В 2019 году исполняется 120 лет писателю Владимиру Набокову. Между тем в петербургском Музее В.В. Набокова осталось всего два сотрудника.
Великий писатель Владимир Набоков родился 10 (22) апреля 1899 года в доме на Большой Морской улице, 47. Этот дом, по счастью, сохранился до наших дней, вместе со значительной частью интерьеров. Впрочем, многим людям, которые никогда в нем не бывали и не побывают, он все равно знаком до мелочей, поскольку Набоков подробно описал его в своих книгах – "Машенька", "Защита Лужина", "Другие берега". Это здесь проходило его детство – детство старшего сына юриста Владимира Дмитриевича Набокова, одного из лидеров Конституционно-демократической партии и большого англофила. Это здесь ребенка, который рос "до прекрасной крайности избалованным", окружали специально выписанные из Англии заводные игрушки и спортивные снаряды, это сюда приносила ему мама чудесный карандаш из магазина на Невском проспекте, это здесь в гараже стояли три машины, а с этажа на этаж сновали десятки слуг. Именно этот дом Набокову пришлось покинуть после революции – и он так и остался его единственным домом: после этого райского гнезда все остальные дома казались ему временными и вынужденными пристанищами.
Музей Набокова открылся к 100-летию писателя, в 1999 году. Он занимает только небольшую часть дома на первом этаже. За годы существования музея его сотрудникам удалось собрать значительную мемориальную коллекцию и большую научную библиотеку, которой могут пользоваться посетители. С 2008 года музей стал частью факультета филологии и искусств Петербургского государственного университета. В музее всегда проходили литературные вечера, спектакли и другие мероприятия, но в последние годы их стало значительно меньше. А на будущий год здесь грядут сразу два юбилея – 120-летие самого Набокова и 20-летие музея.
По словам Татьяны Пономаревой, директора Музея Набокова, с коллекцией дела обстоят хорошо – за последние 10 лет она выросла, и теперь в ней насчитывается до 6000 предметов, что немало для небольшого музея. Особенно ценно, что среди них очень много мемориальных, непосредственно связанных с писателем. А собрать их было непросто. Набокова можно считать нашим современником, и как замечает Татьяна Пономарева, она могла бы в студенческие годы поехать в Монтрё и увидеть писателя в отеле, где он жил, но карта мира была тогда другой. В то же время семья Набоковых уехала из России и все самые нужные вещи взяла с собой, а то, что оставалось в доме, было либо расхищено в годы разрухи, либо позже национализировано и роздано по разным российским музеям. Малую часть этих вещей удалось найти, остальные картины, книги, предметы интерьера так и затерялись. "С семьей внучки управляющего дома мы очень дружим, и она нам передала несколько сохранившихся предметов, но большую часть вещей слугам, конечно, не удалось спасти. Многое, наверное, было просто украдено. Так что найти вещи было непросто, но среди наших находок – даже письма Набокова, которые он писал одному своему ученому другу, и это не бытовые письма, они отражают те художественные задачи, которые ставил перед собой Набоков, когда переходил на английский язык", – вспоминает Татьяна Пономарева.
В коллекции музея есть книги с дарственными надписями Набокова, есть личные вещи писателя, подаренные его сыном Дмитрием. Например, он подарил музею карандаши, которыми писал его отец. Известный биограф Набокова Брайан Бойд подарил музею пиджак, куртку и туфли писателя, доставшиеся ему от его вдовы. По словам Татьяны Пономаревой, вдова Набокова раздавала его вещи родственникам и друзьям. Так у американского ученого Питера Набокова, сына двоюродного брата писателя, оказался галстук писателя, который он потом прислал музею
Правда, далеко не все из собранного можно показать посетителям – музею не хватает площадей и оборудования. В большей части помещений сохранились интерьеры, в том числе деревянные панели, куда нельзя ничего повесить – нужны конструкции, которые не крепятся к стенам. Некоторое количество таких витрин сделано, но их явно недостаточно. И это не единственная проблема музея. Самая большая беда – недостаток специалистов. Их и раньше-то было всего четверо, а теперь осталось двое. "Их не сократили, – объясняет директор музея, – им просто резко уменьшили зарплаты, непонятно, по какой причине. Это молодые квалифицированные специалисты со знанием иностранных языков, специалисты по Набокову. У нас каждый год студенты проходят практику, к нашей обоюдной радости, и две такие практикантки потом остались у нас работать. Знание языков очень важно – Набоков же писал и на английском, а к нам приезжают люди со всего мира, раньше они могли задать этим сотрудницам свои вопросы. К сожалению, теперь уже не могут – когда нагрузка резко увеличилась, а зарплата сильно уменьшилась, сотрудницы уволились, а их ставки сократили. Они не хотели уходить, но им перестали выплачивать премии, и фактические зарплаты стали крошечными – все это было очень печально".
