Осторожно, религия!

• В России можно найти приверженцев практически всех существующих религий и конфессий. Выделение любой из них неизбежно ведет к нарушению прав остальных
• Конституция страны говорит о том, что Россия - светское государство, а представители всех религий равны между собой
• При этом в преамбуле Федерального закона "О свободе совести и о религиозных объединениях" говорится об особой роли православия и уважении религий, составляющих неотъемлемую часть исторического наследия народов России
• Проблема российского законодательства – в отсутствии четких опеределений: непонятно, что такое «светское государство», в чем именно заключается «оскорбление чувств верующих»?
• По мнению экспертов, дело "Пусси Райот" положило конец начавшемуся в 90-е годы религиозному возрождению
• Государство использует религиозные идеи для того, чтобы заполнить идеологическую нишу, так как больше нечем ее заполнять

Марьяна Торочешникова: Согласно Конституции, Россия - светское государство. Никакая религия не может быть обязательной, а все религиозные объединения отделены от государства и равны. Но мусульманам запрещают носить хиджабы в школах, Свидетелей Иеговы и вовсе признали экстремистами, зато РПЦ успешно внедряет в школьную программу "Нравственные основы семейной жизни" и обижается на каждого покемона. Так есть ли равенство? Рассуждают представители трех конфессия - христианства, ислама и иудаизма.

Протоиерей Всеволод Чаплин: Равноправие не означает одинаковых привилегий, так же как равенство человека перед законом не означает того, что он будет иметь разные отношения с государством, будучи осужденным преступником или героем. Степень поддержки государства может быть разной.

Вообще, я считаю, что мы слишком поспешно приняли в Конституции это положение о равенстве религиозных объединений перед законом. Этого положения нет в большинстве конституций стран мира, включая западные страны. Религии могут быть хорошими и плохими, могут быть известными в обществе и внесенными извне с недобрыми намерениями. И полный нейтралитет государства в отношении всех религиозных учений и религиозных общин - это утопическая идея, которая опровергнута жизнью. Человек не может внешне выразить свою веру - это не светскость, а тоталитаризм.

Та или иная одежда, связанная с религией, у меня, по крайней мере, не вызывает ни малейшего отторжения. Вызывает она отторжение у тех, кто уже хотел бы, наверное, чтобы верующие опять были загнаны в некоторые гетто и не показывались никуда из своих домов или религиозных зданий.

Имам Ильдар Аляутдинов: Если где-то в чем-то мы остаемся позади, то причина в нас самих, а не в тех привилегиях, которые предоставляет государство. Хотя, безусловно, мы понимаем, что как такового равенства нет. Если человек покрасит голову в серо-буро-малиновый цвет, все воспримут это нормально, но когда представитель ислама, который является частью этого общества, представляет четверть населения, надевает платок, это становится ненормальным. Если бы нас было сто или тысяча человек, и мы были бы некой вымирающей нацией... Но это же не так!

Сколько выделяется площадей под ту или иную деятельность для Русской Православной церкви - это десятки тысяч квадратных метров! В Москве, например, нам выделили помещение площадью около двух тысяч квадратных метров, и это единственная площадка во всей Российской Федерации, где ведется некая культурно-просветительская деятельность. Но даже при ее ведении у нас возникают сложности: приходят прокурорские проверки, спрашивают, почему и зачем…

Пытаешься что-то делать, просвещать людей, но не всем это нужно. Многим чиновникам, представителям разных структур это абсолютно не нужно. И они не понимают, что тем самым создают в обществе дисбаланс, который рано или поздно даст о себе знать.

Раввин Зиновий Коган: Равенства быть не может. Они равноудалены в том смысле, что закон запрещает делать какую-либо из религий государственной, обязательной. Вы можете сегодня жить в Чечне и не быть мусульманином, а быть иудеем. Но это же факт, что православная Пасха объединяет Россию от Камчатки до Калининграда. Бывают религиозные группы, куда ходит много молодежи, где интересно, но их не пускают в ряды религиозных организаций, дают им клички – «секта» и так далее. Справедливо это или нет? Это жизнь!

