"Когда я поднимаюсь в ресторан, передо мной предстает необычно большая фотография в массивной раме. Сперва мне кажется, что на ней запечатлена упитанная хмурая лесбиянка в уродливом переднике, подбрасывающая мертвую рыбу на раскаленной сковородке. Присматриваюсь и соображаю, что на самом деле это юный Ким Чен Ир без очков, демонстрирующий свой кулинарный гений".

Писателю Трэвису Джеппсену (российский читатель знает его по роману "Жертвы") необычайно повезло: он стал первым в истории гражданином США, которому позволили пройти курс обучения корейскому языку в Пхеньянском университете. В мае 2018 года, за несколько дней до сингапурского саммита, вышла его книга "Увидимся в Пхеньяне: путешествие в Северную Корею Ким Чен Ына".

Это портрет страны, которая стремительно меняется. С одной стороны, КНДР остается чрезвычайно идеологизированной и закрытой, а ее повседневная жизнь наполнена паранойей. С другой – это общество, где всё теперь решают деньги, началось неслыханное классовое расслоение, молодое поколение одержимо иностранными товарами, которые проникают через границу, несмотря на строжайший контроль и международные санкции. Трэвис Джеппсен описывает сладкую жизнь в барах, ресторанах и клубах, где чашка австрийского кофе обойдется обычному гражданину КНДР в месячную зарплату – три доллара.

Такова новая реальность при Ким Чен Ыне. С одной стороны, капиталистическая активность нелегальна, с другой – в нее вовлечены очень многие и те, кто преуспел, не стесняясь, демонстрируют свое богатство.

«Увидимся в Пхеньяне» – необычная книга: не политологический анализ, а частный дневник, который напомнит читателю путевые записки Пола Боулза и Брюса Чатвина. О Северной Корее так никто не писал.

"Во многих странах тебе разрешают делать то, что ты хочешь, если не существует закона, это запрещающего. В КНДР все наоборот: запрещено совершенно все, пока тебе не скажут, что это разрешено", – объясняет один из иностранцев, живущих в Пхеньяне. Постоянный надзор, явное и тайное наблюдение, невозможность остаться одному очень тяжело переносить иностранцу, и вместе с тем Трэвис Джеппсен признаёт, что он одержим КНДР. О причинах своего страстного интереса к этой стране и о том, как она меняется, автор книги "Увидимся в Пхеньяне" рассказал в интервью Радио Свобода.

– Вы сравниваете себя с мотыльком, который летит на пламя, потому что одержим его загадкой. Но в чем загадка КНДР? Что вас так увлекло в этой стране?

– Очевидно, что эта страна – одна из последних великих загадок на нашей планете. В Северную Корею трудно пробраться, она совершенно сознательно окружает себя таинственностью. Информация не проникает в КНДР и не покидает ее. Для писателя такой материал чрезвычайно привлекателен. Как эта страна может существовать в 21-м веке, когда весь остальной мир полон взаимосвязей? Я стал ездить в Северную Корею в 2012 году и писать заметки для журналов, с которыми давно сотрудничал: "Артфорум" и "Искусство в Америке". Но если бы в 2016 году не появилась возможность записаться на курсы корейского языка и провести в КНДР значительное время, я бы не смог написать книгу.

– Что из того, что вы видели в КНДР, поразило вас больше всего?

– Очень многое. Восхищение и улыбки на лицах детей, когда они впервые в жизни увидели иностранца. Невероятное гостеприимство людей, которые нас опекали: несмотря на крайне регламентированный характер туризма в Северной Корее, они старались во всем нам угодить, часто меняя ради нас правила. Вид господина средних лет, курящего электронную сигарету в одном из шикарных пхеньянских кафе. И этот день, когда в дельфинарии меня вытащили на сцену для участия в конкурсе кручения обруча – я тогда позорно проиграл корейцу!

– Вы описываете чудовищный голод 90-х годов, когда погибли миллионы людей, и относительное процветание сегодняшнего дня. Некоторые привилегированные семьи даже могут позволить себе вполне роскошную жизнь. Как произошло это чудо?

