Этот текст про эрзац-героев в эрзац-стране продолжает тему противостояния между носителями антиподных этических матриц. Начну с клинического примера. Спокойный, но как бы поникший духом Павел тихим и даже печальным голосом поведал свою непонятную историю:
– Иногда внезапно, ни с того, ни с сего наступает какое-то своеобразное помрачение, появляется внутренняя дрожь, голова начинает дрожать и качаться из стороны в сторону, с трудом ее удерживаю. Как будто кто-то заставляет меня уходить от людей, быстро идти куда глаза глядят и при этом – чтобы кто-нибудь был в поле зрения. Становится страшно от возможности потерять контроль над собой. Так же внезапно это состояние проходит. Вначале не обращал на эти приступы внимания, но когда они стали повторяться чуть ли не по два раза в месяц, я испугался, обратился к невропатологу. В областном центре прошел компьютерную томографию, причем приступ повторился при обследовании, даже врач испугался. Ничего особенного не нашли, но какое-то лекарство назначили. Лекарство очень дорогое, так что ничего не принимал...
Павел рассказал врачу о своих болезненных состояниях, непонятно как связанных с разными жизненными ситуациями. Осталось выйти на события, при которых сформировался синдром неуправляемой мышечной активности тела и шеи. Виртуальное путешествие "по дорогам жизни" привело к воспоминаниям о поездке Павла в пионерский лагерь в двенадцатилетнем возрасте.
– Еду в переполненном автобусе. Остановка. Выхожу. Автобус уходит, остаюсь один. Вокруг лес. Куда идти – не знаю. Вижу: дорога как аллея, наверное, она ведет в пионерлагерь. Страшно, – вдруг голова у Павла начинает мелко дрожать, дыхание учащается, мышцы лица напрягаются. – Беру рюкзак и быстро бегу по дороге. – Он широко открывает глаза, в них тревога; пальцы его рук мелко дрожат. – Странно, никогда об этом не вспоминал. – Это похоже на приступ? – Да, именно так приступы и начинаются.
Клинически у Павла проявился феномен "трусости", производной от слова "трусѝть", то есть "дрожать", "бежать от страха", который является движущей силой такого поведения. Стали разбираться, почему именно это воспоминание оказалось таким значимым. Вроде бы ничего необычного: мальчишкой Павел рос в деревне "как трава" среди природы и других ребят. Он был третьим из восьми братьев и сестер, развивался и всего в жизни достигал самостоятельно. Восьмилетка, вечерний техникум, вечерний институт. Постепенно выяснили, почему понятия "стыд" и "обида" часто определяют поведение Павла: он болезненно переживает неудачи и критику, стыдится сделать что-то нехорошее, долго держит обиду на тех, кто совершил несправедливость по отношению не только к нему, но и к другим. Например, сильное чувство обиды Павел испытал в пятнадцать лет, когда его не выбрали комсоргом группы. От этой "несправедливости" ему было и обидно, и стыдно одновременно.
– Стоп! Почему было обидно и стыдно одновременно на автобусной остановке перед пионерлагерем?
Павел задумался:
– Насчет обиды не знаю, а стыдно было за свой непонятный страх. Ведь мы мальчишками были, героями, ничего не боялись. Самым позорным считалось прослыть трусом. А тут как последний трус побежал. Чего испугался, – вот опять начал дрожать, и голова трясется, – не знаю.
После девиртуализации функционала "трус – страх – герой" повторное вхождение в ситуацию "дорога в пионерский лагерь" прошло у него без мышечной дрожи. Я высказал Павлу свое представление о том, что произошло с ним:
– По дороге в пионерский лагерь спонтанно сформировалась физиологическая связь с этической моделью "труса": бегство от внезапно возникшего страха "сцепилось" со стыдом перед самим собой, и это неосознаваемо запомнилось. Постепенно эта модель обрастала другими неприятными событиями. Совсем не случайно вы стали входить в комплексный дискомфорт после чрезмерного употребления алкоголя, когда вам становилось стыдно перед другими и перед самим собой. Неудержимые качания головой стали неосознаваемым эквивалентом бегства от правды морального стыда за свою трусость, комплексом неполноценности – этаким мазохизмом кривды. Как воспринимается моя гипотеза?
– Очень положительно. Можно что-нибудь изменить?
После четырех встреч заявка Павла была выполнена, он распрямился и стал улыбаться.
