Леонид Велехов: Здравствуйте, в эфире Свобода – радио, которое не только слышно, но и видно. В студии Леонид Велехов, и это новый выпуск программы "Культ личности", которую помимо нашего Youtube-канала вы можете смотреть на телеканале "Настоящее время". Эта программа не про тиранов, она про настоящие личности, их судьбы, поступки, их взгляды на жизнь.
Сегодня в гостях у меня замечательная актриса и гражданин, Юлия Ауг.
Гражданка, Юля, как-то получается совсем другое, поэтому пришлось в мужском роде оставить это слово.
Юлия Ауг: Я вам за него очень благодарна. Особенно в свете вчерашних событий!
(Видеосюжет о Юлии Ауг. Закадровый текст:
Юлия Ауг – актриса театра и кино, театральный режиссер, и в кино у нее тоже есть режиссерские работы. Такой вот широкий профессиональный диапазон. Имя ей сделали роли в кино, начиная с ленты Алексея Федорченко "Овсянки", собравшей богатый урожай российских и международных призов и премий, в том числе на Венецианском фестивале 2010 года. Потом были картины "Небесные жены луговых мари", "Интимные места", "Ученик": всё это кино, что называется, не для всех, арт-хаус, высоко оцененный тонкими знатоками. Какое-то время и саму актрису считали сугубо звездой арт-хауса и было даже удивительно, что ее красота и женственность, не говоря уже об актерском таланте, не привлекают режиссеров массового кинематографа. Но когда в 2014 году вышел первый сезон телесериала "Екатерина", в котором Юлия превосходно сыграла императрицу Елизавету Петровну, все стало на свои места, и Юлия Ауг превратилась в звезду "кино для всех".
Но все равно она так и осталась особенной, не похожей ни на кого в своем актерском цеху. Не только в силу индивидуальности: понятное дело, что талантливый артист – произведение штучное. Но еще и в силу человеческих свойств. Юлия – человек с принципами, с гражданской позицией, которую она не боится выразить наиболее прямым и публичным образом. В марте 2014 года она подписала письмо в поддержку Украины, она открыто поддерживает впавшего в немилость режиссера Кирилла Серебренникова, выходит на одиночный пикет в защиту продюсера Алексея Малобродского. Ее невозможно представить в хоре артистов, подпевающих власти.
Прямо скажем – таких, как Юлия, сегодня в театрально-кинематографическом мире, да еще среди успешных людей, которым есть, что терять, единицы).
Студия
Леонид Велехов: Раз уж вы начали со вчерашних событий, хотя программа наша не на злобу дня, а эпическая, вечнозеленая, тем не менее, здесь сделаем исключение. Вы имеете в виду опубликованный вчера "список критиков России"?
Юлия Ауг: Нет, я имела в виду поведение Жириновского и поведение остальных мужчин в зале, где проходили дебаты, по отношению к женщине.
Леонид Велехов: Это было, конечно, ужасно, хотя, казалось, ко всему мы привыкли, тем более со стороны Жириновского.
Юлия Ауг: Кстати, меня в этом свете удивляет еще вот что... Опять-таки я не хочу обобщать, не хочу какими-то условными понятиями оперировать. Вот некий условный народ возмутился интервью с Алексеем Серебряковым… Но я не вижу такого массового возмущения тем, что в эфире сделал Жириновский. При всем при том, что Жириновский как раз продемонстрировал ровно то, о чем говорил Алексей.
Леонид Велехов: Абсолютно! А еще, как вы замечательно написали в своем блоге, посвященном Алексею Серебрякову, что никто не возмущается тем, что другой кандидат восхваляет Сталина. И во всем этом мы живем. Я, собственно, и собирался с гражданской, что называется, темы начать наш разговор. Но вот подвернулся Жириновский, очень хорошо!
А я хочу вспомнить еще одно событие вчерашнего дня – это то, что агентство РИА Новости опубликовало какой-то список актеров, критикующих Россию. Он пока короткий: всего там четыре фамилии. Причем как-то нелепо, на самом деле максимум два человека под эту категорию должны попасть – это замечательный наш Алексей Серебряков и Пашинин, который вообще избрал собственную жизненную колею. А то, что там еще оказались Дмитрий Дюжев и Константин Райкин, – это как-то чудно.
Юлия, а вы не боитесь в такой список попасть, тем более что у вас есть верный шанс после того, как вы – единственная! – публично заступились за Серебрякова?
Юлия Ауг: Почему единственная?
Леонид Велехов: Фактически единственная.
Юлия Ауг: Звягинцев заступился публично.
Леонид Велехов: А вот это я пропустил. Молодец Звягинцев! Значит, вы единственная женщина, в любом случае.
Юлия Ауг: Понимаете, какая штука. Если я буду бояться, ничего в этом мире не изменится. Я понимаю, что вероятность пострадать, наверное, у меня есть. Но тогда грош цена всем моим убеждениям. Тогда они будут неискренними.
Леонид Велехов: Умница. Хорошо очень сказала. Вы сказали "всем моим убеждениям", потому что вы ведь и раньше замечены, что называется, были в нонконформизме. Назовем это так, потому что я не хочу все переводить сразу в плоскость политическую. Именно – нонконформизм, самостоятельность суждений и убеждений, что, к сожалению, для современной артистической богемы нетипично. Мне кажется, в советские времена этот круг был гораздо более демократическим, либеральным. А сейчас он стал в целом более сервильным. Вы замечательное и счастливое исключение, естественно, не единственное.
И вот, это анализируя, я подумал: а в какой степени ваша такая самостоятельность, независимость, нонконформизм связаны с вашими эстонскими корнями? Мы же помним – это был народ-диссидент в советское время, всегда и во всем.
Юлия Ауг: У Эстонии был повод быть народом-диссидентом.
Леонид Велехов: Конечно!
Юлия Ауг: Чуть ли не сорок процентов населения депортированы! Сорок процентов маленького, малочисленного населения маленькой страны депортированы! Это нельзя забыть ни за несколько лет, ни за несколько десятилетий. Я не знаю, связано ли это с моими эстонскими корнями или это связано с моими еврейскими корнями. Мне кажется, что, в первую очередь, это связано с воспитанием. В очень многом я должна быть благодарна своим родителям, которые довольно рано со мной стали говорить как со взрослым человеком. Еще учась в школе, я знала, что мой дедушка был расстрелян. Я знала, что другой мой дедушка был в ссылке, несмотря на то что он был героем партизанского движения. Просто он оказался в фашистском плену, а поэтому после войны – в сталинских лагерях. У родителей никогда не было секретов от меня. И какие-то социальные, гражданские темы всегда со мной обсуждались. Я очень хорошо помню, что вопрос о том, что же такое твоя родина, для меня встал довольно рано. Для меня родина всегда ассоциировалась с тем небольшим отрезком суши на берегу Балтийского моря. И я очень хорошо понимала, что это то место, где я бываю счастлива. И это продолжается до сих пор.
Леонид Велехов: А этот отрезок суши – это был российский или эстонский отрезок суши?
Юлия Ауг: Это Нарва.
Леонид Велехов: В Нарве прошло ваше детство.
Юлия Ауг: Да, в Нарве прошло мое детство.
Леонид Велехов: Нарва ведь такой очень смешанный, эстонско-русский город.
Юлия Ауг: Я бы даже сказала, что в большей степени он русский. Потому что у Нарвы очень трагическая судьба.
Леонид Велехов: Дед мой был почетным гражданином Нарвы.
Юлия Ауг: О, как интересно!
Леонид Велехов: Да...
Юлия Ауг: Дело в том, что у Нарвы очень трагическая судьба. Когда-то это был очень эстонский город. Кстати, он был более эстонский, чем, допустим, Таллин. Более того, в Нарве был свой определенный архитектурный стиль, так называемое эстонское барокко. И это был город более гармоничный, с точки зрения архитектурного стиля, чем Таллин. Во время Великой Отечественной войны город был уничтожен. Там реально осталось два здания, все остальное было просто стерто с лица земли. И после Великой Отечественной войны этот город заселялся людьми, которые приехали из России. Поэтому в большей части это, конечно, русский город. Мой папа в ссылке оказался в пятнадцать лет после того, как расстреляли моего дедушку в 1937 году. Папе не разрешили вернуться в Ленинград, но ему разрешили вернуться на его этническую родину, в Эстонию. И папа в Нарву приехал после войны.
Леонид Велехов: Папа затаил обиду на советскую власть?
Юлия Ауг: Папа – нет, а вот бабушка – да.
Леонид Велехов: Мамина, папина бабушка?
Юлия Ауг: Которая эстонская бабушка, даже шведская бабушка. Она затаила. У нее не было хорошего отношения к советской власти, потому что мой дедушка был одним из эстонских революционеров, одним из соратников Виктора Кингисеппа. Впоследствии, когда дедушка был расстрелян и бабушка вместе с детьми оказалась в ссылке, она никак не могла понять и простить – почему советская власть, приход которой они так приветствовали в Эстонии, приближали, почему она с ними так обошлась?!
Леонид Велехов: Это все необъяснимые совершенно вещи. У меня был старший друг, знаменитый, единственный эстонец Герой Советского Союза, Арнольд Мери, который тоже через тяжелые испытания прошел, хотя был из семьи эстонских большевиков-идеалистов, веривших в то, что это какой-то новый строй будет, справедливый и лучший для Эстонии.
Юлия Ауг: Да, да, да. Они действительно в это верили.
Леонид Велехов: А теперь углубимся в вашу профессиональную биографию. Ваша творческая траектория очень своеобразная. Вы начинали как театральная актриса, потом поступили и стали учиться театральной режиссуре, потом была режиссура кинематографическая, потом вы стали киноактрисой: и в этом качестве уже прославились и стали человеком известным. Но где все-таки приоритет?
Юлия Ауг: В каждый отдельный промежуток времени возникают разные приоритеты. И я склонна прислушиваться к тому, что мне дает жизнь, и следовать тому, что мне дает жизнь. Дело в том, что все то, чем мы занимаемся, – я имею в виду и актерство, и театр, и кино, и режиссуру, и написание сценариев и пьес – это не столько профессия, сколько образ жизни и образ мысли. Просто есть те качества, в которых ты можешь проявиться. В разные периоды жизни ты можешь проявиться как актриса, ты можешь проявиться как режиссер, ты можешь написать историю. В разные моменты жизни что-то подсказывает.
Леонид Велехов: В вашей жизни ведь было, при всей вашей молодости, много драматических событий, переживаний и потерь. В чем вы черпали силы для восстановления?
Юлия Ауг: В родных, в семье, в друзьях, в профессии, в самых простых вещах, которые окружают нас.
Леонид Велехов: Не в обращении к богу и к неким высшим силам?
Юлия Ауг: Нет. Мне кажется, что все это психологические уловки. Нам действительно нужен кто-то выше нас, к которому мы можем обратиться, вручить ему свою жизнь. Нам всем хочется отца, который будет стоять за нашей спиной.
Леонид Велехов: Ну, конечно.
Юлия Ауг: Это психологическая уловка. Мне кажется, что даже если бог и существует... Я могу только предположить, что если даже он и есть, он, наверное, хотел бы, чтобы мы сами отвечали за свою жизнь.
Леонид Велехов: Это – наверное. С вами соглашусь. А вот к вопросу о переживаниях. Есть такое мнение, оно высказано великими людьми, в том числе и Достоевским, и Островским, что страдания и переживания как раз формируют художника, углубляют его талант, его понимание жизни. Нужны страдания художнику? Или они разрушительны?
Юлия Ауг: Мне кажется, что художник при желании найдет, где пострадать. (Смех в студии.) Мне кажется, что есть определенные страдания, которые если можно избежать, их неплохо бы избежать. Но мы не вольны над тем, что происходит в нашей жизни. Мне кажется, что когда близкие люди болеют, когда они уходят от нас, это то, без чего любой человек мог бы обойтись. Но...
Леонид Велехов: Жизнь конечна.
Юлия Ауг: Да, жизнь устроена так, что мы обойтись без этого не можем. И когда это происходит естественным путем, когда человек уходит в старости, это естественно. Это у меня не вызывает ощущения катастрофы. Например, бесконечно мною любимый папа, который ушел в возрасте семидесяти девяти лет, да, это было невероятно больно, это было страшно, но это было естественно. Когда из жизни ушел мой муж, которому было сорок четыре года, мне кажется, что я до сих пор не пережила эту утрату. Да, не только кажется, это, наверное, так и есть. Потому что, например, мы с дочерью постоянно его вспоминают на каждом шагу. Мы делаем какие-то простые бытовые вещи и говорим: "А вот Андрюшка делал так. А вот Андрюшка делал..."
Леонид Велехов: Сколько лет прошло?
Юлия Ауг: Два года. Почему я и говорю, что мне кажется до сих пор, потому что это не естественный уход и не естественный процесс.
Леонид Велехов: Да. Но мне кажется, что смерть всегда это нечто несправедливое.
Юлия Ауг: Абсолютно. Это действительно несправедливо, совсем несправедливо. Мне кажется, что если бы моя жизнь сложилась иначе, если бы Андрей был со мной, я бы как художник от этого точно не пострадала, а только бы выиграла.
Леонид Велехов: Раз мы коснулись такой тяжелой и глубокой темы, как смерть, я не могу не вспомнить, что ваша слава началась с фильма "Овсянки", в котором вы играли покойницу.
Юлия Ауг: Да.
Леонид Велехов: А ведь сегодня, наверное, этот фильм бы и не допустили на экран, имея в виду такое количество в нем обнаженной натуры, причем вашей?
Юлия Ауг: Мне кажется, что большинство фильмов, в которых я снялась, сейчас бы не допустили на экран: "Овсянки", "Небесные жены луговых мари", "Интимные места". По тем законам, которые сейчас приняты, по той классификации, которая сейчас принята, это хорошие 18+, если не 21+.
Леонид Велехов: А ведь первая ваша "обнаженка", кажется, в "Мастере и Маргарите" была, да?
Юлия Ауг: Нет, это не первая. Первая была в моем самом первом фильме, "Похищение чародея".
Леонид Велехов: Это я, к сожалению, не видел.
Юлия Ауг: Мне было семнадцать лет, когда я начала там сниматься. Восемнадцать мне исполнилось на съемочной площадке. И там был эпизод, когда я попадаю из одного времени в другое, и в другом времени я материализуюсь обнаженной.
Леонид Велехов: В "Мастере и Маргарите" совершеннейший эпизод, но я помню, насколько красиво вы там выглядели.
Юлия Ауг: Женщина, моющаяся в душе.
Леонид Велехов: Да, куда Иван Бездомный, бедный, обезумевший, заходит, забредя в коммунальную квартиру. Раз уж мы затронули эту тему, ведь для многих актрис тут есть некий барьер – раздеться перед камерой. Для вас он существовал? Или это ваша какая-то такая принципиальная творческая позиция?
Юлия Ауг: Она не принципиальная, ни в коем случае, скорее она природная. И опять я вернусь к семье. Потому что мои родители меня воспитывали в невероятном уважении к традициям античности. В античности человеческое тело никогда не воспринималось ни греховным, ни отвратительным. Мне кажется, что этот барьер и это ощущение тела и наших интимных мест как чего-то отвратительного и того, что нужно скрывать, – это как раз идет из христианской традиции. Потому что это именно христианство накладывает на это табу и говорит о том, что тело – это сосуд греха.
Леонид Велехов: Да, потому что до христианства было язычество, и христианство в этом смысле спорит с язычеством.
Юлия Ауг: Конечно! В любом язычестве тело прекрасно, тело – это наша неотъемлемая часть, его нельзя стыдиться, его надо любить. И тело – это наша природа, это вместилище нашей души, потому что в язычестве душа тоже есть. Вот в этих традициях меня воспитывали мои родители. Поэтому для меня это совершенно природное, естественное. В этом нет никакой демонстрации или каких-то принципиальных вещей. Более того, я в сентябре месяце была, на мой взгляд, на великом спектакле – это "Гора Олимп" Яна Фабра. Я его смотрела в Париже. И вот та свобода, с которой люди в этом спектакле – а их много! – относятся к своему телу, нам и не снилась. Нам коллективно это не снилось! Даже самые смелые спектакли, которые у нас выходят, они все равно даже не приближаются к тому уровню свободы и к тому уровню ощущения себя единым целым, душой и телом, которые есть у этих актеров. А для меня это очень важно! Потому что для меня актер – это целое. Я как актриса работаю ведь не только глазами, голосом, психикой, темпераментом, я телом работаю. И если режиссеру мое тело нужно в том или ином случае обнаженным, я его могу предоставить, потому что я – целостный инструмент.
Леонид Велехов: Я понимаю. Целую концепцию под это дело, теорию философскую подвела! Замечательно! Вас называют актрисой арт-хауса, я имею в виду кино арт-хаус. Во-первых, насколько это справедливо? Во-вторых, в какой степени это получилось случайно или, может быть, таково свойство вашего дарования?
Юлия Ауг: Мне кажется, что это получилось абсолютно случайно. Я к этому не прикладывала никаких усилий. Я с удовольствием снимаюсь в сериалах. Если это интересный материал, если это интересный режиссер, если мне за это платят деньги, я с радостью снимаюсь в сериалах. Я сейчас, кстати, довольно много снимаюсь в сериалах. Значительно меньше я сейчас снимаюсь в так называемом арт-хаусном кино. Просто в какой-то момент моей жизни, видимо, на мой типаж был определенный спрос именно у режиссеров, которые высказывают свою авторскую позицию. Я бы назвала это именно так. Другое дело, что из-за того, что я снималась у Леши Федорченко, из-за того, что я у Наташи Меркуловой и у Леши Чупова снялась, на меня вот этот ярлык повесили. И его очень сложно было в какое-то время разрушить. Например, где-то в 2013 году моя подруга-продюсер очень хотела, чтобы я снялась у нее в сериале, причем это даже не сериал, это мувик был, это было всего две серии. Сделали пробы и пытались это утвердить на канале. И один из руководителей канала сказал: "Ну, кто же спорит, Ауг хорошая актриса, но такое лицо на каналах не нужно. Это же глубокий арт-хаус".
Но Александр Завенович Акопов смелый человек, которому я очень благодарна, разрушил такое мнение, утвердив меня на роль Елизаветы Петровны. И оказалось, что я вполне себе не арт-хаусная актриса.
Леонид Велехов: А где еще найдешь такое лицо именно для исполнения роли русской императрицы, да?!
Юлия Ауг: Да, с прибалтийскими корнями. (Смех в студии.)
Леонид Велехов: Конечно, конечно, все они оттуда: либо из Прибалтики, либо из Германии…
Юлия Ауг: Просто мама Елизаветы Петровны была конкретно эстонкой.
Леонид Велехов: Конечно! Это же все было: Эстляндия, Курляндия, Лифляндия… Ваша главная роль из сыгранных? Есть такая?
Юлия Ауг: Я сейчас назову два фильма... Мне очень сложно, потому что сразу хочется назвать три фильма и так далее, и так далее, и так далее. Понимаете, какая штука, я невероятно ценю те роли, работая с которыми, я меняюсь как человек. Потому что роль – это, так или иначе, другой человек, в кожу которого, в нервы которого, в мотивации которого тебе нужно проникнуть. А проникнув, прожить определенный период времени. И если это происходит, этот синтез, то происходит метаморфоза, и ты становишься немножко другим человеком. Это не значит, что ты вошел в роль и из нее не вышел. Нет! Просто те переживания, которые ты пережил внутри этой роли, тебя как человека меняют, если ты честно прошел этот путь. Вот я могу абсолютно точно сказать, что несмотря на то, что я ни одного слова не сказала в фильме "Овсянки", несмотря на то, что я...
Леонид Велехов: Вообще неживой была…
Юлия Ауг: Ну, в нескольких эпизодах я все-таки была живой, но в основном – да, мертвой. Но этот фильм очень сильно изменил меня как человека, потому что я соприкоснулась совершенно с другой культурой, с другим образом и способом мыслей. И вот эта языческая природа практически всех фильмов Алексея Федорченко очень сильно меня изменила. Конечно, роль в фильме "Враги", который очень мало кто знает.
Леонид Велехов: Я не знаю даже.