У нас есть такая замечательная организация - Межрелигиозный совет России (его возглавляет патриарх Кирилл). Если представители хоть одной религии говорят "нет", то мы снимаем вопрос с повестки дня - ну, это как право вето в Совете Безопасности ООН.

Марьяна Торочешникова: В России можно найти приверженцев практически всех существующих религий и конфессий. Выделение любой из них неизбежно ведет к нарушению прав остальных. Тем не менее, в преамбуле Федерального закона "О свободе совести и о религиозных объединениях" прямо говорится об особой роли православия и уважении религий, составляющих неотъемлемую часть исторического наследия народов России. Значит ли это, что верующих нужно делить на сорта? А как быть с атеистами? Спросим об этом у гостей программы - Андрея Десницкого и Ксении Сергазиной.

Диктор: Андрей Десницкий - филолог, доктор наук, профессор РАН, ведущий научный сотрудник Института востоковедения Российской академии наук, консультант Института перевода Библии в Москве. Автор более десяти книг и около сотни статей. Специалист по Библии.

Ксения Сергазина - эксперт по вопросам религии Информационно-аналитического центра «СОВА». Кандидат исторических наук, доцент Учебно-научного центра изучения религий Российского государственного гуманитарного университета. Исследовательские интересы - религия в светском обществе, народное православие, РПЦ в публичной сфере, новые религиозные движения в России.

Марьяна Торочешникова: Россия - светское государство: вот так, как это прописано в 14-ой статье Конституции?

Андрей Десницкий: Словом "светское государство" можно называть очень разные вещи. Можно назвать так атеистическое государство. Вот Советский Союз - безусловно, светское государство. Можно назвать так, например, современную Францию, в которой светскость, как шутят французы, - это единственная святыня, которая есть. Может быть светскость, как где-нибудь в Великобритании, где глава государства - это одновременно и глава церкви: королева или король по положению является главой Англиканской церкви, и церковь государственная.

В каком-то смысле и Россия - светское государство. Понятно, что это не Саудовская Аравия, где шариат - это законодательство страны. Но вот во всем остальном, мне кажется, Россия, как и в очень многих других отношениях, не нашла свое понимание светскости. Она его мучительно ищет, и каждый тянет одеяло на себя.

Марьяна Торочешникова: Вы имеете в виду представителей разных конфессий?

Андрей Десницкий: Нет, не только. Сейчас очень четко виден спор между клерикалами и антиклерикалами. При этом клерикалы могут быть разными, и православные в России в этом смысле впереди планеты всей, но среди мусульман тоже достаточно много желающих сказать: нет, это наша земля, на ней мы устанавливаем свои правила с уважением наших традиций. А с другой стороны, «раз у нас религия отделена от государства, значит, будьте добры, верьте у себя дома, за закрытой дверью, но так, чтобы мы этого не видели».

Вот это две крайности, и между ними в общественном поле сейчас очень явно идет борьба. И никто не оспаривает, никто не говорит: нет, Россия должна стать православным халифатом. Все говорят: мы - светское государство, но светскость - это... И дальше предлагаются совершенно противоположные, несовместимые модели этой светскости.

Ксения Сергазина: По-моему, раз в Конституции записано, что Россия - светское государство, у нас нет никаких оснований говорить, что она не светское государство, пока Конституция не изменена.

Марьяна Торочешникова: В Конституции очень много хороших положений, но это не означает, что так оно и есть в жизни. В той же 14-ой статье говорится не только о светскости государства, но и как раз о том, что представители всех религий равны между собой, что нет там первого и второго сорта.

Андрей Десницкий: Но на практике это совершенно очевидно не так. Положение православных и мусульман, с одной стороны, лютеран и баптистов, с другой, и вот теперь Свидетелей Иеговы, с третьей, совершенно различно.

Ксения Сергазина: И баптистов, пожалуй, теперь надо рассматривать ближе к Свидетелям Иеговы, потому что у них тоже тяжелая ситуация.

