Городской суд Петербурга рассмотрел апелляционную жалобу издательского дома "Когита" на решение Московского районного суда о запрете книги Яна Новака-Езёраньского "Восточные размышления", оставив его в силе. В эту книгу вошли переведенные на русский язык статьи 1991–2003 года, касающиеся отношений Польши, Литвы, Белоруссии, Украины и России.

Книга, изданная при помощи Польского института, была арестована сотрудниками полиции 11 февраля 2016 года, из типографии "Береста" в Петербурге изъяли 530 экземпляров книги, то есть весь тираж. Посольство Польши в Москве практически сразу же выразило протест против изъятия тиража книги, издательство "Когита" усомнилось в законности действий полицейских. К тому же книги Новака-Езёраньского не было (и до сих пор нет) в списке экстремистских материалов на сайте Министерства юстиции, поэтому издательство обратилось в суд, но проиграло.

На решение Московского суда о запрете книги была подана апелляция в городской суд. Обосновывая свое решение продолжать борьбу, издательство "Когита" утверждало, что суд первой инстанции допустил "неправильное применение норм материального и процессуального права", что "судом не были привлечены к участию в деле все заинтересованные лица", в итоге лишившиеся возможности "заявить о наличии спора о праве". На сайте издательства говорится также о заключении А. В. Воронцова, принятого прокуратурой и судом в качестве "экспертного", и приводится фрагмент из заключения доктора исторических наук и эксперта Ирины Левинской, нашедшей в исследовании Воронцова множество нарушений.

Подписывайтесь на нас в telegram

"Комплексная экспертиза, предполагающая участие как минимум двух специалистов из различных областей знаний, проведена одним человеком, при этом не обладающим достаточной компетенцией для ответа на поставленные вопросы, – пишет Левинская. – Декан факультета социальных наук РГПУ им А. И. Герцена А. В. Воронцов имеет высшее образование по специальности "география и биология" и степень доктора философских наук и звание профессора по кафедре научного коммунизма. Таким образом, не обладая необходимыми знаниями и квалификацией в области истории, психологии и лингвистики, А. В. Воронцов позволил давать заключение по информационным материалам. В своем заключении Воронцов занимается псевдоцитированием и приписывает автору сборника фразы и высказывания, которые отсутствуют в сборнике".

Но эти доводы не убедили городской суд, который подтвердил решение нижестоящей инстанции о запрете распространения книги. Защитой издательства "Когита" занимается правозащитная "Команда 29".

– В нашей жалобе мы пытались устранить пробелы, возникшие еще в суде первой инстанции. Прокуратура, которая туда обратилась, должна была доказать наличие в информационном материале некой запрещенной информации, – рассказывает юрист "Команды 29" Дарья Сухих. – Для этого она привлекла экспертов, но мы, как нам представляется, доказали, что из их заключения не может следовать вывод о наличии в книге такой информации. В частности, там указывалось на наличие в книге заведомо ложных сведений о деятельности СССР в годы Второй мировой войны, но настоящих доказательств так и не было приведено – даже эксперты, привлеченные прокуратурой, пишут, что в сборнике выражено мнение автора, Яна Новака-Езёраньского, на отношения Польши и России. Это его авторский взгляд, и, конечно, он может быть и негативным. Да и те события, которые он описывает в своих статьях, до сих пор по-разному трактуются исторической наукой. Мы хотели глубже исследовать вопрос, ходатайствовали о судебной экспертизе, но нам отказали – и тогда, в районном суде, и сейчас, в городском. Заслушать на заседании специалистов с нашей стороны и вызвать на заседание экспертов, привлеченных прокуратурой, суд тоже отказался. На наш взгляд, при отсутствии очевидных доказательств невозможно признать материал запрещенным, а решения обоих судов трудно признать объективными, беспристрастными и основанными исключительно на материалах дела.

Руководитель "Команды 29" адвокат Иван Павлов считает, что еще несколько лет назад запрет этой книги казался диким, а лет шесть назад такие дела представлялись и вовсе невозможными.