Юлия Ауг: Вот о чем я и говорю. Это дебютный фильм, который Мария Можар сняла на студии Алексея Учителя. Алексей Учитель довольно часто финансирует дебютные фильмы. Это фильм о Великой Отечественной войне, о женщине, которая потеряла всю свою семью, у которой должны были расстрелять ее ребенка, потому что поймали его как диверсанта с взрывпакетом. И у нее был шанс этого ребенка обменять на другого, потому что в комендатуре было все равно, кого расстреливать. И она сначала готова была это сделать, но потом отказалась.
Леонид Велехов: Как закручено.
Юлия Ауг: Вот этот фильм и "Интимные места", "Екатерина", я имею в виду Елизавета Петровна. (Смех в студии.) Мне кажется, что в моей жизни ученик... ученик – это мама, это было непостижимое для меня существо! Мы когда еще только начали работать над спектаклем, я никак не могла понять: при всем притом, что она невероятно узнаваема, но мне как человеку, который за свободу человеческих проявлений личностно, откуда мне было вытащить ту несвободу моего персонажа, ту зашоренность, неумение слышать, и такой легкий прыжок в веру как в спасение – это было очень сложно. Это нужно было очень много наблюдать, иначе это никак нельзя было вытащить. Мне, видимо, просто повезло, потому что практически все роли, которые у меня есть, так или иначе, давали мне возможность работать над собой.
Леонид Велехов: С режиссерами вам везло.
Юлия Ауг: Да.
Леонид Велехов: И режиссерам везло с вами.
Юлия Ауг: Да.
Леонид Велехов: Юля, а теперь немного о жизни за пределами съемочной площадки и театральной сцены. Вы подписывали письмо солидарности, обращенное к кинематографистам Украины, когда началась вся эта тяжелая история с Украиной. Вы выходили на пикеты в поддержку Серебренникова и Малобродского. Вы участвовали в очень своеобразном сериале, который был выпущен Сахаровским центром про права человека. Он, кажется, так и назывался "Права человека". Последний ваш поступок – это выступление в защиту Серебрякова. Вы человек с серьезной, абсолютно независимой общественной позицией. Что это вам дает как актрисе, как режиссеру, как человеку творчества?
Юлия Ауг: Интересный вопрос. Мне-то совершенно искренне и совершенно серьезно кажется, что театр должен откликаться на все то, что происходит с нами в нашем окружающем мире, в окружающей нас жизни. Если театр и кино глухо оторваны от процессов, которые происходят в реальности, тогда это определенный опиум, в который можно погрузиться, можно себя успокоить, можно себя убаюкать, убаюкать свою совесть, убаюкать свое сознание. Но так тоже может быть.
Леонид Велехов: И так очень часто сейчас происходит.
Юлия Ауг: Да, так происходит, так может быть. Пускай растут все цветы, и все цветы цветут. Но есть люди, которые занимаются социальным театром, который очень горячо отзывается на процессы, которые происходят с нами. Мне такой театр очень близок, видимо, потому что, когда я оказалась в Москве, когда я поступила на режиссуру в ГИТИС, я очень быстро стала сотрудничать с "Театром.dос". И "Театр. dос", который, кстати, воспитал сейчас очень многих актеров, которые достоверны, которые понятны, которые разговаривают на сцене нормальными человеческими голосами... Они воспитаны там, в "Театре.doc", в новой драме. Это современный способ существования, когда актер не на каких-то котурнах и не отдален от зрителя, а он здесь, близко, он по-человечески разговаривает. Тебя могут окружать условные декорации, условны пространства, его вообще может не быть, это может быть голый актер на абсолютно обнаженной сцене, но он достоверен, он честен! И если такой театр пока еще возможен, я хочу быть в этом театре. А этот театр неотделим от гражданской позиции, неотделим оттого, что ты, так или иначе, все равно реагируешь на все то, что происходит вокруг. То, что сейчас происходит на федеральных каналах, в программах, где ведущие демонстрируют хамство, агрессию, – это же просто модель для того, чтобы скопировать их поведение и так себя вести в жизни. Я не знаю, какой процент, но явно больший процент населения России сидит и смотрит этот телевизор.
