Мы живем во времена битв на полях исторической памяти, перерастающих в международные конфликты. Недавно такой конфликт произошел между Польшей и Израилем, после того как Сейм принял поправки к закону "Об институте национальной памяти". 1 марта этот закон вступил в силу. Теперь уголовному преследованию подлежат лица, которые публично говорят о "польских лагерях смерти" для определения нацистских лагерей, созданных на территории оккупированной нацистами Польши или приписывают полякам участие в Холокосте.

Возражений по поводу наименования лагерей смерти ни у кого не было – они, конечно же, нацистские, а не польские, но отрицание участия поляков в Холокосте вызвало бурную реакцию Израиля, где сочли этот закон попыткой переписать историю, и теперь политикам и историкам двух стран предстоят, очевидно, непростые консультации по спорным вопросам. Отрицать участие поляков в уничтожении евреев невозможно. Достаточно вспомнить трагедию Едвабне, польской деревни, где в июле 1941 года, при активном участии поляков, произошло массовое убийство евреев; послевоенные погромы в Кельцах, Люблинском воеводстве, в Кракове.

Тема польско-еврейских отношений необъятна. Я столкнулся с ней во время работы над книгой о жизни и гибели Варшавского гетто. С тех давних пор она не отпускает меня.

Установите Мобильное приложение Радио Свобода

Установить

Читайте Свободу в Телеграме

Войти

Подпишитесь на Свободу в Google новостях

Подписаться

Евреи со­ста­в­ля­ли в довоенной Польше 10 про­цен­тов на­се­ле­ния. У ка­ж­до­го слоя на­се­ле­ния был свой не­на­ви­ст­ный ев­рей: у кре­сть­я­ни­на – мелкий тор­го­вец, у ре­ме­с­лен­ни­ка – ев­рей­ский кон­ку­рент, у пред­при­ни­ма­те­ля – ев­рей­ский про­мыш­лен­ник, у ре­ли­ги­оз­но­го ка­то­ли­ка – иу­дей. Ничто так не объ­е­ди­ня­ет лю­дей, как общий враг. У го­род­ско­го люм­пе­на, у ла­вочни­ка и ра­бочего, у слу­жа­ще­го и учите­ля сре­ди жи­тей­ских за­бот и за­тя­ги­ва­ю­ще­го бы­та, сре­ди ме­щан­ских ин­те­ре­сов воз­ни­ка­ло чув­ст­во цель­но­сти су­ще­ст­во­ва­ния, по­ни­ма­ние сво­его ис­то­ричес­ко­го ме­с­та в ря­ду пред­ков, ох­ра­няв­ших род­ную зе­м­лю, и по­том­ков, ко­то­рым су­ж­де­но про­дол­жить это свя­тое де­ло. А хи­т­рым лов­качам-чужа­кам на­шей прав­ды не по­нять, на­шей бо­лью не бо­леть, они при­шли невесть от­ку­да и невесть ку­да уй­дут. Так пусть же по­ско­рее уби­ра­ют­ся, мы им зла не же­ла­ем, пусть се­бе жи­вут, толь­ко по­даль­ше от нас.

Такое еди­но­душ­ное "Вон!" про­звучало в 1968 году в Варшаве. Те­ле­ви­де­ние по­ка­за­ло эту сце­ну. Сначала на трибуне партийного форума был лы­сый чело­век с про­с­то­ва­тым ли­цом кре­сть­я­ни­на. Поль­ский ди­к­та­тор, вос­пи­тан­ный в ко­мин­тер­нов­ских ку­лу­а­рах с их дог­ма­тичес­ким ин­тер­на­ци­о­на­лиз­мом и же­на­тый на ев­рей­ке, Владислав Гомулка лично, воз­мо­ж­но, был чужд ан­ти­се­митизму мно­гих сво­их со­отечес­т­вен­ни­ков. Но, сле­дуя в фар­ва­те­ре со­вет­ской ме­ж­ду­на­род­ной по­ли­ти­ки, он по­с­ле Ше­с­ти­днев­ной вой­ны счел не­об­хо­ди­мым про­ве­с­ти ев­рей­скую чист­ку в го­су­дар­ст­вен­ном и пар­тий­ном ап­па­ра­те. И вот в один из пе­ре­лом­ных мо­мен­тов сво­его пра­в­ле­ния он де­ла­ет до­к­лад на со­б­ра­нии сто­лично­го пар­так­ти­ва.

Он го­во­рит о ро­ли ин­тел­ли­ген­ции в жиз­ни стра­ны, о сту­денчес­ких за­ба­с­тов­ках, об эко­но­мичес­ком по­ло­же­нии, и зал слу­ша­ет его спо­кой­но и на­сто­ро­жен­но до тех пор, по­ка Гомулка не пе­ре­хо­дит к глав­но­му – к то­му, что во­л­ну­ет всех. "А те­перь, то­ва­ри­щи, я ска­жу о ли­цах ев­рей­ской на­ци­о­наль­но­сти..." И даль­ней­шие его сло­ва то­нут в мно­го­го­ло­сом ре­ве ау­ди­то­рии: "Вон их, вон с на­шей зе­м­ли! Вы­слать их всех до еди­но­го".

В гла­зах Го­мул­ки рас­те­рян­ность. Он кричит: "То­ва­ри­щи!" Он ко­ло­тит ку­ла­ком по три­бу­не. Но рев зала по­кры­ва­ет его го­лос, се­к­ре­та­ри рай­ко­мов, пар­тий­ные функ­ци­о­не­ры, мо­ло­дые коммунисты – сейчас они все еди­ны. За­быв о пар­тий­ных рас­прях, о бе­дах и про­б­ле­мах сво­ей стра­ны, они ре­вут, кричат, во­пя: "Вон!" Так в Польше началась кампания против "сионистов". Она дала возможность провести чистки внутри правящей партии, уволить многих высокопоставленных офицеров еврейского происхождения и всех, кого подозревали в произраильских симпатиях.

И сно­ва вре­мен­ной сдвиг. Ап­рель 1994-го. На сце­не мо­с­ков­ско­го До­ма ученых за не­боль­шим сто­ли­ком ряд­ком – шесть по­жи­лых лю­дей. Ге­не­рал. Ак­тер. Пар­ла­мен­та­рий. Ис­то­рик. Пен­си­о­нер­ка. Врач. С трибуны слышится: "Впер­вые Рос­сия вме­сте со все­ми ци­ви­ли­зо­ван­ны­ми страна­ми от­мечает Ме­ж­ду­на­род­ный день па­мя­ти ев­ре­ев – жертв на­циз­ма".

Из сидящих в президиуме собрания мне особенно интересен врач. Я не ви­дел его чет­верть ве­ка, с то­го са­мо­го моего ви­зи­та в Лодзь, где я отыскал его, одного из руководителей восстания в Варшавском гетто, живущего в забвении. То­г­да в 67-м ему бы­ло под пять­де­сят, ста­ло быть в 94-м – семь­де­сят пять. Марк Эдельман при­сталь­но смо­т­рит в зал, где со­брал­ся мо­с­ков­ский бо­монд – ми­ни­ст­ры, пи­са­те­ли, ученые, ак­те­ры. А зал смо­т­рит на Эдель­ма­на – на ста­ро­го ев­рея, ко­то­рый пол­ве­ка на­зад вме­сте с сот­ней та­ких же, как он, пыл­ких мальчиков вы­шел из под­зе­ме­лий гет­то, что­бы до­с­той­но уме­реть с ору­жи­ем в ру­ках. И не умер, а си­дит здесь, как сим­вол ев­рей­ско­го со­про­ти­в­ле­ния и мученичес­т­ва.

Вы­сту­пая в Поль­ском куль­тур­ном цен­т­ре в Мо­с­к­ве, он ска­зал: "В Вар­ша­ве пря­та­лись 12 ты­сяч ев­ре­ев при на­се­ле­нии города 700 ты­сяч. В спа­се­нии од­но­го ев­рея учас­т­во­ва­ло пять чело­век. Это значит: ка­ж­дый де­ся­тый – один­на­д­ца­тый вар­ша­вя­нин был причас­тен к спа­се­нию. Но зло од­но­го звучит громче до­б­ра мно­гих". Его спрашивают о причинах отъ­е­з­да ос­тат­ков поль­ско­го ев­рей­ст­ва в кон­це 1960-х. "Шла борь­ба за власть, – отвечает он, – а в та­кой борь­бе все­гда ну­жен враг. Без вра­га не мо­би­ли­зу­ешь об­ще­ст­во. Из ос­та­вав­ших­ся в стране 18 ты­сяч ев­ре­ев уе­ха­ли 13 ты­сяч. Они чув­ст­во­ва­ли се­бя ос­корб­лен­ны­ми, их счита­ли людь­ми вто­ро­го сор­та. Сколь­ко их сейчас? Спе­ци­аль­ной ста­ти­сти­ки нет. Ду­маю, 4–5 ты­сяч. Од­ни ста­ри­ки..."

То, что не до­де­лал Гит­лер с его Треб­лин­кой, до­де­ла­ла по­с­ле­во­ен­ная поль­ская ис­то­рия.

Михаил Румер-Зараев – прозаик и публицист

Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции