О, вот и мой ориентир, говорит старинный приятель, когда мы выходим на угол Садовой-Каретной. Никогда не мог запомнить цвета русского флага, вечно путал, пока не научили: кровь под водой. Он имеет в виду последовательность: белый, синий, красный. Как врач, я предпочел бы кровь над водой, или, по крайней мере, в воде. – Где Россия и где вода? – откликается наша подруга. И добавляет: Россия – это кровь и земля, это кровь под землей. Мы не спорим. Кто тебя научил, спрашиваю, этому мему? Да уж и не помню, кто-то в Израиле. Мы вышли из сада "Эрмитаж", и идем по Малой Дмитровке, перекрытой металлическими заграждениями и оцепленной мужчинами в форме.
Через пару часов мы увидим в сети, как такие же мужчины избивают дубинками и жестко задерживают в разных городах России демонстрантов, молодых и старых, вышедших на митинги против пенсионной реформы. Пока что мы смотрим на освещенную в цвета российского триколора верхушку монструозного офисного здания, на перекрестке перед которым находится памятник Михаилу Калашникову, создателю известного стрелкового оружия (из него, как говорят, было произведено больше всего убийств в современном мире). Здание напоминает сталинские высотки и одновременно ужасающие древние зиккураты. По анонимному опросу архитекторов, который недавно производил один портал, это самое уродливое здание современной Москвы. Но все, кто приезжают в этот район города, ориентируются по нему, по этой освещенной верхушке. Мои итальянские партнерши, переводчицы Пушкина и Платонова, с которыми мы ходили в "Мемориал" на открытие выставки про “демонстрацию восьмерых” в августе 1968-го, отмечают монструозность и одновременно государственный символизм постройки и освещения.
Если частное чувство гражданина выводит его на площадь с протестом против власти, такое я понимаю
Я не люблю идей, я им не доверяю. Идеи уже многократно ввергали мир в войну, губили живых, создали ГУЛАГ, Освенцим и многие другие адские миры на земле. Идеи создали уродливый “Русский мир” в Приднестровье, Южной Осетии и на востоке Украины. Я доверяю только частным чувствам граждан, среди которых есть чувство социальной несправедливости, возмущения, негодования. Если частное чувство гражданина выводит его на площадь с протестом против власти, такое я понимаю. Если оно сообщает ему тревогу от жизни в этом городе, такое тоже понимаю, потому что сама в нем живу. В последнее время так много бытовых сигналов тревоги от совсем простых людей, в магазине “Пятерочка” и в метро, что даже не надо включать умственную машинку бытового Апокалипсиса. И эта социальная тревога и ощущение несправедливости в воскресенье отправили тысячи людей протестовать на улицы, а не голосовать на избирательные участки.
Мой друг четыре года назад уехал в Израиль и прошел там курс бытового выживания. В Москве он был успешным модным писателем и блогером, иконой стиля, наставником эпатирующей истеблишмент гей-молодежи. В Израиле работал грузчиком на складе замороженных куриных тушек. Помимо иврита, выучил бытовой арабский и пару раз подрался с северными палестинцами. Сейчас он будет подтверждать диплом Ленинградского мединститута, который окончила половина его школьного выпуска, вторая половина эмигрировала, им всем чуть за сорок.
Когда мы обсуждаем, почему и зачем все это было, он отвечает просто. Я понял, что не люблю этот город. Из каждой его трещины, от каждой реакции в кафе или в моем хостеле (он принципиально отказался от предложений друзей о ночевке) сквозит русская хтонь. Это пока еще не все понимают, но сценарий Сорокина осуществится. Этот город чрезмерен, пафосен и смешон. Я не понимаю людей, которые с деревянными лицами и телами танцуют в саду "Эрмитаж", мне кажется, они манекены. Эти цены в кафе просто смехотворны, а повадки официантов как минимум забавны. Я удивляюсь тому, что молодая ветка русской попсы бесконечно воспроизводит манеры Агутина и Варум. Я люблю другие ритмы, южный европоп, это мои кишиневские корни. Я уехал из дома родителей в 17 лет, с той поры мне не страшно менять места проживания. И чего совсем не понимаю, так это представления о столичном социальном статусе, который можно потерять. Я долго жил в двух столицах страны, я сделал в них две карьеры. Это не то, за что надо держаться, потому что здесь любая карьера и любой статус ничего не стоят, могут быть разрушены по капризу человека в погонах. Да и вообще никаких столиц не существует, есть только города нашего детства.
Я доверяю только своим силам, своему уму, своим близким и рад, что не задержусь тут более трех дней. Я с трудом помню, как выглядит флаг Израиля, а уж русский-то запомнил только потому, что это “кровь под водой”.
Елена Фанайлова – журналист "Свободы", ведущая программы "Свобода в клубах"
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