Леонид Велехов: Конечно. И тем более насколько фальшивым выглядит это возмущение тем, что сказал Серебряков.
Юлия Ауг: Вот в том-то все и дело!
Леонид Велехов: Все мы знаем, что он сказал просто стопроцентную правду!
Юлия Ауг: Так в том-то все и дело! Поэтому если бы мы опять-таки самостоятельно без телевизора и без навязанной модели поведения могли приучить себя быть уважительней друг к другу… Это, конечно, иллюзия, но вода камень точит.
Леонид Велехов: Знаете, как замечательно, сидя на вашем месте, сказал Александр Исаакович Гельман? Он сказал, что с человеком нужно разговаривать так, как будто ты его видишь сегодня в последний раз.
Юлия Ауг: Замечательно! Очень хорошо! И нам, конечно, нужно учиться самообладанию, потому что окружающая среда стала невероятно агрессивной. И даже несколько лет назад она не была такой агрессивной. Мне кажется, что это принципиально какими-то технологиями это просто культивируется, вот эта вот агрессия. И если приучить себя не выпускать свои эмоции на волю… Мне мама очень часто в детстве говорила: "Юля, это ниже твоего достоинства". Мне кажется, что это очень часто меня выручает.
Леонид Велехов: К вопросу об агрессии: очень меня интересует судьба ваших собак, которые, как я слышал, один раз очень с вами жестоко и агрессивно обошлись, хотя и не по собственной вине.
Юлия Ауг: Ну, да, это вина их природы, доминантная агрессия.
Леонид Велехов: Они живы-здоровы?
Юлия Ауг: Да, они живы-здоровы. Они никуда не делись. Это такая сложная история…
Леонид Велехов: Да, и опять же эта история дополнительно раскрывает какие-то грани вашего характера. Поэтому я и вспомнил ее.
Юлия Ауг: Ну да, просто я думаю, что зрители могут быть не в курсе, поэтому надо сперва рассказать. У меня есть три собаки, три кобеля, два из них дерутся между собой, потому что хотят определить наконец кто из них доминантный лидер: один другому не уступает. Это происходит уже на протяжении семи лет.
Леонид Велехов: Бог ты мой!
Юлия Ауг: Когда им было три года, они начали выяснять отношения. И в одной из драк, я тогда еще не очень была опытна, собаки меня покусали. Одна из собак, метис стаффордшира и лабрадора, перекусила мне руку. У меня была раздроблена кость. После этого были две операции, импланты, восстановление, пластины. Конечно, очень многие люди мне говорили, что надо избавиться от этой собаки. Если она покусала человека, она… Она не кусала человека. Она даже не понимала, кого она укусила. Это был разгар драки. И сейчас эта собака – самая милая, самая человечески ориентированная, которая невероятно любит меня, дочь мою, маму.
Леонид Велехов: Может быть, именно эта история как-то ее переродила?
Юлия Ауг: Может быть. Потому что мы его взяли из приюта. И он был, действительно, такой детдомовец по характеру. А сейчас это плюшевый мишка абсолютно. (Смех в студии.)
Леонид Велехов: Замечательно! Ваши отношения с Тарантино получили какое-нибудь развитие? Он пригласил вас сниматься?
Юлия Ауг: Нет, пока не пригласил. Со мной связался его агент, взяли все контакты, но вот…
Леонид Велехов: Расскажите, как вы с Тарантино встретились?
Юлия Ауг: Это смешная, на самом деле, история. На Венецианском кинофестивале в 2010 году как раз был показан филь "Овсянки". И он имел, действительно, колоссальный успех. И я рада, что я этот успех пережила, что я была тогда в Венеции. И я невероятно рада, что вместе со мной была моя дочь, ей было двенадцать лет тогда. Мне кажется, что это просто очень важно такое пережить, когда ты еще совсем юный человек. Потому что когда фильм закончился, весь зал большого кинотеатра, фестивального кинотеатра встал и аплодировал нам пятнадцать минут, а Тарантино бросал в воздух свою замечательную ковбойскую шляпу. Кстати, там в жюри была Ингеборга Дапкунайте в тот год как европейская звезда.
