В селе Лох Саратовской области есть старая деревянная водяная мельница. Она бы уже разрушилась, если бы с 2012 года ее сохранением и восстановлением не занялась семья Кислиных. Они нашли эту мельницу случайно, когда искали следы немцев Поволжья на правом берегу Волги. Не планировали оставаться, но переселились жить. Лох – удивительное место. Если село решило, что вы поможете ему вернуть былое величие, оно оставит вас у себя, говорят герои этой истории. Многие, кто приезжает сюда случайно, остаются здесь навсегда.

​Мельница и немцы

Кислины пришли в Лох по немецкому следу. Помотавшись по стране за отцом-военнослужащим, семья вернулась в Саратовскую область.

– Мы поняли, что почти ничего не знаем о немцах Поволжья, – объясняет Маша Кислина, инициатор восстановления мельницы в Лоху. – Здесь была целая республика: когда видишь эти кирхи, понимаешь, насколько серьезно эти люди относились к своему месту, как они поверили, доверились новой родине. И как все в одночасье исчезло. И мы стали ездить по области, изучать историю, погружаться в это.

И связь Лоха с немцами на первый взгляд неочевидна. И сами Кислины приехали в село, потому что "название на карте понравилось".

Лох был большим, на пять тысяч дворов, зажиточным – восемь водяных мельниц, маслобойня, кирпичный и поташный (поташ – это карбонат калия) заводы – и вольным селом. Тут никогда не было помещиков, крестьяне выбирали старосту, а все насущные вопросы решали на сходах. И хотя Лох никогда не был поселением немцев Поволжья, у него были налажены отличные торговые связи с соседним Беерефельдом (Ягодной поляной). Тамошние немцы арендовали пять из восьми лоховских мельниц, в том числе Верхнюю, сохранившуюся по сей день.

Да и название у села – несмотря на несколько вариантов происхождения топонима – коренные лоховчане считают немецким.

– Бабушка говорила, что Лох по-немецки "яма", – вспоминает Антонина Усачева, коренная жительница села. – Яма и есть. В лето дожди к нам плохо приходят – все кругом дождь обойдет: и Гремячку, и Шторм, уйдет в Бурасы, а мы только глазами провожаем.

Все это Кислины узнали позже. А когда приехали в первый раз и спросили, как проехать к мельнице, продавщица местного магазинчика недовольно бросила: "Ездите и ездите, а толку от вас никакого".

– Меня это царапнуло, – признается Маша. – В первый раз нам показалось – как здорово, что мельница так хорошо сохранилась. Но во второй, в третий визит стало понятно, что она ветшает, разрушается, что из нее пропадают детали механизмов. Хотелось даже забрать все внутренности домой, чтобы вернуть потом, когда ее восстановят. Только дома у нас в Лоху не было.

Желания перебраться в деревню у Кислиных изначально не было тоже. Но увидев табличку "продается дом", не смогли проехать мимо.

– Было ощущение, что мельнице просто наша помощь потребовалась, – говорит Маша. – Понимаете, все мельники объединились и сказали: мы вам поможем, только делайте! И вдруг стали находиться специалисты, которые могли помочь нам в работе. Захотели услышать звук работающей мельницы – оказалось, видеозапись есть у профессора Валерия Виноградского, который тут работал 25 лет назад и сейчас еще приезжает. И вот мы уже смотрим запись и слышим звук. Захотели узнать, кто на мельнице работал, – стали спрашивать соседей и нашли. С немецкими мельницами проще, потому что их названия совпадают с фамилиями владельцев. А здесь мельницы принадлежали лоховскому сельскому сообществу и названия носили непримечательные – Верхняя, Нижняя, Немкина, Маслова. Но в памяти у людей остались два мельника – Андрей Васильевич Ситников и Михаил Петрович Кеберт.

Как немца мельника председатель колхоза отстоял

– Дядя Миша Кеберт – он с детства был мельник, – вспоминает Антонина Александровна Усачева. – Безрукий. К нему все молоть ходили, на его смену всегда очередь была. Тогда же колхоз не деньгами давал, а зерном. Дядя Миша молол муку и на серый хлеб, и на белый. Хлеб сами пекли – такие хлебы у нас были с белой муки, как калачи. У-у-у, объедение был хлеб!