Андрей Десницкий: Я думаю, адвентисты следующие на очереди, потому что чужие подозрительны. Отсеивают тех, «кто очень не похож на нас», и, безусловно, Свидетели Иеговы - сами непохожие. Дальше могут быть адвентисты, еще какие-то маленькие протестантские группы. А баптистов слишком много.

Марьяна Торочешникова: Недавно в Нижневартовске прошел круглый стол по религиозной безопасности, и там говорили как раз об опасности сект. И по итогам этого круглого стола жителям региона рекомендовали сообщать правоохранительным органам о деятельности псевдорелигиозных организаций, в частности, сообщать, если к людям приходят Свидетели Иеговы и начинают что-то проповедовать. Ну, здесь понятно - юридически признали организацию экстремистской, соответственно, они не могут, с точки зрения закона, распространять свои идеи. Но кто такие эти "псевдорелигиозные организации"? Есть юридическое определение этих слов?

Ксения Сергазина: Конечно, нет и не может быть. В законе есть только два понятия - "религиозные организации" и "религиозные группы".

Марьяна Торочешникова: А кто тогда решает, что вот это секта, а это не секта?

Андрей Десницкий: А кто решает, кто у нас "иностранный агент", что такое иностранный агент? Тут же очень четкая цель: это максимально расплывчатое определение, под которое можно подвести человека или организацию, а можно не подводить. Кто решает? Начальник. В воздухе носятся какие-то определения: "пятая колонна" - что это такое? Или что такое "враг народа"? Вот и "секта" из той же области.

Если попытаться дать определение с точки зрения религиоведения, что такое секта, то это некая закрытая группа людей, внутри которой действует своя собственная мораль, и которая любой ценой отстаивает свои групповые интересы. Но тогда окажется, что некоторые традиционные конфессии прямо идеально подпадают под это определение. Поэтому, конечно, никаких определений не будет, иначе выяснится, что те, кого не надо трогать, - идеальные секты, а те, кого хочется тронуть, - никак не секты.

Марьяна Торочешникова: Таким образом, никакого равенства конфессий в России не существует. А представители маленьких религиозных групп в нынешней ситуации вообще ходят по лезвию ножа.

Ксения Сергазина: Даже на мусульман, которые вроде как считаются традиционной религией, сейчас происходят гонения. Про это почему-то все молчат, а нужно говорить прямо, что есть облавы в мечетях каждую пятницу, есть проверки паспортов...

Марьяна Торочешникова: Но это не на всех мусульман: их же тоже поделили на "правильных" и "неправильных".

Ксения Сергазина: А это невозможно проверить, они сами толком не могут сказать...

Андрей Десницкий: Кроме того, ислам, в отличие от христианства, не делится так четко на разные группы. Там есть, конечно, свои мазхабы, но христианин, как правило, может сказать о себе, что он лютеранин, кальвинист, православный или католик: «я - православный потому, что»... - и целый набор признаков. А «я - ханафит или кто-то еще» - это личное дело каждого мусульманина, он не обязан отчитываться, подписывать некую сумму вероучительных положений и говорить: "Нет, я этот, а не тот".

Марьяна Торочешникова: Вероятно, делается вывод о том, что если одни представители одного направления ведут себя более радикально, то, значит, все они уже радикалы, и надо на всякий случай перестраховаться.

Ксения Сергазина: Это более сложно. В Крыму, например, приходят к мусульманам, проводят обыски и потом всех арестовывают. Ведь не делается с самого начала никакого выбора, правильно они верят или неправильно, а просто говорят, что они все - представители экстремистского террористического движения. А потом уже в тюрьме доказывайте свои взгляды.

Андрей Десницкий: Вообще, любой верующий человек - экстремист, потому что он верит, что одни люди, условно говоря, спасутся, а другие нет, что есть абсолютное добро и абсолютное зло. У нас ведь нет никаких определений того, что такое экстремизм. Экстремизм - это пойти и убить кого-то? Конечно, это преступление. Или экстремизм - это говорить такие вещи, какие скажет любой искренне верующий человек? Вот есть некоторые заповеди, некоторые хорошие вещи, которые ты должен принимать, и тогда ты с Богом, а если нет, то ты с дьяволом, и ты погибнешь. Это же экстремистские высказывания.

Ксения Сергазина: Если насильно потащишь в рай, то это экстремизм.

Марьяна Торочешникова: В 2013 году в России появилось положение в Уголовном кодексе, предусматривающее ответственность за оскорбление чувств верующих. Собственно, это новая редакция 148-ой статьи УК РФ, которая до неузнаваемости изменилась, и там появилась эта формулировка - "оскорбление чувств верующих". Каких верующих, каких их чувств - в общем, не совсем понятно, и это такая ловушка и для представителей правоохранительных органов, которым нужно отчитываться, и, соответственно, для людей, которые невольно могут вдруг стать теми самыми персонами, которые оскорбляют эти чувства. А что вообще за необходимость была в таком законе? Зачем он существует и как работает?

Ксения Сергазина: Это было следствие дела "Пусси Райот", когда девушек нужно было как-то наказать, а за что наказать - никто не мог придумать. Дело подпадало под статью об оскорблении чувств верующих, в то время это была статья 5.26 Административного кодекса, и по ней полагалось не более тысячи рублей штрафа. Церкви казалось, что этого маловато.

Марьяна Торочешникова: Церкви, которая отделена от государства...

Андрей Десницкий: Я не уверен, что Церкви. Дело "Пусси Райот" вообще очень интересное, знаковое дело. Оно явно было не на пользу Церкви, а на пользу партии власти, которая с помощью этого процесса расколола оппозицию: «ах, вы против наших святынь, вы за мракобесие и против светскости». И люди начали тихо ненавидеть друг друга.

Ксения Сергазина: А мне кажется, что это дело отчасти поставило рубеж начавшемуся в 90-е годы религиозному возрождению.

Марьяна Торочешникова: Тем не менее, их судили совсем по другой статье, но потом появились люди, которых судили уже по 148-ой статье УК.

Ксения Сергазина: Есть дело девушки, которая сфотографировалась на фоне буддистского барабана, и это сочли оскорблением. Есть девушка, на фотографии прикуривающая в храме. Есть церковный рабочий, которому не заплатили за его работу: он ворвался в церковь во время богослужения, решил разобраться с батюшкой и получил 15 тысяч штрафа по 148-ой статье.

Андрей Десницкий: Кстати, законодательство Российской империи очень четко прописывало эти вещи. Там в какой-то из статей Уголовного кодекса говорилось: воспрепятствование богослужению, хуление икон, что-то еще, то есть это были конкретные действия, а не вообще «оскорбление чувств». Совершаешь какое-то действие, которое определяется в кодексе, и получаешь соответствующее наказание.

Ксения Сергазина: И еще важно, где совершаешь. Вот сейчас депутат Олег Смолин предложил внести поправки в 148-ю статью, сказав, что нужно ограничить применение этого закона только богослужебными местами: если что-то совершено в церкви, тогда осуждаем, а если нет... Это, правда, тоже полумера, потому что понятие "чувств" все равно не прописано, и он не предлагает определить его юридически.

Андрей Десницкий: Но здесь хотя бы будет ясность. Если идет богослужение в церкви, в мечети, в синагоге, и врывается человек, начинает ругаться, расшвыривать священные предметы, - да, этого делать нельзя, за это стоит наказывать.

Ксения Сергазина: Но, с другой стороны, у нас полиция очень часто врывается на богослужения: к протестантам, например, к тем же Свидетелям Иеговы часто приходят, и собрание прерывается...

Андрей Десницкий: И оскорбляют чувства!

Марьяна Торочешникова: Ну, Свидетели Иеговы-то - экстремисты, что уже зафиксировали российские правоохранительные органы...

Андрей Десницкий: Но у них есть чувства, и они верующие, значит, закон к ним теоретически применим, хотя и понятно, что никто не будет этого делать... Экстремист не выходит из правового поля, он не перестает быть гражданином со своими правами.

