонезийский гамелан бежит следом, марионетки и звуки Первой хаотической симфонии мешают мне рассказывать о выставке!
Наконец тишина. Что остается нам, когда музыка перестает звучать, когда путешествие заканчивается? Только инструмент. Наполненный воспоминаниями о прекрасных мгновениях, ушедших навсегда, неповторимых, он – крошечный корабль, везущий драгоценности нашей памяти. Контуры окончательно сливаются, когда мы смотрим на египетские лодки, или каракки. Корпуса древних судов изгибаются, обрастают струнами, становятся гитарами и арфами. Схемы прошлого времени оживают в руках потомков.
Пауза – важнейшая часть музыки. Жуткий объект экспозиции – оранжевый жилет. В таких жилетах беженцы из Африки садятся в свои ненадежные резиновые лодки и отправляются в смертельно опасное путешествие. Море нашей жестокости берет свою виру – тысячи людей оказываются на дне. Те же, кто выживает, до конца жизни помнят тишину бесконечного моря, прерываемую криками и стонами умирающих. Оставляя музыку на берегу, беженцы пытаются восстановить свои способности к жизни, добравшись до европейского берега. Они привозят свои мелодии и сплетают их с песнями, ритмами, языками новых стран.
Барселона – один из тех городов, что приветствуют беженцев. Люди могут услышать "Добро пожаловать", когда прибывают в Каталонию. Это говорится властями, это написано на городских стенах. Это видно во время народных праздников, когда соседи приглашают Синдикат уличных торговцев поучаствовать во всеобщем веселье. Порабощенные, уничтоженные и отверженные прежде, сегодня африканцы варят суп на городском празднике, делают багеты с хумусом, продают одежду с собственной, беженской, преследуемой торговой маркой Top manta. Превратив презрительное обращение в бренд, торговцы напоминают, что европейцы – тоже люди. Что отсутствие документов – это еще не отсутствие прав.
Большая часть европейского средиземноморского побережья обвита колючей проволокой. Я увидела эту метафору в независимом культурном центре Ateneu Roig и не знаю, кто ее автор. Многометровая картина-транспарант посвящена отношению привилегированных европейцев к мигрантам. Люди с бокалами вина улыбаются, наслаждаются свободой внутри своей защищенной зоны, культурной тюрьмы, белой крепости. С другой стороны моря – кровавые африканские берега, со времен колонизации утопающие в насилии.
Человек плывет на волнах музыки, человек становится музыкой. Мелодии сопровождают каждое мгновение жизни – об этом фильм, демонстрирующийся в конце выставочного маршрута. Плач новорожденного, детский лепет, колыбельные песни матери, школьные утренники, грохочущая андеграундная юность, молодежные музыкальные фестивали, общественные праздники, снова колыбельные – но уже для собственных детей и внуков, кружок танцев для пенсионеров, песни сиделки, похоронный марш... Кажется, всё закончилось. Или нет?