– Практика показывает, что сегодня правоприменение довольно часто считает возможным признавать книги не только экстремистскими, а просто запрещенными к распространению на территории РФ – ну, как сыр пармезан. У нас есть множество законодательных актов, запрещающих распространение той или иной информации, и чуть ли не каждый месяц появляются все новые положения о новых запретах на информацию. Такие советские методы не слишком эффективны с точки зрения развивающихся информационных технологий, – ну, заблокируйте один сайт, эта информация появится на другом, и интерес к ней будет только возрастать. Мне кажется, власти слабо представляют себе, как работают информационные технологии, отсюда все эти глупые запреты на распространение информации. У нас часто и экстремистские материалы таковыми не являются – туда может попасть любая информация или даже точка зрения, которую власть считает официальной. На сегодняшнем заседании у прокурора несколько раз были "оговорки по Фрейду", например, о том, что в материалах содержится точка зрения, которая запрещена на территории РФ. То есть Конституция гарантирует нам свободу выражения мнений, а прокурор говорит, что есть некая точка зрения, запрещенная в России. Ну, и вообще, запрет гражданам думать – это в тренде и стиле сегодняшнего времени.

– А вы не обратили на это внимание прокурора, внимание судьи?

– Конечно, обратил, но прокурор это полностью проигнорировал, а суд подтвердил вынесенное в августе решение Московского районного суда о запрете книги, которое теперь вступило в законную силу. Причем запрещено распространение также и электронной версии сборника. У нас в Уголовном кодексе статья 354.1 вводит ответственность за распространение заведомо ложных сведений о деятельности СССР в годы Второй мировой войны. Я так понимаю, что выводы экспертов, легшие в основу решения Московского районного суда, как раз и сводились к тому, что в книге содержатся эти заведомо ложные сведения – на это в заключении экспертов и в решении суда есть косвенная ссылка. Именно косвенная, ведь мы в своей жалобе ссылались на то, что непонятен предмет спора – какой фрагмент сборника не нравится прокуратуре, из-за чего конкретно она хочет его запретить. Но такого фрагмента нам так и не указали, а сборник запретили. Это свидетельствует о том, что есть некий государственный заказ, касающийся отношений с Польской Республикой.

– Кем определяется, что они заведомо ложные, кто ведает об этом заранее?

– На эти вопросы ни суд, ни прокуратура так и не ответили, поэтому мы попросили нескольких экспертов – историков и лингвистов – подготовить свое экспертное заключение со стороны защиты, но суд отказался приобщить его к материалам дела. Наши эксперты пришли к выводу, что никаких ложных сведений о деятельности СССР в годы Второй мировой войны в сборнике нет. Но у нас остаются сложными отношения с Польшей, так что, думаю, разгадку всему этому надо искать в политике. Пока наше законодательство не успевает за желанием некоторых деятелей запретить все, включая критику разных политических руководителей, и советских, и российских. В демократических обществах это не принято, а очень хочется. И все идет к полному законодательному запрету любой критики официальных лиц, официальной позиции. Правда, за ухудшениями всегда следуют улучшения, но экстремальную яму мы пока еще не прошли. Сейчас у нас появилось право на кассационное обжалование – сначала в президиуме Петербургского городского суда, потом в Верховном суде, можно уже начинать подготовку жалобы в Европейский суд по правам человека.

Член Правозащитного совета Петербурга Юрий Вдовин считает дело о книге Яна Новака-Езёраньского "Восточные размышления" свидетельством общего ужесточения политики российских властей.

– Наша великая держава становится все более державной и нетерпимой к тому, что у людей могут быть мысли, отличные от мыслей начальства. Что касается Польши, то я могу понять ее отношение к памяти о Советском Союзе: для поляков абсолютно одинаково, что их нацисты оккупировали, что их коммунисты оккупировали, последствия для них все равно плохие. Но, мне кажется, они все же различают память о войне, об освобождении от нацистов от памяти о советском периоде, когда насаждалось отношение к Польше как к оккупированной стране, сателлиту, младшему брату в советской семье народов. Поляки сейчас от этого избавляются, и история с этой книгой говорит о стремлении наших властей подавлять мысли – чтобы народ не думал, а выполнял команды. В том числе и польский народ. Но поздно: и поляки, и украинцы пошли своим путем, и надеюсь, что они преуспеют больше нас. А мы катимся в патриархат, в старческий маразм. Примеры инакомыслия раздражают и пугают: поляки, украинцы начали думать по-другому, не дай Бог, и в России это начнется. Мне кажется, власти будут все больше давить инакомыслие в любых его проявлениях, но это будет продолжать недолго – в конце концов, этот пузырь лопнет, как лопнул Советский Союз.