Ксения Сергазина: И от того, что российские власти признали Свидетелей Иеговы экстремистами, они не стали экстремистами.

Марьяна Торочешникова: Они не стали по сути своей, но для большинства представителей правоохранительных органов именно такими и стали (как и для людей, которые не вдавались в подробности, узнав об этом из новостей).

А можно ли оскорбить чувства атеистов? Тогда уж все на свете оскорбляют их чувства, начиная с выходного на Рождество Христово и заканчивая демонстрацией по телевидению хаджей или того, как привозят Благодатный Огонь. Совсем недавно в Краснодаре было возбуждено уголовное дело в отношении поэта, который разместил в сети стихотворение, и там, в частности, были такие слова: "Людей нет хуже мерзких атеистов. Мы все же инквизицию вернем".

Андрей Десницкий: Это скользкая дорога, по которой можно прийти к ситуации, когда любое высказывание будет кого-то оскорблять и будет подсудно. Если бы я писал законы, я бы предложил следующий принцип: прямые призывы к незаконной деятельности. Вот фраза "давайте пойдем и убьем всех таких-то" или "всех таких-то можно убивать" - это однозначно должно наказываться.

Марьяна Торочешникова: Но это уже экстремизм, а никакое не оскорбление.

Андрей Десницкий: Это прямой и конкретный призыв к противоправным действиям. А вот фразы типа "я ненавижу таких-то", "такие-то - плохие люди", на мой взгляд, вообще не должны наказываться. Это должно вызывать другую реакцию: человеку перестают подавать руку, его перестают приглашать в приличные места.

Ксения Сергазина: Или оскорбленный может подать заявление в прокуратуру, а дальше надо разбираться уже на уровне Административного кодекса.

Андрей Десницкий: Мне не очень нравится сама идея - судить людей за высказывания. Вот мы – православные: давайте посмотрим, что мы читаем в храмах в Страстную Седмицу? Мы очень сильно оскорбляем чувства иудеев: в богослужениях Страстной Седмицы полно инвектив против них. А если вы почитаете какие-нибудь средневековые иудейские тексты, вроде Шулхан Арух, вы там найдете много неприятного про христиан. И это нормально для средневековья: общество не понимает, что такое религиозная толерантность, еще нет самой этой идеи, и представители каждой религии периодически говорят: мы хорошие, а все остальные - гады, сволочи и мерзавцы.

Марьяна Торочешникова: Да, но мы живем в XXI веке, и все же суды ссылаются в своих решениях на постановления каких-то соборов. В деле блогера Соколовского, который ловил в храме покемонов, тоже ссылались на документ, который вообще априори не может иметь никакой юридической силы в России.

Андрей Десницкий: Поэтому мне кажется, что такие вещи должны быть ограничены узким кругом очень конкретных действий. Грубо говоря, нельзя мешать верующим делать то, что они делают в рамках своей религиозной идентичности, оскорблять их в это время, пытаться каким-то образом выставить их в некрасивом свете - это должно наказываться и всячески предотвращаться. А наказывать человека за выражение своего отношения к этому просто бессмысленно. Мы так дойдем до того, что если я на кухне скажу: "Не нравится мне такое-то событие, не люблю я этого человека", - за это меня накажут, потому что я оскорбил чьи-то чувства.

Марьяна Торочешникова: Первое в России уголовное дело об оскорблении чувств верующих рассматривали в Екатеринбурге в 2016 году. Судили эпатажного уральца Антона Симакова, который практикует в Екатеринбурге магию вуду. Следственный комитет обвинил Симакова по статье 148, часть 1-я, после публикации в интернете видео колдовского обряда. Маг в присутствии журналистов зарезал петуха на покрывале с православными символами, чтобы остановить войну на территории Украины. В итоге суд признал Симакова невменяемым, и он провел несколько месяцев на принудительном лечении в психиатрическом стационаре.

