На этой неделе из больнице в Улан-Удэ выписали двух детей, пострадавших при нападении в школе. На лечении в стационаре остаются педагог и две девочки (всего было ранено семь человек, включая самого нападавшего). Теперь Школы Бурятии укомплектуют психологами, в поселке Смольное починят школьный забор, а в общеобразовательных учреждениях Перми усилят меры безопасности – так взрослое сообщество отреагировало на череду школьных трагедий, случившихся в январе.
Вне всякого сомнения, каждое происшествие требует отдельного разбирательства и выяснения причин, однако последствия медийной волны и масштаб предлагаемых мер, бессилие которых и так очевидно, может ухудшить и без того непростые отношения подростков и мира в принципе. Ограничение физической свободы и контроль в интернет-пространстве вряд ли избавят ребенка от переживаний переходного возраста, когда человек впервые сталкивается с вещами, которые ему сложно принять или преодолеть.
Что больше всего бесит в подростковом возрасте? Опрос на улице Москвы
СТРАТЕГИИ АГРЕССИИ
Сергей Ениколопов, психолог:
- Надо сказать, что уголовная ситуация меняется немного даже в лучшую сторону - стало меньше убийств и прочего. Но общий фон насилия, если сравнивать, например, с Советским Союзом, растет. Скажем, много людей теперь проявляет свою агрессию в Интернете и, вроде бы, физически они не причиняют вреда. Однако обычно в реальности человек, попав в негативную ситуацию, оценивает - если он даст кому-то по лицу, получит он сдачи или нет? И все это прикидывают, на автоматическом уровне выбирают стратегию поведения. А в Интернете какая стратегия? Прокричал, что такой-то подлец и точно знаешь, что тебе никто не ответит. Попробуй сделать это в реальной жизни! Поэтому фактически подросток теряет тренинг, как себя вести в реальной жизни.
учебники по психологии написаны на материале советского времени
Раньше мы проходили социализацию подростковую двойную - в школе и во дворе. Москва теперь лишена двора. А двор дает очень важную вещь - вертикальную социализацию, тогда как школа – горизонтальную. Там нужно быть каким-то уж особо выдающимся, чтобы на пятиклассника обратили внимание шестиклассники. Во дворе все вместе- от 16 до 6. Все выходят, маленького ставят на ворота, то есть его используют, он уже знает старших и прочее. И, когда человек вступает в конфликт, он начинает прикидывать - вот я обижу этого паренька, а кто за ним стоит? Он может быть со двора, откуда толпа хулиганов придет и скажет: "Нашего мальчика в очках или девочку трогать не надо". И все будут как шелковые. Вот эта часть социализации ушла, осталась только школьная.
В провинциальных городах, небольших городах все это, правда, сохранилось. Но заниматься сравнением - лучше было или хуже - бессмысленное занятие. Единственное, о чем нужно помнить, что большая часть учебников, по которым учат сегодня психологов и педагогов, написана на материале советского времени. Поэтому начинают переносить вот эту кальку и пытаться понять, почему же ребята ведут себя не так. А они и должны вести себя не так: они выросли в другое время! Они другие!
Во всем мире одна и та же проблема. Неслучайно подростковый возраст считается маргинальным, поскольку это возраст перехода. В подростковое время человек начинает осознавать, где граница его свободы не в смысле того, что родители прикажут, а в обществе – "я не могу делать все, что я хочу", и это его расстраивает.
Самое трудное в трудном возрасте. Рассказывают студенты НИУ ВШЭ, направление "Математическое образование"
По большому счету за ребенка несут ответственность его родители, однако государство, то ли по старой советской привычке, то ли рассчитывая на будущее взаимодействие, активно включается в процесс спасения юных душ. И вот уже столичные СМИ возмущенно пишут о том, что в школах Бурятии нет денег на содержание достойной охраны, а прокуратура Челябинской области ставит на вид сельским учителям, что те не разглядели в рюкзаке девятиклассника спрятанный нож.
Ответственность за жизнь и здоровье ребенка, которую принимает на себя школа на время занятий, некоторое число сексуальных скандалов и судебных разбирательств, которые быстро становятся достоянием социальных сетей, отчаянно пугают педагогов старой формации ( а таких большинство), даже из числа тех, что не утратили интереса к работе. Нейтрально настроенные учителя в школе и выпотрошенные на работе родители дома – таков средний эмоциональный фон российского подростка.
РОДИТЕЛЬ И ПРЕСТУПЛЕНИЕ
Мария Новикова, научный сотрудник Лаборатории профилактики асоциального поведения НИУ ВШЭ:
- Современные родители оказались в очень непростом положении, поскольку возможностей контроля у них стало гораздо меньше, чем было раньше. Осталась какая-то память о том, что этот контроль должен быть, осталась очень высокая тревожность.
