- В России запрещают концерты музыкантов. В соцсетях говорят о возвращении цензуры, музыканты хотят свободы творчества.
- Правозащитники требуют принять закон "О профилактике семейно-бытового насилия". Пока домашнее насилие в России декриминализировано.
- Россия стала лидером по скорости распространения ВИЧ среди стран Европы. Эпидемия вышла за рамки групп риска и угрожает всему населении.
Развивается скандал вокруг массового срыва и запретов в России концертов популярных - в основном среди молодежи - исполнителей. В минувший понедельник Оксимирон, Нойз МС и Баста выступили в поддержку рэпера Хаски. Чиновники добились срыва четырех его концертов подряд, а за попытку музыканта выступить перед фанатами на улице Хаски отправили под арест на 12 суток. Впрочем, это решение довольно быстро изменили.
Концерты музыканта Найка Борзова в России еще не запрещали. Но однажды Государственная Дума на полном серьезе в течение двух часов обсуждала на пленарном заседании вопрос о том, можно ли оставлять в федеральном эфире его песню про Вову, который знает три матерных слова.
Видеоверсия программы
Вот как оценивает сам Найк Борзов действия региональных чиновников, полиции и представителей активной общественности, которые приводят к отмене по всей стране концертов различных молодежных групп.
Найк Борзов: Я против любых запретов. Видимо, люди находят в этих текстах что-то, что им не нравится, и хотят сделать так, чтобы их дети этого не слушали. Но я не понимаю, как это можно сделать простыми запретами.
Марьяна Торочешникова: А что изменилось? Около 15 лет назад ваша "Лошадка", которая везет кокаин, ваши "Три слова" с парнем, который берет проститутку и презервативы, - все это было в эфире федеральных радиостанций, и к этому относились нормально. "Запрещенные барабанщики" осуждали убийство афрроамериканца. Почему вдруг это стало табуированными темами?
На людей в этой стране всем насрать. И что говорить о людях, которые купили билет на концерт?
Найк Борзов: Совсем недавно это было уделом маргиналов, мы варились в каком-то андеграунде, то есть это слышали немногие - может быть, больше взрослые люди. А сейчас все это двинуло в мейнстрим, в массовую культуру, начало крутиться по радиостанциям: понятно, что на это обратили внимание. Мою песню "Три слова" начали крутить по Первому каналу в "Утренней почте". И вот какой-то депутат увидел это с утра. Видимо, кусок в горло не пошел, потому что вчера он отвисал с проституткой – стыдно, жена рядом сидит... Сразу начал потеть, краснеть, нервничать. И жена, видимо, это все просекла: "Что такое?" - и как любая женщина, чисто на интуиции устроила ему с утра какой-нибудь трэш. Парень приехал на работу с плохим настроением и устроил трэш своим подчиненным. И вот мы получили обсуждение на пленарном заседании Госдумы моей песни "Три слова", совершенно безобидной детской песенки.
Марьяна Торочешникова: Но сейчас уже песни не обсуждают на пленарных заседаниях Госдумы. Сейчас просто предлагают все вокруг запрещать и срывают концерты, на которые люди купили билеты.
Найк Борзов: Ну, что говорить о концертах?!.. Если выйти на улицу, а лучше чуть-чуть отъехать от Москвы, то вы услышите такие истории… На людей в этой стране всем насрать. И что говорить о людях, которые купили билет на концерт?.. Нет медицины, нет образования, все разрушено... Поэтому – плевать.
Марьяна Торочешникова: Но тогда получается, что чиновники делят людей на тех, на кого наплевать и тех, на кого не наплевать (например, на родительскую общественность). Православные и другие религиозные активисты часто выступают против каких-то концертов или спектаклей. А с другой стороны, есть люди, которые хотят это увидеть и услышать. То есть получается, что общественники "равнее" и "правильнее", что ли?