Антон Симаков, магистр магии вуду: Был первый в России такой суд и первый приговор. Ритуал был на то, чтобы закончилась война гражданская на Украине, чтобы повлиять на вот эти дурацкие силы, которые пришли к власти. Потом ко мне пришли комитетчики, слава богу, без "черного воронка", вызвали на допрос. Я пришел, вообще не понимая, в чем дело. В итоге я решил, что все улеглось, все хорошо, а потом прочитал в каком-то из информагентств, что дело об оскорблении чувств верующих уже в Следственном комитете.

Было просто использовано покрывало на покойника, где изображены православные символы: я лил на них кровь, стоял ногами. Правда, у меня не было цели кого-то оскорблять.

Оскорбить чувства верующих может каждый человек. Если мы знаем, что человек украл кошелек или убил кого-то, если есть конкретный поступок, то есть определенное конкретное наказание.

Следствие шло больше года, а суд за три часа решил все это дело. И главное, что эксперты, которые там были, даже представитель Православной церкви, не увидели моего намерения оскорбить чувства верующих. А в законе есть простая формулировка: умышленно оскорбил чувства верующих. То есть умысла никто доказать не мог, доказательств не было. И как только пришло заключение от экспертов, меня тут же вызвали, и следователь сказал: "Завтра срочно в психиатрическую больницу, там будет обследование!" Я так думаю, статья новая, по ней же тоже надо отчитываться, и они уцепились за это. А поскольку я - самый известный маг в Екатеринбурге, было намного легче зацепиться за это, ярко и красочно все это продемонстрировать.

Марьяна Торочешникова: Тут, наверное, ключевой была мысль о том, что нужно доказать умысел человека оскорбить чьи-то чувства: то есть нужно доказать, что когда человек резал петуха на покрывале, прикуривал в храме от свечки или ловил покемонов, он именно хотел кого-то оскорбить.

Ксения Сергазина: Он это делал у себя дома как обряд своей религии. И он вполне может проводить какой угодно обряд своей религии, используя какие угодно атрибуты.

Андрей Десницкий: Доказать невозможно. Допустим, при краже очень легко доказать умысел: если человек подошел и вытащил из кармана кошелек, то это, конечно, умышленная кража. А если, допустим, ему его подкинули, то это не кража, умысла не было. А поскольку оскорбление чувств - действие не конкретное, то не может быть и какого-то доказуемого умысла.

Марьяна Торочешникова: То есть во всей этой истории с оскорблением чувств верующих сейчас все-таки, наверное, нужно ждать вмешательства депутатов, которые отмотают назад.

Ксения Сергазина: Было бы идеально, если бы совсем отменили эту статью!

Андрей Десницкий: Я думаю, рано или поздно настанет время, когда отменят эти странные законы, по которым практически любой человек может быть признан виновным, но это сделает явно не нынешний депутатский корпус.

Марьяна Торочешникова: В последнее время все чаще и чаще обсуждаются вопросы, связанные с преподаванием религии в школе и попытками вмешательства тех или иных религиозных конфессий в работу образовательных учреждений - не только школ, но и высших учебных заведений. С одной стороны, спорят мусульмане, которые хотят, чтобы им разрешили ходить на занятия в головных уборах. С другой стороны, есть православные, которые тоже предъявляют свои требования. И здесь государство никак не может найти баланс. Почему так происходит?

Андрей Десницкий: Тут много разных вопросов: что происходит с образованием, что происходит с государственно-церковными, государственно-религиозными отношениями? Я бы обратил внимание на одну простую деталь. Мы живем в обществе, оторванном от любых корней, кроме советских, просто потому что никто из ныне живущих граждан России не помнит никакого другого прошлого, кроме советского или постсоветского. И нам катастрофически не хватает идентичности. Должно быть что-то такое, что нас объединяет, и мы хватаемся буквально за все подряд.

Есть такая вещь, как реконструкторство: кто-то играет в средневековые сражения, делает доспехи, кольчуги, мечи, кто-то - в вымышленные миры, говоря "я - эльф" или "я - хоббит". К сожалению, все наши религиозные идентичности тоже реконструированы. Весь наш традиционализм - это не настоящий традиционализм: я делаю так, как делал отец, дед, мама, бабушка, прабабушка...