Иван Грозный и Иосиф Сталин были трусами, этическими вывертышами и садистами, а их "героические" примеры воодушевляют современников, этически им подобных
Кейс Павла вписывается в разные логики архетипических моделей Героя и Труса, теперь рассмотрим их. В реальной жизни первым рождается Герой, который победил всех, начиная с гонки сперматозоидов к вожделенной яйцеклетке, девятимесячным созреванием и болезненным появлением на свет. Он вдруг родился и закричал, потому что уже умеет дышать, пить, усваивать пищу, хаотично двигать маленькими мускулами и общаться с миром, в который его почему-то вытолкнул организм матери. Синхронно с взрослением физического тела он, маленький человечек, начинает зеркально творить свое этическое тело из элементов актуальной жизни родителей, родни, этноса, конфессии внутри тех культур, под зонтиками которых он растет, и в своих достижениях он Ученик, Творец и Герой одновременно. Новорожденный Герой никого и ничего не боится, он открыт миру и общению, но это опасно для выживания. Постепенно вызревают этико-физиологические противовесы – нормальная осторожность с ее крайностью, страхом, порождающим модель Труса, который всего боится. Страх формирует комплексы мнимой физической или психической неполноценности человека, которые он пытается преодолевать значительно большими усилиями, чем того требуется. Альфред Адлер назвал такой процесс гиперкомпенсацией. При этом достигается результат, который позволяет занять доминирующую позицию по отношению к другим людям и, соответственно, получить удовольствие от своих "героических" действий.
По моему исследовательскому опыту, механизм биоэтической гиперкомпенсации неодинаково работает у людей с разными интуитивно-этическими матрицами самооценок "огорчения" (-) и "радости" (+), это: нормоэтики (-/+), оптимисты (+/+), пессимисты (-/-) и инверты-вывертыши (+/-) с перелицованным восприятием огорчения и радости, то есть садомазохизмом. В четвертом варианте гиперкомпенсация комплекса неполноценности из мазохизма переформатируется в моральный и физиологический садизм победителя, "героя". Иллюстрацией сказанному служит опыт дедовщины в российской армии, этим предметом мне довелось научно заниматься в течение 20 лет.
Между Героем и Трусом есть принципиальная разница: трус демонстрирует моральные метаморфозы, одеваясь в маски героев настоящего и былого, как бы вживается в их благородные клише, оправдывая свои неумелые действия. Однако дела выдают: если Герой побеждает мастерством и правдой, то Трус берет верх количеством и ложью, горами трупов и реками крови. Иван Грозный и Иосиф Сталин были трусами, этическими вывертышами и садистами, а их "героические" примеры воодушевляют современников, этически им подобных. Маскировка обозначается множеством терминов, объединенных понятием "эрзац-герой". Герои и эрзац-герои несоединимо противостоят друг другу, морально и энергетически притягивая подобных себе людей.
Так кто же герой нашего времени? Может быть, всесильный Игорь Сечин, который трусливо отказался прийти в суд для изобличения своего подельника? Скорее всего, он – в когорте эрзац-героев, как и его начальник, перешедший в статус эрзац-президента после бессовестной рокировки 24 сентября 2011 года. Ели бы Владимир Путин оставил свой пост согласно Конституции, то он вошел бы в историю Героем. Но нет: после череды межгосударственных грехов, крови, санкций и тому подобных деяний за ним потянется некрасивый след труса, даже игра в Ночной хоккейной лиге не вернет утраченный имидж героя.
Может быть, Русская православная церковь геройствует в защите слабых и обиженных? Нет, она Государя ставит выше Бога, и этим перелицовывает в благодеяние главный грех в христианстве – гордыню, конечно же, небескорыстно. Это только населению предписана "бескорыстная любовь к России".
Может быть, сам русский народ является особым Героем? Нет, народ избыточно труслив и поэтому компенсаторно горделив от имперского величия, поэтому дольше других выживает в моральном рабстве, поэтому несоизмеримо больше всех потерял в последних войнах, поэтому и голосует по указке сверху. Народ трусливо отскочил обратно от дарованной перестройкой свободы – и снова живет в эрзац-стране с эрзац-производством, эрзац-министрами и законами от эрзац-депутатов.
На фоне всероссийской трусливости настоящим героем предстает Алексей Навальный со своим незамысловатым инструментом правды, больше всего пугающим трусливую власть. Ксения Собчак искренне посетовала, что "его путь – путь на амбразуру", но трусливо не назвала имя того, кто возглавляет "шайку людей" по ту сторону амбразуры, которой стала Конституция и которую эрзац-патриоты замуровывают нивелирующими законами и силовыми действиями. По сути, Навальный выступает за соблюдение Конституции России как инструмента разрушения коррупции, реально уничтожающей страну. Его неординарная кампания привлекает людей, желающих стать соратниками героических поступков и устремленных победить свою трусливость в финальной битве Героя с Трусом.
К сожалению, информационная и гвардейская сила изолгавшегося Труса пока еще преобладает над "стреноженной" правдой Героя. Поэтому 18 марта 2018 года Россия рискует вступить в новый этап торжества и величия столетней эпохи трусливого русского садизма.
Георгий Юрьев – эксперт по биосоциальным проблемам личности, доктор медицинских наук, кандидат психологических наук
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции
