Более 20 тысяч человек подписали в интернете петицию в защиту Государственного центра русского фольклора (ГЦРФ). Несмотря на декларируемую российским государством поддержку духовности и национальной культуры, один из ключевых в стране центров по изучению русского фольклора оказался под угрозой исчезновения.
В 2016 году Министерство культуры лишило Центр русского фольклора статуса самостоятельного учреждения культуры, подчинив его организации Роскультпроект в качестве одного из отделов. А в октябре 2017 года его включили в состав Государственного российского дома народного творчества (ГРДНФ). В результате Центр лишился собственного помещения, а штат его сотрудников был сокращен вдвое. По словам главного бухгалтера Центра русского фольклора Надежды Агафоновой, имущество, принадлежавшее организации, достается Роскультпроекту:
– Роскультпроект хочет завладеть полностью нашим ИНН, нашим уставом, переделать его полностью под себя. И чтобы это сделать, ему надо избавиться от тех сотрудников, которые выполняют непосредственно госзадание Центра русского фольклора. На данный момент Роскультпроект работает не по госзаданию, а по целевой субсидии. И то, что сейчас Министерство культуры переводит наших сотрудников в Дом народного творчества, происходит для того, чтобы освободиться от всех нюансов в Роскультпроекте – переделать полностью его устав, чтобы получилось так, будто Центра русского фольклора никогда и не существовало. Насколько я знаю, архивы, то есть все фонды нематериального культурного наследия, были перевезены в Дом народного творчества, но все имущество, то есть материальные активы (компьютеры, мебель, денежные средства) остаются в ведомстве Роскультпроекта, – рассказала Надежда Агафонова.
О том, чем грозит перевод сотрудников ГЦРФ под крышу Дома народного творчества и фактическая ликвидация Центра, в интервью Радио Свобода рассказал популяризатор русского фольклора музыкант Сергей Старостин.
– Почему Государственный центр русского фольклора решили объединить с Домом народного творчества? Почему Министерство культуры решило провести подобную оптимизацию?
– Оптимизация – это повод избавиться от лишнего рта, лишнего государственного бюджетного учреждения культуры, то есть лишнего юридического лица, которое, видимо, понадобилось под какие-то другие проекты. Но дело в том, что государственные мужи, занимающие определенные посты в Министерстве культуры, видят несколько иначе перспективы развития культурных процессов, нежели мы видим их на своем месте. Я нисколько не оправдываю это поведение, но я предполагаю, что там есть какие-то концептуальные взгляды. Просто мне очень обидно, что именно структура, которая занимается непосредственно изучением и актуализацией культурного наследия русского народа, попала под раздачу. Министерство всегда отпишется, ссылаясь на оптимизацию всех процессов, что нам так будет хорошо. Но слово "нам" я уже беру в кавычки, потому что я себя, скорее всего, не отношу уже к этому коллективу. Часть сотрудников перейдет под крышу Дома народного творчества. Если они сохранят свою профильную деятельность, это будет хорошо, но это будут уже отдельные сотрудники, а не целостное направление, не объемная и очень целенаправленная деятельность, которой занимался Центр.
– Правильно ли я понимаю, что с точки зрения министерства Центр был избыточной организацией и выполнял те же функции, что и Дом народного творчества, поэтому их и слили в одну структуру?
Из-под культуры народной выбивалась ее основа, и она подменялась так называемой колхозной псевдокультурой
– Мы уже много переломали копий на этом. Это очевидная смысловая, терминологическая и какая угодно ловушка. Дело в том, что фольклор пытаются все время подогнать под название "народное творчество". Один из департаментов министерства культуры занимается поддержкой искусства и народного творчества и пытается загнать в эти рамки фольклор. Фольклор не является народным творчеством. Фольклор – это народная мудрость. Это понятие более глубинное, более основательное. Мы все прекрасно знаем, что был длительный исторический период, когда произошла подмена, когда из-под культуры народной выбивалась ее основа и она подменялась так называемой колхозной псевдокультурой. В сознание человека внедрялись вообще иные образы. В результате всей этой политики, художественной и идеологической обработки населения на данном этапе мы имеем следующую картину. У молодежи мозги освободились, у нее есть определенное видение мира, они все сидят в сетях и видят все, что им предлагает мировая культура. И когда они обращаются к своей культуре, то видят людей в каких-то жутких неимоверных балаганных костюмах, которые не пойми что поют и позиционируют это как национальную культуру титульной нации. Что может возникнуть в сердце, в уме, в душе у этого молодого человека? "Я не хочу принадлежать к этой культуре, – скажет он, – если она такая". Вот и весь ответ. Поэтому очередное поколение русской молодежи теряется для самоидентификации, для сознания своих корней. Откуда они могут получить эти сведения? Где они их могут достать? Каким образом?
Почему мы должны существовать как безликие персонажи, говорящие по-русски, а мыслящие вообще непонятно как?
Как мне кажется, эта задача должна решаться на уровне государства, а не частными инициативами. Частные инициативы тоже существуют, у нас есть общественное фольклорное движение, объединяющее 50 регионов Российской Федерации, включающее в себя несколько десятков тысяч человек. Это люди, которые глотнули из источника живого, настоящего, чистого. Они поняли, что им есть чем гордиться, что они не на помойке родились, что у традиционной русской культуры богатейшее наследие. То есть они поняли какие-то основополагающие вещи, и они от этой культуры не откажутся. Но наша задача была донести это знание до любого человека, который считает себя русским, причастен к русской истории, который хотел бы быть русским и гордиться этим статусом. Знание основ своей культуры – это необходимо, мне кажется, для человека, живущего в любом государстве. Почему мы должны существовать как безликие персонажи, говорящие по-русски, а мыслящие вообще непонятно как?