Ксения Сергазина: Бывает и такое.

Андрей Десницкий: Но очень редко, это исключительный случай. В основном это: «я был комсомольцем, я был коммунистом, потом уверовал в бога, прочитал в одной книжке, как оно было в Российской империи, и теперь давайте мы сделаем так, и это будет наша традиция».

Ксения Сергазина: Если бы это было снизу: например, собрались бы школьники и сказали: "Хотим изучать Евангелие", - почему нет?

Андрей Десницкий: Да, школьники любят что-то интересное, и в одном месте можно изучать Евангелие, а в другом - Толкина. Но когда это спускается сверху, это колоссальная утопия. С самого верха РПЦ сейчас говорят, что надо вводить уроки религии, уроки нравственности с первого класса по одиннадцатый, а кто будет преподавать?

Ксения Сергазина: Митрополит Илларион сказал: только теологи с соответствующим образованием.

Андрей Десницкий: И где их столько напекут - в провинциальных епархиальных училищах? Сейчас большая проблема - кому преподавать "Основы православной культуры" так, чтобы не отвратить от этой культуры. Моя знакомая, школьная учительница из Подмосковья рассказывала, как это было. Ее вызвали и сказали: "У тебя мало часов, иди на курсы переподготовки, будешь преподавать ОПК". Она отказалась - она неверующая. Но у нее независимое положение, у нее муж хорошо зарабатывает, и если ее уволят, семья прокормится. А те, у кого нет такой возможности, пошли, как миленькие, и преподают предмет, от которого их самих тошнит. И какие впечатления вынесут дети с этих уроков?

Марьяна Торочешникова: Но это же факультативный предмет...

Ксения Сергазина: Нет, обязательный!

Андрей Десницкий: Выбор только между разными модулями, да, но предмет обязательный. Ну, хорошо, в четвертом классе точно не вредно познакомить детей с разными религиозными традициями, но когда сейчас говорят - с первого по одиннадцатый, по-моему, люди, которые это предлагают, просто не дают себе труда соотнести свои фантазии с реальностью. Вот я заканчивал еще догорбачевскую советскую школу, и у нас этого коммунизма было вот столько в каждом классе, тоннами! Но разве мы выросли коммунистами?

Ксения Сергазина: Научились спать на партсобраниях. (смеется)

Андрей Десницкий: Да. Все просто прекрасно знали, что есть некоторые фразы, которые надо время от времени воспроизводить, и все рассказывали друг другу анекдоты про Леонида Ильича.

Марьяна Торочешникова: Минобрнауки России рассматривает возможность включения в обязательную школьную программу учебного курса "Нравственные основы семейной жизни". Этот курс разработали екатеринбургский священник Дмитрий Моисеев и монахиня Среднеуральского женского монастыря Нина Крыгина. Монахиня Нина уверена, что знает рецепт долгой и счастливой семейной жизни, и готова поделиться им со школьниками. Мы собрали ключевые цитаты матушки Нины.

Нина Крыгина: Глава семьи - мужчина. Предназначение женщины - православие.

Вот формулировочка - "пролетарский гражданский брак с любовью" - что это означает? А это означает, что если любишь, имеешь право жить, а не любишь - до свидания. Все очень просто - красивая, мягкая мина замедленного действия.

Полное равенство личных, имущественных прав мужа и жены. Раньше глава был муж, и с него был весь спрос, а сейчас установка на равенство, все равны. Сыграть на гордыне – «все равны»… В дореволюционной России внебрачные дети не были на равных в правах с теми детьми, которые рождены в браке, и это был один из способов притормозить развод.

1918 год - введение равной оплаты за равный труд женщины и мужчины. Была задача - построить общество всеобщего равенства и братства. Для чего это делалось? Лозунг был такой: мы не можем добиться свободы пролетариата, не добившись полной свободы женщины, женщину нужно раскрепостить. Как ее стали раскрепощать? Дали такую зарплату, чтобы она зарабатывала наравне с мужем. Это очень тонкий ход. Чем больше женщина зарабатывает, тем большей властью в семье она начинает обладать.