Найк Борзов: Есть такая концепция – "Окно Овертона": за пять этапов ты можешь сделать официальным и нормальным в обществе что-то такое, что совсем недавно было запрещено (например, педофилия или некрофилия). Можно сделать так, чтобы все люди стали этим заниматься, и это было бы нормально. Конечно, это из разряда конспирологических заморочек, но какие-то запреты, комитеты, общественные организации, – у меня такое ощущение, что все это работа кремлевского PR-отдела. Грубо говоря, сейчас ему платишь деньги - и тебе создают "движ" (ну, чтобы не вкладывать деньги в рекламу). Кремлевский PR-отдел просто использует те механизмы, которые имеет в своем распоряжении: суды, например, - создает организации матерей, каких-то православных казаков. Ну, как бы это все – фейки, которые должны создавать Окно Овертона. Мне кажется, сейчас платишь деньги господину Пескову, например, и он создает тебе PR-кампанию.
Со Шнуром было то же самое. Его запрещали, два года он ничего не мог делать, а потом поехал так "косить" по стадионам, что до сих пор никому мало не кажется. Это все PR-кампания (может быть, это и не так, но этим очень пахнет). Но это все пройдет, и тот же Хаски через год-два будет собирать стадионы.
Марьяна Торочешникова: А если к этому подходить не с конспирологической точки зрения, можно ли говорить, что государство активно насаждает цензуру?
Найк Борзов: Не только цензуру. И не то что насаждает, а исповедует античеловеческое отношение к своим гражданам.
Марьяна Торочешникова: А что могут этому противопоставить музыканты, которые попали под раздачу?
Найк Борзов: Могу сказать про себя. Я сейчас записываю новую пластинку, и это будет шедевр психоделического, романтического, музыкального экстаза: вообще ничего запретного, но одновременно – ничего разрешенного. Он будет парадоксальный. Никакого упоминания наркотиков или каких-то запрещенных штук у меня нет, матом я в своих сольных альбомах не ругаюсь. У меня есть проекты, где я только на этом языке и разговариваю, но в сольном творчестве я не люблю использовать эту лексику. И вот мой новый альбом – это будет вклад в творчество, в искусство, а не в "хайп" или во что-то такое местечковое и сиюминутное.
Марьяна Торочешникова: То есть, на ваш взгляд, то, что происходит сейчас вокруг рэп-исполнителей, молодых групп, - это "хайп"?
Найк Борзов: По крайней мере, многие на этом "хайпятся". Уже потом, когда кто-то во что-то попадает, многие присоединяются к этому движению и начинают кричать. Или кто-то делает какое-то заявление, которое очень хорошо резонирует, и сразу очень многие начинают под ним подписываться или спорить с ним. Я за красивое искусство, за интеллектуальное, и не важно, какое оно: протестное или совершенно бессмысленное.
Марьяна Торочешникова: Но российские чиновники сейчас так и живут: что-то не нравится конкретно им, поэтому "давайте мы это запретим для всех".
Найк Борзов: Это все от глупости, тупости и желания чисто срубить "бабла".
Марьяна Торочешникова: С вашей точки зрения, возможна в современной России ситуация, когда достаточно большая часть музыкантов опять уйдет в подполье, как раньше?
Найк Борзов: А уже многие уходят. И всем наплевать на телевидение и радио. Я живу в интернете, все мое творчество там. Это тот же андеграунд. Это не массмедиа. Там люди все-таки могут выбирать: туда пошел, там хапнул что-то, здесь что-то зацепил, не понравилось – мимо прошел. Есть возможность выбора. И это похоже на нашу настоящую жизнь, потому что у нас тоже всегда есть выбор. Единственное, чего у нас нет, – это возможности не выбирать.
Марьяна Торочешникова: Сейчас пришли за молодежными группами, за рэперами - кто следующий?
Найк Борзов: Не знаю... Уже и простых людей за репосты сажают. Рэперы или другие музыканты – такие же люди, как и все, просто они стоят на сцене. Сейчас контроль за кредитными картами, в ближайшем будущем наверняка произойдет закрытие границ, перекрытие мирового интернета и создание локальной Сети. Все это не за горами.
Марьяна Торочешникова: Back in the USSR?
Найк Борзов: Мне кажется, будет хуже. Там хотя бы людей воспринимали как что-то необходимое для работы государственного механизма, а сейчас государство и люди – это две разных планеты, две разных галактики, совершенно не соединяющиеся между собой. Единственное соединение – это когда государству чего-то надо. И государство уже давно дало понять, что на людей в этой стране ему наплевать, судя по его действиям. Поэтому и людям наплевать на государство.