Хоть Михаил Петрович немецкого не знал, а все же по документам был немец, так говорит его внучка Галина Ивановна Кеберт. Он был не из ягоднополянских немцев, а откуда – никто уже и не помнит.

Родился в 1902 году, и становление новой страны прошло у него перед глазами. Но судьба его берегла. Михаил Кеберт не попал в замес Гражданской войны, хотя двух братьев у него забрали воевать – одного убили, а второй пропал без вести. С 16 лет работал на мельнице, пострадал – ему оторвало правую руку. Мельник был не из зажиточных, из "нищих".

– Мы спали на соломенном матрасе да на соломенных подушках, а укрывались лоскутом, – вспоминает Галина Ивановна.

Зажиточным, "богатым" в Лоху в ту пору повезло куда меньше. Единоличникам-крестьянам, у которых была скотина и надел земли, а в колхозы они идти не хотели, выписывали индивидуальный налог. "Ну, приехали, наложили его каким-то "дидуальным" (индивидуальным. – В.В.) налогом и все подмели под метелку. Скотину забрали – всю дочиста. Всю погнали – и лошадь, и корову, и овец. И все из избы забрали – сундук, зеркало и другое. Осталися в голом дому", – приводит слова лоховчанки Антонины Симакиной в своей книге "Протоколы колхозной эпохи" профессор Валерий Виноградский.

Мельничное колесо делает поворот: когда мы пытались договориться с Валерием Георгиевичем о встрече, он напомнил, что отрывки его книги "Голоса крестьян в их дискурсивной проекции" (тоже голоса лоховчан) в 90-х можно было услышать на Радио Свобода.

– Дом на дому был до раскулачивания, – говорит Антонина Усачева. – Вот такое было большое село. А в 33-м голод был. Тогда засуха была страшная, ничего нигде не уродилось, а снабжение-то было – как не было: купить что-то было непросто. Я-то в 36-м родилась, а мама моя говорила: в голод люди шли умирать прямиком на кладбище. А кто прямо во дворах закапывал своих умерших.

Из пяти тысяч дворов после голода осталось 1200. Но свою семью мельник Кеберт от голода спас.

– Дедушка муку в кармане приносил, мне мама рассказывала, – вспоминает Галина Ивановна. – Посадить могли, расстрелять могли. А дети? Детей-то кормить надо. Он сказал: я вам с голоду умереть не дам, горстку муки всегда принесу. Конечно, в лепешки и траву добавляли, и досыта не ели, но не голодали.

В 1941 году пришла война и поволжских немцев стали выселять с привычных мест. Семья Михаила Петровича Кеберта, немца, тоже подлежала высылке. Отправляли их на поезде со станции Вихляйка, что в нескольких километрах от Лоха.

– Мама это помнила. Говорила: "Привезли нас на станцию, а там столько народу! И все с узлами, с баулами и по-немецки разговаривают. А у нас – ничего! – вспоминает внучка мельника. – Мы сбились в кучку и сидим. Поезда еще нет. И вдруг сам председатель колхоза нашего на лошади скачет – успел! И говорит им: так, быстро все собирайтесь, я вас отстоял. Но деду сказал: ты только или фамилию жены возьми, или напиши, что ты не Кеберт, а Кебертов". Так они никуда и не поехали. А мама говорила, что тех немцев в Сибирь везли.

Упрямый однорукий мельник фамилию так и не сменил. На мельнице в Лоху он проработал почти до конца своих дней. И сейчас еще на мельнице висит на стене ящичек, где немец-мельник хранил квиточки и огрызок химического карандаша, которым он неловко, левой рукой выводил квитанциях свою фамилию – Кеберт.

Дорога к храму

Сейчас мельница стараниями волонтеров оформлена в собственность муниципального района, о ней заботятся как умеют и восстанавливают как могут. А Кислиным история с мельницей помогла запустить в селе массу проектов, привлекающих в Лох самых разных людей. В том числе они помогают восстанавливать храм Архангела Михаила.