Какой механизм контроля пытаются использовать многие современные родители? Они находят много разных секций, дополнительных занятий, делают так, чтобы у ребенка вообще не было свободного времени. Постоянные созвоны с преподавателем - пришел, ушел, электронный пропуск в школе. Если очень напрячься и, таким образом, полностью загрузить ребенка, сделав его расписание прозрачным, наверное, формально мы можем добиться определенных показателей. Но чем больше мы будем загружать и контролировать, тем больше он будет стараться ускользнуть в недоступное для нас пространство, например, в тот же Интернет.
тот, к кому я могу прийти, даже если совершил преступление
Очень часто спрашивают: "Как не потерять связь с подростком, не утратить доверие?" Мне кажется, что самое главное - это давать понять ребенку, что он тебе интересен, что он тебе важен с самого начала. Ведь правда в том, что замотанному современному родителю искренне, может быть, неинтересны проблемы трехлетки, но, тем не менее, если вы находите возможность на них откликаться, то у ребенка формируется ощущение, что если что, он может вам доверять.
По моему глубокому убеждению, очень важное качество родителя заключается в том, что родитель - это тот человек, к которому я могу прийти, даже если я совершил преступление. Это не значит, что родитель попытается освободить меня от ответственности или наказания, но он от меня не отвернется. Мне кажется, вот этого понимания – и родителям, и детям - не хватает.
Как справляться с агрессией в школе? Отвечают будущие учителя, вспоминая собственный подростковый опыт
Сегодня школа, действительно, является главной площадкой для социализации, чтобы ни говорили о социальных сетях, которые, разумеется, выполняют функцию общения, однако их недостаточно для того, чтобы дать человеку возможность вписаться в реальное общество. А в российских школах происходит следующее. Слияние школ привело к тому, что исчезли небольшие (относительно) коллективы, где все знали друг друга в лицо и нередко по именам, на смену им пришел контингент в несколько тысяч, иногда курсирующий из одного здания в другое. Средняя наполняемость класса – 30 человек, в числе которых люди разной этнической, социальной и конфессиональной принадлежностей, с особенностями, в том числе психическими, здоровья.
Прибавьте к этому процессы, свойственные пубертатному возрасту, (взрослые люди с такими симптомами вообще-то начинают лечение), и все эти 30 человек находятся за закрытой дверью на расстоянии вытянутой руки добрую половину дня. Жаль, что нельзя поставить эксперимент на взрослых – в течение, скажем, полугода. Но тогда, наверное, перестали бы говорить о том, что надо усилить охрану и наказать за недосмотр учителей.
ЧУЖИЕ ИЛИ СВОБОДНЫЕ?
Максим Буланов, тьютор, директор проекта Академия RAY :
- Когда мы проходили на 4 курсе практику в одной из московских школ, то заметили, как школу изнутри закрывают на ключ. А этнически там ученики были очень разные, и в седьмом классе сидели 15-летние ребята, которые плохо говорили и писали по-русски. Но ведь учителей не готовили преподавать в поликультурной среде, у них не было ни навыков, ни нужных учебников. И именно тогда, увидев эту ситуация, я решил идти работать в школу, хотя раньше сомневался.
Сегодня декларируется, что в школе человеко-ориентированный подход, ученико-центрированное преподавание и прочее. Но при этом почему-то учеников нужно подтягивать к стандартам. Глобальный парадокс! Меня учили в университете по программам, которые еще не обновились и не дотянулись до актуальных трендов как преподавать, чтобы у тебя одновременно на уроке происходило 25 уроков, для каждого ребенка - свой. Но мы ведем такие курсы с коллегами, а в Красноярске 25 лет уже существует научная школа коллективных способов обучения. То есть методики есть. Но почему-то на государственный уровене, в образовательные программы ВУЗов они не входят.
Google слушает тебя лучше, чем твои родители и твои учителя
Если раньше учитель мог работать с небольшим набором методов, и всех учить одинаково - открыли страницу 7 и делаем упражнение 25, то сегодня сколько у тебя детей, столько у тебя методов должно быть наготове. И неважно – сколько детей сидит в классе. Технология открытого образования, смешанное обучение, когда может быть использован Интернет, цифровая среда, упражнения, тренинги, парная работа, групповая работа, какая угодно работа. Но здесь сразу возникают СанПиНы, когда освещение должно быть с одной стороны, и еще образовательные стандарты - пожалуйста, распланируй на год вперед. И если у тебя про 7 ноября написано, что ты обучаешь ребят конкретной теме, значит, оно так и должно быть.