25 ноября в мире стартовала кампания "16 дней против гендерного насилия". О том, насколько актуальна эта проблема для России, рассказывает директор Центра "Насилию.нет" Анна Ривина.
Анна Ривина: Порядка 70% женщин, подвергающихся домашнему насилию, даже не обращаются за помощью, зная, что полицейская система не будет работать, а родственники и друзья посмотрят на пострадавшую неправильным образом. При изнасилованиях только 12% женщин обращаются за помощью.
Статистика ужасная, но и она не отображает действительность. Статистикой должны заниматься не маленькие некоммерческие организации с очень скромными ресурсами, а государство. Но даже если посмотреть данные Росстата, то у нас насилие – в каждой пятой семье, а это уже миллионы женщин.
Марьяна Торочешникова: Государство что-то предлагает этим женщинам для того, чтобы защитить их от проявлений насилия?
Анна Ривина: Государство предлагает что-то минимальное, но это абсолютно неэффективно. Во-первых, не будем забывать про декриминализацию домашнего насилия. Сегодня в абсолютном большинстве случаев это штрафы, а штрафы платят из семейного бюджета, то есть женщине нужно самой заплатить за то, что ее побили. Будет она обращаться за такой помощью? Разумно предположить, что нет. Во-вторых, у нас нет закона, который подразумевал бы комплексную систему помощи пострадавшим. И в-третьих, у нас есть энное количество бюджетных кризисных центров или организаций, помогающих женщинам в трудной жизненной ситуации, но государство совершенно не информирует об этом ни женщин, ни полицейских, ни людей в травмопункте.
Марьяна Торочешникова: А почему это происходит? Потому что в российском правительстве и парламенте подавляющее большинство мест занимают мужчины? Или по какой-то другой причине?
У нас действительно правый, консервативный поворот, и в нем заинтересованы многие люди, для которых это деньги и власть
Анна Ривина: Я думаю, это немаловажно. Но меня больше печалит то, что женщины, сидящие в Госдуме, в профильном Комитете по делам семьи, женщин и детей, высказывают такие антиженские мысли и взгляды, что порой это страшнее, чем нейтрально относящиеся к этому мужчины.
Мы – патриархальное государство, патриархальное общество. У нас не привыкли выносить сор из избы. И у нас сейчас даже хуже, чем было в советские времена. С одной стороны, у нас лучше, потому что в советские времена эти темы не поднимались, а с другой стороны, в советские времена не было такого религиозного воздействия, не было придуманного традиционного пути российской семьи, традиционной скрепы. В своем детстве, в начале 90-х, я вообще никогда об этом не слышала. У нас действительно правый, консервативный поворот, и в нем заинтересованы многие люди, для которых это, конечно же, деньги и власть.
Марьяна Торочешникова: А женщины заинтересованы в этом? Почему они это поддерживают?
Анна Ривина: Потому что те женщины, которые сейчас находятся у власти, пришли туда не на гендерной повестке, и они понимают, что сейчас им не нужно вести себя неудобным образом для тех людей, которые дали им возможность занимать эту позицию.
Что такое "гендерное равенство", что такое "женщина, не подвергающаяся насилию", "женщина, которая выбирает себя"? Это женщина, которая не хочет быть "удобной" для всех, а хочет быть "удобной" в первую очередь для себя, преследовать свои интересы. А сейчас даже в трудовой сфере у нас более 400 профессий запрещены для женщин, потому что государство якобы охраняет их репродуктивные функции. То есть мы сразу говорим женщине, где ее место: "Рожай, а остальное – уже дело десятое".
Марьяна Торочешникова: В рамках международной кампании "16 дней против гендерного насилия" в России проходит акция в поддержку принятия закона "О профилактике семейно-бытового насилия". Всем, кто пережил насилие в семье, предлагают отправить открытки депутатам, чтобы привлечь их внимание к проблеме.
Эту инициативу комментирует один ее авторов, соавтор законопроекта "О профилактике семейно-бытового насилия", соруководитель "Проекта W" Алена Попова.