Кандидат исторических наук Даниил Коцюбинский, чтобы лучше понять ситуацию с запретом книги Яна Новака-Езёраньского, предлагает посмотреть в сторону Англии XVII века.

– В 1644 году Джон Мильтон выступил перед членами английского парламента с речью в защиту свободы печати, он прекрасно сформулировал свои аргументы, поэтому его речь читают до сих пор, но некоторые страны этих аргументов до сих пор не учитывают, – рассказывает Коцюбинский. – Мильтон говорил, что цензура подобна забору, а книги и идеи – птицам, которые всегда могут перелететь через забор. И еще он сказал, что бессмысленно запрещать неправильные книги, потому что умные люди, читая неправильную книгу, все равно сделают правильные выводы, а глупые люди, читая правильную книгу, все равно сделают неправильные выводы. Давно известно, что цензура – это зло, причем неэффективное зло. Ее цель – не помешать обществу ознакомиться с той или иной информацией, а устрашить общество, напомнить, что любого человека в любой момент за любое неосторожное слово могут потащить на цугундер. Для этого и принимаются законы, которые вообще-то позволяют посадить всех жителей данной страны за один день – там криминализовано все то, что каждый человек все время воспроизводит: либо он матерится, либо он богохульствует, либо отрицает какие-либо военные святыни. Все это можно подслушать, записать и посадить любого. Но сажают не всех, и в интернете цензура имеет выборочный характер, это делается для запугивания. И антиправовая составляющая таких законов тоже очевидна: нельзя запрещать людям говорить и писать то, что они думают, это записано в Декларации прав человека. Но у нас принято множество законов – и даже в Конституцию записаны статьи, попирающие эту норму. Это делается для убережения общества от крамолы, для напоминания, кто в доме хозяин.

– А как вы относитесь к уголовной ответственности за распространение заведомо ложных сведений о деятельности СССР в годы Второй мировой войны?

– Начнем с того, что в истории нет никаких заведомо достоверных сведений, ведь эта наука лишена таких инструментов подтверждения гипотез, как эксперимент и наблюдение, все историки в известном смысле рассказчики. И даже достоверно установленные факты являются таковыми только с некоторыми оговорками: даже имея перед глазами документ, мы не можем наверняка утверждать, что имелось в виду при его составлении, точно ли наше понимание психологии людей, которые его писали, и т. д.

Понятно, что если события случились на наших глазах, гипотезу можно подкрепить множеством перепроверок, но когда речь идет о событиях далеких, гипотезы начинают преобладать, и иногда историки высказывают взаимоисключающие положения. Поэтому говорить о заведомо недостоверных сведениях может только человек, не понимающий ничего. И когда выносятся такие судебные решения, то и судьи, и эксперты с учеными степенями ведут себя непрофессионально. Здесь нужно все время помнить, что речь идет не о поиске истины, а о напоминании обществу о возможности репрессий в любой момент за любое высказывание. Я не исключаю, что после марта 2018 года в России наступит период резкого похолодания, и он коснется в первую очередь той части общества, которая создает идеологический диссонанс с кремлевским православно-самодержавно-народным трендом. Поэтому историки, относящиеся к науке как к пространству для свободного научного поиска, а не как к пространству, позволяющему крепить патриотизм, могут оказаться под ударом, особенно если они занимаются темами, наиболее идеологически востребованными Кремлем. Из гуманитариев историки ближе всего стоят к идеологии, их, с одной стороны, легче всего использовать, а с другой – они легче могут навредить идеологическим планам власти, так что, возможно, какое-нибудь "дело историков" уже не за горами. Я согласен с теми, кто ждет после выборов 2018 года завинчивания гаек, и оно может коснуться не только людей, имеющих какой-то материальный ресурс, как это было раньше, но и тех, кто имеет интеллектуальный ресурс, обладает своим мнением. Пока ограничивали и сажали тех, кто к чему-то призывает, теперь могут взяться за тех, кто просто высказывает мнение.

По словам Коцюбинского, историки, воскрешающие те или иные факты, прослеживающие развитие антигуманной государственности, являются потенциальными врагами авторитарной системы. И поскольку от профессиональных историков совсем отказаться нельзя, их, по мнению Коцюбинского, будут чистить и ограничивать, и такая перспектива не может не тревожить.