Музейная коллекция растет и содержится в полном порядке, ведется ее учет по всем музейным правилам, и Татьяна Пономарева недоумевает, с чем связано такое изменение статуса музея, сокращение ставок – по ее словам, никакого объяснения дано не было. "Мы являемся одним из отделов Управления экспозицией и коллекцией СПбГУ, где есть несколько музеев. С 1999 года коллекция выросла, и мы ожидаем, что она еще увеличится, но площадей и персонала нам катастрофически не хватает".
По мнению Татьяны Пономаревой, особняк на Большой Морской, 47, должен полностью стать музеем – при своей уникальной сохранности и при том, что это – единственный дом Владимира Набокова в мире. Это может быть даже не просто музей, а музейный центр с конференц-залом и библиотекой, Центр изучения русского зарубежья – такой есть в Москве, но нет в Петербурге. Татьяна Пономарева считает, что медлить с этим нельзя, поскольку сейчас еще по всему миру живут наследники писателя, у которых хранятся архивы, и они готовы передать их в музей: "Эти наследники, если они даже знают русский язык, но не учились в русской школе, они не могут прочесть эти ценнейшие материалы. Для них было бы проще отдать все это в такой центр – и часто не в Москву, где у них не осталось никаких связей, а именно в Петербург, но здесь такого центра нет, и отдать просто некуда". Татьяна Пономарева говорит, что особняк Набокова как музейный центр был бы очень важен для туристов, для культурной карты города, но сейчас он не используется городом рационально, там идет ремонт, но и в качестве этого ремонта есть большие сомнения. "При мне рабочие, видимо, не очень понимая, что делают, пытались протащить что-то громоздкое через двери, и мы с трудом убедили их, что двери открываются, что не надо их так курочить. Они ведь тоже – охраняемая часть дома. Другой рабочий дал объявление, что он распродает вещи из дома Набокова, найденные случайно при вскрытии перекрытий, это были вещи, которые никакой ценности ни для кого, кроме музея, не представляли, мы просили их нам отдать. Того рабочего, кажется, уволили, но вещи нам никто так и не отдал. Сейчас основной пользователь дома – музыкальная школа Адмиралтейского района, но сейчас ее там тоже нет".
На вопрос, пыталась ли Татьяна Пономарева куда-то обратиться за помощью, она отвечает, что к своему непосредственному начальству по вопросу о сокращении ставок она обращалась, но ответа не получила, обращаться через голову этого начальства к руководству университета не позволяет университетская этика, она же не позволяет обращаться и к городским властям – ведь музей ведомственного подчинения. Что же касается прекратившихся литературных вечеров, то, по словам Татьяны Пономаревой, руководство дало ей понять, что основная задача музея – это учет и хранение коллекции, а остальное не входит в его задачи. И теперь даже неизвестно, что будет с посещаемостью Музея Набокова, весьма, кстати, популярного: вряд ли при двух сохранившихся сотрудниках он сможет работать по-прежнему 5 дней в неделю.
Татьяна Пономарева с грустью вспоминает о том, что уже нет в живых двух покровителей Музея Набокова: Андрея Битова, который в 90-е годы был президентом существовавшего Набоковского фонда и одним из основателей музея, и Даниила Гранина, живо интересовавшегося культурой русского зарубежья и основавшего информационно-культурный центр "Русская эмиграция", с которым музей тесно сотрудничал.
Писатель Александр Мелихов очень ценит Музей Набокова и считает, что его нужно бережно хранить, но что это не должно быть пыльное место, куда люди приходят посмотреть на кресло Набокова и в благоговении уходят. Это должен быть культурный центр, где люди могли бы собираться и сообща проникаться близостью к истории и литературе. Писатель считает, что музей должен быть живым организмом, и надеется, что в Петербургском университете найдутся люди, которые это понимают. Но Мелихов не отрицает, что в городе наметилась печальная тенденция: у писателей отобрали их прежний дом и не заменили его ничем равноценным, под угрозой закрытия Дом композиторов и Союз художников: "Как я сказал в своем диалоге с Граниным, к сожалению, произошла революция лакеев – людей, для которых культурные святыни, имена ничего не значат, так же как для камердинера имеют значения только чаевые". Мелихов напоминает, как еще недавно все уповали на рынок, мечтали, что государство уйдет из культуры, которая должна стать самоорганизующейся силой, а сегодня нет никаких сил, кроме государства, способных взять на себя эту миссию, а люди культуры оказались в роли бессильных просителей.