Алена Попова: Акцию придумала не столько я, сколько Мари Давтян, основной адвокат, защищающий жертв домашнего насилия в России. Она спасла Маргариту Грачеву от того, чтобы ее муж, который отрубил ей кисти обеих рук, вышел бы через два года на свободу и закончил начатое дело. Она предложила привлечь творческих людей к тому, чтобы наладить коммуникацию между жертвами насилия или свидетелями и депутатами, которые все время делают круглые глаза.
Недавно был большой женский форум, на котором у нас было две параллельных секции. На одной были я, Мари, Аня Ривина, Марина Писклакова-Паркер - люди, которые борются за этот законопроект. И параллельно – секция, где были депутаты. За десять минут до окончания нашей секции (а мы на ней подписали резолюцию за закон) наша девушка Анастасия Глушкова побежала в соседний зал и отдала папочки с законопроектом прямо в руки депутатам. В прямом эфире говорят о том, что происходит, и они сказали: "Спасибо, мы и так это знаем". Возникает вопрос: почему не принимаете, если знаете?
Марьяна Торочешникова: А у вас есть ответ на этот вопрос?
Алена Попова: Да, потому что я хожу за ними по пятам в Государственной Думе. Уже много раз мы туда приходили, вручали им папки, показывали реальные истории. Они говорят, что закон недостаточно проработан. А мы там вводим систему охранных ордеров, что спасло бы 99% жертв насилия. Это запрет на приближение насильника к жертве, на продолжение насилия. Это та мера, которая предотвращает дальнейшие деяния, например, убийства.
У нас есть "дело сестер Хачатурян": девочек никто не защищал, и им пришлось убить отца, обороняясь от его постоянных истязаний. Было "дело Алены Вербы", которой муж нанес 57 ножевых ударов, изрезал ее, закрыл тело тряпочкой, ушел на работу и запер вместе с трупом жены несовершеннолетнего сына Никиту. Вот чтобы всего этого не происходило, надо выдать охранный ордер. И очень большое сопротивление вызывает именно охранный ордер: "Что, вы всех мужчин будете выселять? Куда вы выселите собственника?" А у нас действительно собственность в основном или долевая, или оформлена на мужчину.
Один раз мы вместе с Мари были на рабочей группе, и это была очень стрессовая для нас ситуация, нам надо было доказывать судье, что охранные ордера необходимы. Он говорил о достаточности законодательства, о том, что ничего не надо делать, и так все хорошо. Он сказал: "Насильников и без дополнительного закона спокойно посадят".
Марьяна Торочешникова: Другое дело, что и труп уже будет.
Алена Попова: Конечно! Знаменитая фраза участкового: "Когда будет труп – приедем и опишем". Главная участковая Орловской области заявила это девушке, обратившейся за помощью, а через час эта же участковая действительно описывала труп этой девушки (кстати, она будет символом нашей кампании за закон). А Мари предложила на основе реальных историй создать мультипликации, скетчи, открытки, которые своей рукой будут заполнять жертвы тиранов или свидетели всего этого. Девушки, основываясь на стандартных фразах, которые говорятся о насилии, и на стандартных историях, нарисовали безумно крутые открытки. И мы предложили пользователям интернета заполнить эту открытку и отправить депутату.
Марьяна Торочешникова: То есть открытку можно распечатать с сайта, заполнить и отправить?
Алена Попова: Можно заказать нам, а мы отправим. Можно не распечатывать, а попросить нас распечатать и написать нам свою историю. Нам уже начали присылать истории. А дальше у нас две стратегии. Одна стратегия: открытки идут напрямую депутатам, и депутаты больше не делают круглые глаза со словами: "В России этого нет!" (это знаменитая фраза сенатора Елены Мизулиной: мол, эта проблема преувеличена, это все западные ценности, у нас такого нет). И вторая: мы хотим копию этой открытки носить с собой на заседания рабочей группы. Я хочу застелить стол этими открытками и сказать: "В каждой из этих открыток – судьба жертвы, ее жизнь и здоровье, жизнь и здоровье детей".
Марьяна Торочешникова: Может быть, тогда зашевелятся?