– Голод преподал жестокий урок рыночного капитализма: это экономика типа “делай, иначе сдохнешь”. Когда рухнула карточная система, люди поняли, что они больше не могут полагаться на государство и должны заниматься бизнесом сами, если хотят уцелеть.

Сегодняшнее формирование среднего класса, богатых и сверхбогатых в КНДР началось в те голодные годы. Во времена Ким Чен Ира власти время от времени пытались пресечь рыночную активность, но у населения это вызывало недовольство. Все в разной степени стали продавцами и покупателями. Ким Чен Ын не только легитимизировал многие из этих предприятий, но и позволил им расширяться, при этом отказываясь называть происходящее капитализмом. Вместо этого северокорейцы говорят о “нашем варианте социализма”.

– Очевидно, что СССР, да и сегодняшняя Россия в значительной степени несут ответственность за то, что происходило в Северной Корее. Думаю, что без их помощи режим давно бы рухнул. ​Согласитесь с этим?

– Безусловно, СССР вместе с США были ответственны за разделение Корейского полуострова и создание КНДР.

В течение первых лет своего существования, перед войной, Северная Корея была сателлитом СССР, советники из Москвы принимали большую часть важных решений, а Ким Ир Сен был просто марионеткой. Но Северная Корея надолго пережила Советский Союз – при этом распад СССР стал одной из главных причин краха северокорейской экономики, от которого страна до сих пор не оправилась. Но я не думаю, что следует обвинять современную Россию в том, что Северная Корея по-прежнему существует. У двух стран есть экономические связи: КНДР посылает лесорубов и строителей в Россию, и несколько лет назад Россия списала КНДР все долги [11 миллиардов долларов], это был символический жест, потому что известно, что Северная Корея деньги не возвращает… Но не Россия, а Китай поддерживает экономику КНДР в течение последних трех десятилетий.

– Вы пишете, что “вся страна превратилась в огромный подпольный преступный синдикат, оперирующий под прикрытием социализма”. Как эта система работает?

– Я не большой любитель неолиберализма, да и капитализма как такового. Даже если такая экономика как-то регулируется, она все равно по природе своей порочна. Так могу ли я сказать, что то, как они делают это в Северной Корее, – если ты хочешь заниматься бизнесом, тебе нужен покровитель-чиновник, которому ты платишь, а он платит своему начальству, и так до самого верха, – что такой кумовской капитализм более порочная система, чем капитализм в так называемом развитом мире, где он тоже порождает вездесущее и вредоносное неравенство?

Северная Корея выучила при Ким Чен Ыне, что неолиберализм, каким бы он ни был, – это главная экономическая доктрина 21-го века. Изоляционизм – приходит ли он извне через санкции, или навязан режимом населению – просто больше не работает.

– Вы отмечаете, что западные журналисты руководствуются неписаным правилом не сообщать ничего положительного о Северной Корее. Но и в вашей книге я не нашел ничего "положительного". Есть ли что-то хорошее в КНДР?

​– Едва ли не любой журналист или режиссер-документалист едет в КНДР, заранее представляя, что это за страна, а потом ищет примеры, подтверждающие его представления об ужасах, которые там творятся. Я решил не следовать по этому пути предвзятости. Я отправился туда без каких-либо предубеждений и решил описать то, что мне представляется переходным обществом. Я на самом деле обнаружил много положительного, о чем и написал. Думаю, что искусство и музыка замечательные – меня они очень увлекают. Пхеньян – красивый город, и его привлекательность только возрастает благодаря архитектурным новшествам, которые возникли при Ким Чен Ыне. В Северной Корее замечательные горы и чистейшие пляжи. Но главное – я с огромным восхищением отношусь к людям, которые пережили страшные мучения и трудности в последние годы и при этом привечают любого иностранца с дружелюбием, теплотой и открытостью. Они совсем не похожи на фанатиков с промытыми мозгами, ничего не знающих об окружающем мире, какими их представляют иностранные журналисты. Северокорейцы, с которыми я встречался, – практичные, здравомыслящие, предприимчивые, остроумные и сообразительные. Ведут они себя во всех отношениях достойно. Учитывая опыт, который у них был, мы можем многому у них научиться. Мне, во всяком случае, это удалось.