Для директора Музея Анны Ахматовой Нины Поповой имя Набокова находится в ряду самых ярких современников Ахматовой и достойно самого большого уважения. По словам Поповой, с Набоковым связаны ее сильнейшие литературные и личностные переживания, и лет 10 назад казалось, что у музея – огромные перспективы: "Когда идешь по этим комнатам, возникает очень сильное ощущение подлинника, совмещаемое с текстами, которые живут и звучат в тебе, с прозой Набокова, где об этом доме очень много и детально написано". У Нины Поповой складывается ощущение, что жизнь музея не проходит в соответствии с миром Набокова, что эта жизнь больше похожа на угасание – странно ведь, что там осталось всего два сотрудника. Она сожалеет, что музей является не самостоятельной единицей, а подразделением университета, что он не может быть партнером в многочисленных проектах Музея Анны Ахматовой. Отношение к литературному музею писателя с мировым именем как учреждению, призванному только хранить и учитывать коллекцию, она называет дикостью советского времени, позавчерашним днем. "Мы обязательно храним, но хранение сегодня не существует без читающей аудитории, без диалога. Мне правда очень жалко, что у нас нет контактов, партнерства, общих проектов – и это не зависит от Татьяны Олеговны, если музей обслуживают всего два человека. Нельзя превращать сотрудников в тех, кто занимается только материальным и бухгалтерским учетом, это смерть музея". Нина Попова считает, что нынешний музей мог бы стать ядром будущего музея русского зарубежья, очень нужного Петербургу, откуда после революции огромное количество писателей уехали в эмиграцию, а потом вернулись в Россию своими текстами.
Печальной и непонятной называет ситуацию, сложившуюся вокруг Музея В.В.Набокова, депутат Законодательного собрания Петербурга Максим Резник. Он считает, что пребывание Николая Кропачева в должности ректора СПбГУ наносит вред и самому университету, и городу, что в университете должна быть более свободная и творческая атмосфера – и в Музее Набокова тоже, но при Кропачеве происходит ровно наоборот: "Люди боятся говорить, людям запрещают комментировать под угрозой увольнения". По мнению Резника, вообще-то нет большой проблемы в том, что музей находится в структуре университета – если университет соответствует своей функции и высокому статусу. Но в такой ситуации, как сейчас, музей лучше было бы отдать городу, хотя бы потому, что в городской властной иерархии есть разные люди, и не все зависит от одного человека, а пока университетом руководит Николай Кропачев, не только Музей Набокова, но и все, что связано с университетом, подвергается угрозе. Что касается идеи открыть в особняке Набокова Центр русского зарубежья, то Максим Резник скептически замечает, что сейчас все "новое, просвещенное и содержательное в культуре пробивает себе дорогу с большим трудом, и продвижение таких проектов имеет меньше шансов, чем пособие по целованию березок или углубленный курс кокошниковедения". Что же до ремонта дома, который, как кажется музейным работникам, ведется не так, как надо, то, по мнению Резника, работники музея должны активнее быть тревогу, и городские власти, особенно в преддверии губернаторских выборов, возможно, на это и отреагируют. "Городу нужен другой, просвещенный губернатор, не тот, который считает, что главная задача – это охрана сознания населения от влияния Запада, – глубина дремучести высказываний господина Беглова просто не поддается анализу. Нужен губернатор, который считает Россию частью цивилизованного мира, идущей столбовой дорогой европейской цивилизации, и Петербург, как и задумал Петр, должен идти по этой дороге впереди. В общем, нужен просвещенный губернатор, тогда все вопросы будут решаться в другом контексте и гораздо быстрее".
Искусствовед, член Совета по сохранению культурного наследия при правительстве Санкт-Петербурга Михаил Мильчик считает дом Набокова очень важным в культурном пространстве Петербурга и напоминает, что дом ведет свою историю с середины XVIII века, что он был перестроен в конце XIX века архитектором Михаилом Гейслером, и поэтому ремонт, который там ведется, не может быть просто ремонтом. Особо заботливое отношение должно быть к сохранившимся интерьерам в стиле модерн, и там возможен только реставрационный ремонт с предварительным исследованием и разработкой проекта, – считает Мильчик. Он полагает также, что если появились вопросы к качеству ремонта, то на это должен незамедлительно отреагировать Комитет по охране памятников, и общественность тоже должна срочно выяснить, каково качество производимых там работ. Михаил Мильчик добавляет, что если ничего не известно о проекте, то это вызывает опасения: в последние годы в Петербурге довольно часто случается, что такого рода работы ведут неопытные рабочие, не имеющие никакого представления о том, что такое реставрация, а потому многие декоративные элементы на фасадах либо гибнут, либо искажаются, а при работах в интерьерах опасность только возрастает, потому что эти работы скрыты от глаз и проверить их качество очень трудно. Михаил Мильчик тоже считает, что было бы очень хорошо, если бы весь особняк был передан музею, а музей был расширен, в том числе и тематически, и что действительно он может превратиться в центр изучения русской зарубежной культуры, по образцу московского центра, и тогда тем более важно сохранить подлинные интерьеры дома.
Пресс-служба СПбГУ разрешила взять интервью у директора Музея Набокова Татьяна Пономаревой (без этого разрешения сотрудники СПбГУ разговаривать с журналистами права не имеют), но на просьбу о комментарии по поводу положения, в котором находится музей, ответ так и не пришел.