Потом, когда уже по окончании фестиваля, когда уже раздали награды, фильм получил и приз FIPRESCI, и "Золотую Озеллу" за лучшую операторскую работу Михаила Кричмана, был такой закрытый абсолютно банкет. На него даже не приглашают журналистов, потому что то, что там происходит, не должно выйти за пределы. Собираются только победители Венецианского фестиваля. И там был Тарантино. Конечно, Тарантино был объектом абсолютного притяжения для всех. Дело все в том, что Тарантино реально обладает невероятной энергетикой. Просто когда я с ним познакомилась, я поняла, почему ему так много в жизни удалось. Мне кажется, что для него вообще не существует преград. У него такой уровень энергии!.. Мне кажется, ладно там женщина не может перед ним устоять, перед ним никто не может устоять! Он абсолютно убедителен! Абсолютно убедителен! Ему абсолютно веришь!
И вот Тарантино увидел Лешу Федорченко и начал ему говорит, что, мол, какой потрясающий фильм, как ему это понравилось, что для него это некое определенное открытие, потому что он никогда не думал о том, что вот так вот с актерами достоверно можно снять эту историю, которая, на самом деле, нереальная, но так похожа на реальность. И стал задавать ему вопросы: "А вот актриса, которая у вас сыграла, она актриса? Или это просто женщина, вы ее такую нашли?" А там рядом была моя дочь, потому что я там никуда не ходила, я даже не помню, где была, ну, просто я не была рядом. И Полина сказала: "А это моя мама. Сейчас я ее приведу". И она действительно меня привела. И дальше, ну, минут, наверное, сорок пять мы стояли и разговаривали с Тарантино. И я понимаю, что если бы ему не было интересно, он, наверное, так надолго бы не задержался. Потому что ему действительно было интересно, что оказывается я актриса, то есть у меня есть некое профессиональное образование, и в то же время я так достоверно, так проста и так похожа на людей с улицы. Мы с ним очень много говорили о том, какой театр сейчас в России, какое кино сейчас в России. То есть у нас была очень профессиональная беседа, но, поскольку она уже длилась довольно долго, и она была очень эмоциональная, то вокруг нас стал собираться народ. И все стали смотреть.
И вот тут надо сказать, что Тарантино, конечно, невероятно чуткий актер, потому что это абсолютно актерская история. Потому что Тарантино актер и режиссер: он как актер почувствовал, а как режиссер это все срежиссировал. Потому что увидев, как люди стоят вокруг нас, кто-то там фотографирует на мобильные телефоны, он понял, чего все ждут, и он мне сказал: "Ну, что, давай теперь поцелуемся". (Смех в студии) Я сказала: "Давай". И мы поцеловались, но как-то очень коротко поцеловались.
Леонид Велехов: По-братски.
Юлия Ауг: Зрителей это не очень удовлетворило. И опять-таки это поняв, Тарантино сказал: "Ну, давай?" Я говорю: "Давай!" И мы опять поцеловались. Очень долго целовались.
Леонид Велехов: По-настоящему.
Юлия Ауг: По-настоящему. Зрители были очень довольны, аплодировали, радостно вскрикивали. Это история про то, как ты чувствуешь вокруг себя время и пространство, и как ты чувствуешь партнера, конечно. И действительно, у меня взяли контакты, и мне действительно звонил агент, но…
Леонид Велехов: Будем надеяться, что эта история будет иметь продолжение. Меня в свое время Тарантино подкупил тем, что, приехав в Россию, первое, что он попросил – отвезти его на могилу Пастернака.
Юлия Ауг: Да.
Леонид Велехов: И долго-долго там просидел.
Юлия Ауг: Замечательная фотография есть.
Леонид Велехов: Да, да, да.
Юлия Ауг: И видно, что она не постановочная, и видно, что это очень для него важная история.
Леонид Велехов: Замечательно! Ну, вот на этой истории с Тарантино, которая, я надеюсь, будет иметь продолжение – чисто творческое, вернее, прежде всего творческое, мы и закончим наш чудесный разговор.
Юлия Ауг: Да, хотелось бы надеяться.
Леонид Велехов: Юлечка, спасибо вам большое!
Юлия Ауг: Спасибо вам!
Леонид Велехов: Спасибо!