Жаль, если моя книга дает негативное представление об этом феномене. Если временами я пишу о том, что видел, с иронией или черным юмором, это скорее говорит о моем мировосприятии, а не о том, что я хочу осудить то, что описываю. Для меня ирония прежде всего исходит от глубокой любви и приязни. Это не деструктивная сила.

– Вы описываете Ким Чен Ына как одновременно тирана и жертву системы. В любом случае ему удалось многое изменить в стране. Думаете ли, что его готовность разговаривать с "врагами" в последнее время – знак серьезных политических перемен в КНДР? В чем суть его правления и как далеко Ким может зайти?

– Нужно понимать, что, в отличие от отца и деда, Ким Чен Ын вообще не играл роли в формировании северокорейской системы. Он просто ее унаследовал. Поскольку он был тогда очень молод и получил образование в Швейцарии, у многих людей возникли наивные ожидания: "Его ведь просветили на Западе. Теперь он откроет лагеря, освободит заключенных и объявит демократические выборы". Это суждения в духе шестилетнего американца, который сказал: "Когда я стану президентом, я издам закон, что никто не должен работать и получит бесплатное мороженое в воскресенье!" Благие пожелания, спору нет, но если бы Ким Чен Ын в первый день пребывания у власти объявил о намерении провести демократические реформы, генералы, назначенные его отцом, тут же достали бы свои пистолеты.

Вообще бытуют наивные представления о том, как работает "диктатура". Ким Чен Ын не сидит на троне и не раздает указания круглый день. Хотя система власти очень таинственна и закрыта от посторонних, мы знаем о постоянных "дворцовых интригах". Различные фракции и группы борются за власть, и, хотя Ким принимает большую часть важных решений, нельзя исключать, что им манипулируют, одурачивают лестью или просто дезинформируют царедворцы, преследующие собственные интересы.

Да, это уже область догадок, но, возможно, именно сейчас, через 6 лет правления, Ким Чен Ын почувствовал себя в достаточной степени уверенно внутри страны, чтобы делать важные шаги на международной арене. Это означает, что 6 лет он занимался чисткой своего окружения. В правительстве, которое он унаследовал от отца, сидели пожилые консерваторы, и младший Ким большую часть вычистил. Теперь, избавившись от них и дав власть своим людям, он почувствовал, что обладает достаточной поддержкой, чтобы налаживать связи с внешним миром. Возможно, это слишком оптимистичная трактовка, но я в этом отношении назову себя осторожным оптимистом.

– Не делает ли ситуация "постправды" весь мир в какой-то степени северокорейским?

– Я вообще не считаю, что термин “постправда” имеет какую-либо легитимность. Если бы я так считал, я вряд писал бы книги. Даже когда я сочиняю роман, моя работа основана на убежденности в правде. Но дело в том, что правда всегда до определенной степени зависит от интерпретации, то есть во многих отношениях субъективна. Забавно, но, путешествуя по миру, я обнаружил, что жители тоталитарных или авторитарных однопартийных стран, где СМИ находятся под жестким государственным контролем, относятся к журналистике внимательней и скептичней, с большим сомнением воспринимают написанное и умеют читать между строк. Это относится к жителям КНДР, Китая, Кубы – стран, где я провел много времени.

При этом люди, живущие в демократических странах, вроде США, где свобода печати охраняется законом, склонны воспринимать все, что они видят по телевизору или читают в газетах, как непреложную истину и не подвергают сомнению то, что им преподносится как "новость", а на самом деле наполнено идеологической предвзятостью. Такие авторы, как Рената Адлер, детально изучили падение журналистских стандартов. Разумеется, подъем корпоративных СМИ внес в это свой вклад. Должен признать, что в этой ситуации "постправдинское" состояние СМИ в таких странах, как США, выглядит все более тоталитарным, но это также указывает на принципиальное падение уровня образования, отсутствие развитых критических навыков в так называемом развитом мире.

– Не опасаетесь ли вы, что у людей, которые упомянуты в вашей книге, – у художников, не работающих по канонам соцреализма, или у ваших гидов – могут теперь возникнуть проблемы со спецслужбами? Вам пришлось серьезно цензурировать себя, чтобы не навредить тем, кого вы описываете?