Алена Попова: Когда мы стояли около Госдумы с плакатами против декриминализации домашнего насилия, это очень сильно повлияло на Тамару Плетневу, председателя Комитета по делам семьи, женщин и детей. Сначала она говорила, что декриминализация – это хорошо. А пройдя мимо нас несколько раз в течение этих дней, она сказала: "Теперь я совсем не уверена, что декриминализация – это хорошо".
Влияет то, что Маргарита Грачева с протезом на отрубленной руке говорит: "Я хочу, чтобы был принят этот закон". Влияет то, что Анна Верба, мама Алены Вербы, говорит: "Примите этот закон, чтобы матери не теряли своих дочерей". Влияет то, что пострадавшие дети говорят: "Нам нужен этот закон - мы хотим, чтобы нашу маму больше не били". И стол, устланный открытками, конечно, повлияет, как влияет и наша папочка. У нас есть белая папка с надписью "Домашнее насилие – это преступление, а не традиция". И когда вручаешь депутату эту папку, он сразу видит, что папочка внушительная.
Марьяна Торочешникова: Да, они все это видят, осуждают, а потом голосуют так, как надо, как предложили. Причем один и тот же созыв Государственной Думы может сегодня проголосовать за то, чтобы ввести статью о дополнительной ответственности за побои в семье, а через полгода отменить эту ответственность, и одни и те же люди будут говорить, что это правильно и хорошо.
Алена Попова: Вы имеете в виду Павла Крашенинникова. Я за ним бегала, когда принималась декриминализация. Он был автором ужесточения ответственности за побои в семье. Это прекрасная статья, 116-я – до двух лет лишения свободы, если бьешь кого-то внутри семьи. И мы выдохнули: "Наконец-то!". А она была всего полгода. И тот же Павел Крашенинников начал продвигать тему с декриминализацией. Я его поймала на пресс-конференции, сказала: "Павел, в течение полугода у вас резко изменилось мнение. Как же такое может быть?". Да, наша Государственная Дума не обладает полнотой самостоятельности решений. Но если никак на нее не влиять, вообще ничего не произойдет.
Марьяна Торочешникова: А вы чувствуете поддержку со стороны женщин?
Алена Попова: Чувствую. Четыре года назад я ее еще не чувствовала. Мне говорили: "Не надо лезть в семью! Семья – это крепость. Это все западные ценности. Милые бранятся – только тешатся. Нельзя выносить сор из избы. Дура, сама виновата", - все эти стандартные вещи. Было жутко, и все время шла борьба. А сейчас такого нет. Я приходила в ультраконсервативные аудитории, и большинство присутствующих утверждают, что такой закон уже нужен. И это благодаря жертвам, которые начали говорить, благодаря Маргарите Грачевой, нашедшей в себе силы с отрубленными руками, улыбаясь, сказать: "Я буду добиваться принятия этого закона".
И поднялась волна. Совсем недавно модель Кира заявила о том, что ее избил сожитель. И благодаря Кире за неделю еще шесть достаточно известных девушек написали нам, что они тоже подвергались насилию, и они раздумывают над тем, чтобы начать публично об этом говорить.
Марьяна Торочешникова: А вы замечаете, как меняется (или не меняется) отношение к этим ситуациям со стороны рядовых полицейских, которые приезжают на вызов?
Алена Попова: Оно меняется в лучшую сторону. Но я ощущаю это по Центральному федеральному округу, а, например, в Уральском федеральном округе это меняется не во всех областях, как и в Сибири. Нужно образовывать участковых, объяснять, как они должны действовать в той или иной ситуации. Нужны методические руководства для всех: что делать участковому, девушке, врачам, свидетелям. Мы сейчас выпускаем методичку для свидетелей побоев.
1 декабря отмечается Всемирный день борьбы со СПИДом. В настоящее время, по официальным данным UNAIDS, с вирусом иммунодефицита человека живут почти 40 миллионов человек.
Накануне Всемирного дня борьбы со СПИДом стало известно, что Россия занимает первое место среди стран Европы по темпам распространения ВИЧ за 2017 год. За ней следуют Украина и Белоруссия. Об этом сообщается в докладе Европейского центра по профилактике и контролю заболеваний и Европейского регионального бюро Всемирной организации здравоохранения. Российское Министерство здравоохранения и Роспотребнадзор уже назвали этот доклад некорректным.