Убийство царской семьи - это был сатанинский, масонский переворот. Когда царскую семью убили, на стене были написаны масонские надписи, и было сказано, что это ритуальное убийство, что здесь приносится жертва для разрушения государства, да знают об этом все народы. Вся революционная символика - сатанинская и масонская.

Андрей Десницкий: Это же и есть чистой воды реконструкторство! Это вообще не имеет никакого отношения ни к какой реальности. Нужно воспроизводить некую мантру, некоторый белый шум о великолепной Российской империи, о том, как масоны убили государя, потому что это успокаивает, отвлекает от насущных проблем: почему у нас стагнирует экономика, почему у молодежи нет никаких перспектив для роста, где найти свое место в жизни? Это все не важно, ведь масоны убили царя батюшку! И вот человек погружается в это, живет в этом, и ему хорошо.

Марьяна Торочешникова: Тем не менее, если предположить, что Минобрнауки решит взять за основу этот курс "Нравственных основ семейной жизни", как себя будут чувствовать в этой ситуации люди, исповедующие другие религии или атеисты?

Андрей Десницкий: Мусульмане найдут свою нишу и сделают такой же курс.

Марьяна Торочешникова: А почему школы не отбиваются от этого?

Андрей Десницкий: Отбиваются. Знаете, у нас светское общество. Давайте посмотрим на любой соцопрос: сколько людей активно и сознательно практикуют какую бы то ни было религию? Я думаю, сильно меньше 10%.

Марьяна Торочешникова: Общество светское, а государство стремится к тому, чтобы всех увлечь реконструкцией?

Андрей Десницкий: И государство светское.

Ксения Сергазина: Государство просто использует некоторые религиозные идеи в том числе, чтобы заполнить идеологическую нишу, которая утеряна после советского времени. Ничего другого нет.

На вопросы по теме программы отвечает адвокат Алексей Бушмаков

- Я написал в соцсетях "Бога нет" - меня могут посадить?

Алексей Бушмаков, адвокат: Если вы скажете "Бога нет", вас за это никто не посадит, как не посадили Познера, когда он в своей передаче на Первом канале на весь мир заявил, что он атеист и Бога нет. Единственное, высказывание не должно носить неприличную форму. Если вы в утвердительной форме говорите "Бога нет", то и ничего страшного не будет, хотя Соколовскому в его уголовном деле вменяли как раз эту его фразу как один из эпизодов совершения преступления.

- В моем фильме Иисус курит - это законно?

Алексей Бушмаков: Я бы не рекомендовал изображать Христа пьющим и курящим, потому что это не соответствует как католическим, так и православным канонам, соответственно, может оскорблять всех, кто верит в Христа. Здесь, возможно, есть какие-то предметы уголовного разбирательства.

- У меня громко зазвонил телефон во время службы в церкви - мне конец?

Алексей Бушмаков: В этом нет ничего криминального, но, безусловно, это помешает службе. Однако состава преступления, как он указан в статье 148-ой, конечно, нет. Вы помешаете, но неприличной формы или какого-то оскорбительного содержания я в этом не вижу.

- Если я не отвечу в день Пасхи "воистину воскресе", я рискую?

Алексей Бушмаков: Вы можете не отвечать на эту фразу "воистину воскресе", можете просто поздороваться, но ничего криминального в этом нет, и перспектив для уголовного преследования я тут не вижу.

- Если я отмечаю все праздники, хожу в храмы всех конфессий и везде молюсь, это может кого-то оскорбить?

Алексей Бушмаков: Пожалуйста, празднуйте все праздники, веселитесь вместе с верующими и по католическим, и по православным праздникам, разделяйте с ними радость этих праздников, участвуйте в карнавалах, крестных ходах и шествиях, ходите и в мечеть, и в синагогу. Главное - не безобразничать, не пакостить и не пытаться неприлично отзываться об этих верующих и религиях.