О какой индивидуализации идет речь?! У меня 30 детей, каждый из которых воспитан в мире, где Google слушает тебя лучше, чем твои родители и твои учителя, и с ним ты можешь персонализировать все: и кроссовки, и содержание мобильного телефона. И вот ты приходишь в школу и играешь в какую-то несмешную игру. Какая должна быть реакция у человека? Тебя вынуждают 10 лет учиться тому, чему ты не хочешь учиться, что ты не понимаешь и что тебе неинтересно. Где правда?! Ты идешь в Интернет - там встречаешь буллинг, ты идешь к маме - мама тебя не понимает и говорит: "Ты глупый, давай репетиторов наймем".
Мы привыкли говорить, что у нас система образования, ее кто-то спроектировал. Что в этой системе должен быть психолог, учитель, нянечка, вожатый, кто угодно. Но когда мы говорим о современном образовании, мы говорим про экосистемы образовательные. Казалось бы, экосистема - это что-то, что растет самостоятельно. Если бы были свободные психологи, свободные учителя, которые не должны привязываться к определенной школе, тогда школа превратится в центр местного социума, локального сообщества. Она становится экосистемным элементом, а не винтиком или внутренней системой. И тогда мы можем свободно ресурсами пользоваться. Собственно, когда мы говорим о тьюторстве, о персонализации в обучении, мы говорим о том, что должны происходить и социальные изменения, в том числе. Ведь школа может существовать и как общественный центр, куда могут приходить и взрослые, чтобы научиться, например, работать на станках, или позаниматься в библиотеке. Я, конечно, понимаю, что говорю крамолу - чужие люди могут входить в здание школы! У нас проблем много, но есть базовая проблема - доверие.
Надо сказать, что, помимо официальной и медийной реакции на школьные трагедии, есть и еще одна, естественная. Как в случае с "синими китами", пока взрослые гнали истерическую волну и пытались запретить все группы и паблики, связанные с суицидом, сами подростки начали антикитовую компанию – стихийно, с работающей на их уровне иронией и на понятном для них языке. Случившиеся в российских школах трагедии многие расценили именно как трагедии, преступления, однако кое-кто из будущих педагогов увидел в этом вызов – ученик оказался в пограничной ситуации, и никто не помог ему.
Почему будущим педагогам не страшно идти в школу
НЕКОНТРОЛИРУЕМЫЕ
Александра Архипова, антрополог, старший научный сотрудник РАНХиГС:
- Молодым людям не страшно ровно по той причине, почему огромное количество людей прорывалось сквозь оцепления на концерты Цоя в 80-е или участвовали в антисталинских группах в 50-е. Это свойство молодежи. Другой вопрос: почему страшно учителям?
Один педагог сказал нам замечательную фразу, что "раньше была школьная программа, и я за школьной программой чувствовал себя, как за каменной стеной". А теперь этого нет, и учителя оказываются незащищенными авторитетом школы. И бедный педагог находится между Сциллой и Харибдой: между учениками, которые часто презирают учителей, и родителями, которые нередко давят на них со всей мощью. Очень часто учитель чувствует себя потенциальной жертвой.
учитель чувствует себя потенциальной жертвой
Некоторые школы начали запрещать учителям заводить аккаунт в социальных сетях - чтобы ученики ничего не знали про учителей. Он не должен ничего знать про учителя, про его семью, про его детей, про его любимую собачку и про его политическое мнение. Потому что ученик не должен слишком сближаться с учителем.
Мы опрашивали хорошие школы, обычные школы, школы в больших городах, в маленьких городах, в деревнях, что называется, на районе. И в этом веере мнений есть четко выраженное направление, что доверия между школьниками и учителями нет. Более того - его нет и никогда не будет.
Дети, полагают педагоги, которые думают в этой логике (не все, конечно), - это существа иной формации, как инопланетяне. "Они неконтролируемые, потому что думают не так, как мы, - говорит нам какая-нибудь милейшая Марья Васильевна 1955 года рождения. - Вот я-то в их годы делала то-то, то-то и то-то. А они сейчас все сидят в Интернете. И я не знаю, о чем они думают, и доверяют ли они мне, потому что весь класс на перемене сидит в гаджетах. И я не знаю, кто из них хулиган, а кто хороший, потому что вся их жизнь там. Поэтому я не знаю, могу ли я им доверять".
Триггеры агрессии и другие неприятности подростков обсуждаем с психологом Сергеем Ениколоповым, тьютором, директором проекта Академия RAY Максимом Булановым, научным сотрудником Лаборатории профилактики асоциального поведения НИУ ВШЭ Марией Новиковой и антропологом, старшим научным сотрудником ШАГИ ИОН РАНХиГС Александрой Архиповой.
Ведут программу Тамара Ляленкова и Святослав Элис.