Ситуацию комментирует старший научный сотрудник Федерального научно-методического Центра по профилактике и борьбе со СПИДом Центрального НИИ эпидемиологии Роспотребнадзора Василий Шахгильдян.
Порядка 250 человек в день заражаются ВИЧ-инфекцией и около 100 человек в день погибают от нее в России
Василий Шахгильдян: По нашим данным, за 10 месяцев 2018 года выявлено 85 тысяч новых случаев. Министерство здравоохранения называет цифру – 75 тысяч новых случаев за год. Но я не вижу тут никакой принципиальной разницы. Мы должны осознать, что порядка 250 человек в день заражаются ВИЧ-инфекцией и около 100 человек в день погибают от ВИЧ-инфекции в России. Конечно, ситуация достаточно напряженная.
Но надо признать, что скорость эпидемии снижается. Все-таки государство и специалисты принимают ряд очень активных мер. Принята государственная программа по предотвращению распространения ВИЧ-инфекции. Выделяются достаточно большие деньги на лечебные программы. Идут образовательные, просветительные программы, программы профилактики, пусть и не в том объеме, который нам хотелось бы видеть. Нельзя сказать, что нет никаких результатов: безусловно, они есть. Если с 2011-го по 2015 год количество новых случаев ежегодно увеличивалось на 10%, то в прошлом году, по-моему, на 2,2%, а за 10 месяцев этого года, по сравнению с таким же периодом 2017 года, - минус 2%.
В 20 регионах РФ эпидемия приобрела генерализованный характер. Это значит, что заболевание распространяется не только среди групп риска, но и среди общего населения. При обследовании беременных женщин пораженность составляет более 1%. Еще в 32 регионах показатель на уровне 0,5%.
Марьяна Торочешникова: Беременным женщинам обязательно делают тест на ВИЧ, потому что в России уже научились с помощью медикаментозного вмешательства добиваться того, чтобы у ВИЧ-инфицированных женщин рождались абсолютно здоровые дети.
Василий Шахгильдян: Это одно из достижений в России: заражение происходит только у 1% новорожденных. Но если женщина принимает антиретровирусные препараты, если в течение беременности вирусная нагрузка не определяется, то ребенок на 100% будет рожден здоровым.
Марьяна Торочешникова: Но мужчин никто в обязательном порядке не тестирует.
Василий Шахгильдян: Поэтому очень важно обследовать, например, партнеров беременных женщин. И среди мужчин можно было бы применить самотестирование. С другой стороны, мы видим, что ВИЧ распространяется не только в группах риска, но и в труднодоступных группах: например, среди мужчин от 30-и до 39 лет частота пораженности - 3,3%, то есть из ста мужчин трое заражены ВИЧ. Очень важно наладить систему обследования. Может быть, при выдаче паспорта и ряда документов надо предлагать пройти обследование.
Марьяна Торочешникова: Но люди не хотят, боятся.
Василий Шахгильдян: Безусловно. Надо облегчить возможность обследования, сделать его более доступным. Когда врачи Центра СПИДа пошли в поликлиники инкогнито в одном из городов и попытались сдать анализ крови на антитела к ВИЧ, оказалось, что это не так легко: терапевт направлял к инфекционисту, были какие-то сложности. Нужно менять подходы по сравнению с тем 25-летним периодом, когда выявлялись 100 человек за год (а сейчас – 250 человек за день), например, предлагать самотестирование.
Марьяна Торочешникова: Может быть, в первую очередь нужно объяснить людям, что это не стыдно и не страшно, что этим сейчас уже болеют самые разные люди, а не только группы риска.
Василий Шахгильдян: К сожалению, наше общество нетолерантно к чужому, к иному.
Марьяна Торочешникова: С другой стороны, в той ситуации, когда каждый день ВИЧ-инфекцией заражаются 250 человек, очень скоро это может оказаться и где-то совсем рядом.
Василий Шахгильдян: Конечно! И очень важно своевременно выявлять инфекцию, чтобы человек знал о своем ВИЧ-статусе и мог принять меры, своевременно начать антиретровирусную терапию и не быть источником инфекции.