– Я думаю, что это мистика места, – говорит Маша Кислина. – Михаил Петрович Кеберт родился 21 ноября, в день Архангела Михаила – в престольный праздник села. И Александр Николаевич Кискин, который приехал сюда и занимается восстановлением храма, тоже родился 21 ноября.

Александр Кискин – бывший главный архитектор Саратова (в 2011–2014 годах), попал в Лох случайно. Они с женой давно подумывали о домике за городом. Услышали про Лох и решили там домики посмотреть.

– И тут все пошло как в сказке, – рассказывает Кискин. – Заехали мы в село, мимо храма проехали. Смотрим, на той стороне реки человек идет – оказалось, почтальон. Спрашиваем: не знаете, кто тут дом продает? Знаю, говорит, и сразу номер набирает. За полтора часа мы сговорились о покупке дома. Спросили: что за храм? Архангела Михаила. А я в крещении Михаил. Для меня все сложилось. Но село не может жить без храма. Посмотрели – ну нереально восстановить. Но у меня, видимо, натура такая. Все, что нереально, надо сделать.

В середине позапрошлого века лоховчане возвели храм за два года. Сначала спорили с губернским архитектором Салько по проекту – тот предлагал строить храм на 700 человек и с деревянным сводом в трапезной. Лоховчане на сходе решили, что вместимость должна быть 900 человек, а свод в трапезной каменный. И архитектора убедили. Два года на строительство храма скидывались всем селом – кто деньгами, кто давал яиц на раствор. Есть даже легенда, что в то время в Лоху молоко давали пить только детям до двух лет – все остальное шло на продажу, а деньги – на храм.

В советское время храм Архангела Михаила использовался под склад. Уже после войны разрушили колокольню. А уже в наше время обрушился свод.

Сейчас работа "на храме" идет уже третий год, привлекая в село все больше и больше людей не только из окрестных сел, но и из разных городов страны.

– Это было вольное, большое, свободное село. Люди здесь никогда не знали помещика, – говорит Кискин. – То ли это дух разбойника Кудеяра (рядом с селом есть пещера, где, по легендам прятался сам разбойник Кудеяр. – РС), то ли что еще. Но люди тут были свободолюбивые. Тут и со Столыпиным была серьезная стычка в свое время – он хотел вешать здесь. Но советская эпоха, конечно, психику поменяла: вы нам постройте. А сами уже ничего делать не хотят, относятся к нам с недоверием. Но мы все равно всех пытаемся вовлекать. Очень хочется вернуть в село прежний дух свободы.

​Лох без предела

– За чисто физической работой стоит много другой, – говорит Маша Кислина. – Без этой работы, сколько бы мы ни старались починять, ремонтировать, сохранять, все будет стоять на месте. Нужно продвигать это, ездить на конференции, вести какие-то проектные работы, которые выполнять за деньги очень дорого. А если убедить помочь людей просто так, то можно осилить и без финансовой помощи.

По признанию Кислиной, какое-то время она вела счет тех, кто помогал восстанавливать мельницу, чтобы, когда работа будет завершена, обязательно назвать имена всех, кто мало-мальски помог – покупкой леса, заменой сгнившей половицы, вовремя найденной фотографией села, чтобы имя каждого осталось в истории сохранения мельницы и памяти о свободном селе. А потом просто сбилась со счету. Потому что за три года через этот проект прошло огромное количество человек. И столько же сегодня задействовано на восстановлении храма.

– Не знаешь, кого благодарить, потому что столько людей, которых я не знаю, думают про Лох и привносят новое в его историю. И это все не ограничивается моим сознанием, – говорит Маша. – Поэтому история Лоха вышла за пределы Лоха. И она перестала быть просто мельничной. Мне кажется, пока память живет и обязательно в голове не у одного человека, то все двигается и все получается. Собственно, и наша работа – просто продолжение того, что сделал профессор Виноградский в 90-е годы. И я очень против, когда мои фотографии где-то появляются – что вот какие молодцы, они там все восстанавливают. Я просто звено в этой огромной цепочке. И эта цепочка тянется, которую нельзя было прервать.