– Правильно ли я понимаю, что Дом народного творчества как раз занимается поддержкой тех самых, как вы выражаетесь, балаганных форм фольклора? Или там ведется какая-то научная работа тоже?
Для человека сведущего и понимающего, что есть традиция, с одного взгляда, брошенного на то, что он видит, будет понятно, что это реальная клюква
– Научная работа там не ведется. Максимум, что может допустить в себя Дом народного творчества, это методическая работа. Но в структуре домов народного творчества не предполагалось никогда существование ни архивов, ни научных отделов. Они как бы с наукой не сильно дружат, прямо вам скажу. И не сильно заинтересованы. Дата, конечно, не очень красивая, но ГРДНТ, как система, отпраздновал в этом году свое 80-летие. Если вы посчитаете, то начало жизни этой системы приходится на 1937 год. И совершенно понятно и очевидно, для чего она создавалась. Чтобы погасить возможные предполагаемые народные волнения в связи с судами троек и так далее. Отвлечь, увести народ от истинных смыслов. Другое дело, что за десятилетия существования эта система сделала и много полезного, через нее прошли очень важные аспекты внетрудовой человеческой деятельности – система кружков, система занятий по разным увлечениям, клубная деятельность. Это неплохо. Это то, что держало многих людей в их досуге, то, что их отвлекало или даже становилось побудительной причиной к выбору дальнейшей профессии. Нельзя сказать, что это система никчемная. Неправда. Это система довольно четко работающая. Другое дело, что в области глубинной национальной культуры это фальшивое направление, которое было задано, дошло до сегодняшнего дня. И оно в каком-то смысле вступает в противоречие с сегодняшним осмыслением национальной культуры и наличием людей, которые не считают это национальной культурой, а считают это суррогатом и плевком в лицо национальной культуре. Этот конфликт существует, и в нем есть представители и одной веры, и другой. И те, и другие себя называют фольклорными ансамблями русской традиции. Но для человека сведущего и понимающего, что есть традиция, с одного взгляда, брошенного на то, что он видит, будет понятно, что это реальная клюква.
– Из ситуации с Центром русского фольклора можно сделать вывод, что основная вера сейчас как раз клюквенная, а вы вроде как раскольники...
– Можно представить себе, что это мудрое решение министерства. Можно допустить, что государственные мужи, управляющие министерством, люди достаточно сведущие, грамотные, принимают мудрое решение. Допускаю, что наши специалисты, которые стояли в некой оппозиции к этой художественной самодеятельности, придут сейчас работать в Дом народного творчества и им дадут возможность профильной работы, а не заткнут рот и не переориентируют в иные сферы. В этой системе появится живая мысль, живая идеология, проводящая через эту систему новые идеи и предающая ей новый вектор развития изнутри. Дай Бог, чтобы так случилось! Но у меня по этому поводу иллюзий и надежд нет.
– Какова судьба архивов Центра русского фольклора?
– Это была одна из претензий директора нашего департамента к Центру. Зацепиться было не за что, но какую-то претензию нужно было предъявить, нужно было найти какой-то повод. И зацепились как раз за самое неудачное – за архив. С архивом все в порядке у нас было, он на 90% оцифрован, существуют электронные описи этого архива. Он лежал неразобранный в коробках по одной причине – мы совершили глобальный переезд из одного здания в Москве в другое здание и разместили все в подвале. Никто нам не давал добро из нашей вышестоящей организации – Роскультпроект – на разборку архива, потому что они, видимо, понимали, что будут нас еще куда-то командировать. Вот теперь мы понимаем куда. Поэтому все эти претензии директора департамента Министерства культуры, которому мы подчиняемся, вообще беспочвенны – все в порядке с архивом. А что с ним будет? Вот перевезут коробки, поставят на место в определенном порядке и скажут: "Ну вот, теперь у нас порядок". Но это чушь полная.
– Расскажите, пожалуйста, о том, как сообщество людей, которые интересуются подлинным русским фольклором, откликнулось на эту ситуацию? Я видела, что люди подписывают петицию. Какая была реакция, насколько мощная?
Большинство сотрудников уже убедили, что работу им оставят и они будут чем-то там заниматься
– Реакция была быстрая и мощная. Буквально за неделю мы собрали почти 20 тысяч подписей под петицией, не возбуждая уж прямо сильно эти процессы. Поток писем пошел в администрацию президента, депутатам и так далее. Это бы могло парализовать работу министерства, если бы мы реально обратились к народу. Но тут ведь процессы идут и ответные, со стороны министерства. Тебя вызывают и начинают говорить: "Может быть, вот так?" Потом параллельно идут процессы раскола самого коллектива, изнутри его подрывают. И когда ты приходишь в результате к тому, что тебе надо бы еще воевать за Центр, оказывается, что тебе не надо воевать за Центр, потому что большинство сотрудников уже убедили, что работу им оставят и они будут чем-то там заниматься. Вот так умеют у нас действовать ведомства, вот так умело работают с людьми. Кто-то, может быть, постфактум будет переживать и страдать, что во имя своего профессионального благополучия и заработка отказался от защиты собственной идеи. Но это вопрос решенный, и его не обсуждают. Центра на сегодняшний момент нет как самостоятельного, структурного, смыслового действующего подразделения, – сказал музыкант Сергей Старостин.