– Как я указал в предисловии, все персонажи придуманы, составлены из черт различных людей, которых я встречал в разные годы, включая беженцев, живущих в Южной Корее или других странах. Так что не существует однозначного соответствия между каким-либо персонажем и реальным человеком. Работая над книгой, я постоянно думал о том, что не должен навредить людям, которые до сих пор живут в КНДР. Именно поэтому книга принадлежит к жанру документального романа, популяризированному Труменом Капоте в "Хладнокровном убийстве", – любимому жанру таких писателей, как Том Вулф и Джоан Дидион, которые ассоциируются с "новой журналистикой". В книге нет вымысла, всё так или иначе произошло, но мне пришлось использовать инструменты из арсенала романиста, чтобы уберечь своих знакомых.

– "Думаю, что никто не способен изменить эту систему", – говорит в книге ваш друг Александр. Вы согласны с ним? Можете ли представить объединение двух Корей?

– Я не думаю, что объединение произойдет в обозримом будущем. В финале книги я предлагаю концепцию примирения. В широком смысле это подразумевает признание огромных социальных, культурных и экономических различий, возникших в двух странах со времен разделения Кореи, и желание понять друг друга и эти различия преодолеть благодаря обмену и диалогу. Правительство Мун Чжэ Ина на Юге, поддерживающее политику диалога, недавно начало этот процесс. Если он продолжится, он принесет пользу и Северной, и Южной Корее.

– Ваша книга напомнила мне фильм Клода Ланцмана "Напалм" о его романе с медсестрой в Пхеньяне. Есть ли место для любви и секса в Северной Корее?

– Северная Корея, невероятно консервативная страна, отличается ханжеством. Насколько я понимаю, в школах вообще нет сексуального образования. Но все же существуют признаки, что нравы смягчаются. Дважды, когда я приезжал в Пхеньян в последний раз, я видел молодых людей, которые шли по улице, держась за руки. Даже столь скромное проявление чувств еще несколько лет назад было бы воспринято как нечто возмутительное. Я не описал в книге поездку в пещеру. В этой пещере было много сталактитов, которые напоминали мужские гениталии, и наш гид с удовольствием указывала на них преимущественно мужской группе. Она позволила себе несколько непристойных шуток и, ко всеобщему удовольствию, обращалась к мужчинам-туристам с вопросом "Какой из них похож на ваш?".

Я пишу в книге, что видел несколько проституток на ночных улицах, когда мы выезжали из Пхеньяна. И хорошо известно, что существуют люди, которое сдают комнаты на час для молодых пар или для тех, кто изменяет супругам. ​

– Это жуткий, но в то же время смешной режим. Из вашей книги я узнал, что существует строжайший запрет фотографировать портреты или статуи вождей не целиком – в кадр должно непременно поместиться всё. Что еще вам показалось столь же комичным?

– Язык пропаганды настолько напыщенный, что читателю трудно удержаться от смеха. Замечательный специалист по Северной Корее Андрей Ланьков, который учился в Пхеньяне по обмену в 80-х годах, рассказывал о северокорейских журналах, распространявшихся в СССР. Советские диссиденты читали эти журналы исключительно ради смеха, потому что это была радикальная версия риторики сталинских времен.

На пропагандистских объектах, которые посещают туристы, банальности, изреченные кем-то из вождей, преподносятся как образцы изощренной мудрости. Например, существует музей, посвященный строительству пхеньянского метро. Интересно ведь, нет? На самом деле это огромный дворец, где зал за залом наполнены увеличенными фотографиями, в которые при помощи убогого фотошопа вставлен Ким Ир Сен. Это вовсе не музей, посвященный метро, а святилище великого Ким Ир Сена. В каждом зале гид восторженно сообщает вам: "Во время третьей фазы строительства пхеньянского метро Великий Вождь Ким Ир Сен посетил строительство и руководил им на месте. И он дал такие указания: "В пхеньянском метро должно быть электричество". Или: "Во время пятой стадии строительства метро он сказал: "Пхеньянское метро должно быть хорошим". В такие моменты очень сложно сохранить серьезное выражение лица.