Граждане и герои Первой республики, богема и анархисты. "Частные ереси". Дипломатическая переписка Юргиса Балтрушайтиса 1921-22 годов. Воспоминания об Оскаре Милоше. Проза американского режиссера литовского происхождения Йонаса Мекаса.

Гражданское общество и диссидентство: воспоминания Томаса Венцловы. Новейшая литовская поэзия. Почему советская литература полностью цензурировала литературу литовскую в период с 1918 по 1939 годы?

"Литва в неприглядном виде". История Холокоста и история Литвы: современные способы мемориальной культуры и политика памяти.

Главный редактор журнала "Иностранная литература" Александр Ливергант, составитель номера и переводчик Мария Чепайтите, переводчики Томас Чепайтис, Георгий Ефремов и Анна Герасимова (она же рок-музыкант Умка), атташе по культуре Литвы в Москве Инга Видугирите.

Ведет программу Елена Фанайлова

​

Елена Фанайлова: Этот номер "Иностранной литературы" посвящается столетию восстановления независимости Литвы.

Инга Видугирите: Для нас принципиально, что Литва сто лет назад, в 1918 году, по воле людей, была восстановлена. Это была первая республика, и судьба ее закончилась в 1939 году.

Анна Герасимова: Я сказала бы даже, по воле исторической необходимости. Люди хотели и раньше. Свобода – это осознанная необходимость, как известно.

Александр Ливергант: Это второй номер, посвященный литовской литературе. Он принципиально и идеологически отличается от первого, потому что посвящен (прежде всего отдел нон-фикшна) главным образом тем 20-ти годам, когда существовала Первая республика, до договора Сталина с Гитлером. Ведь в 60-е, 70-е, 80-е годы в Советском Союзе даже любители не знали ту литовскую литературу, которая существовала с 1920 по 1940 год. И этот номер представляет собой прорыв в этом отношении.

Елена Фанайлова: Настоящая европейская литература, которая соответствует духу времени, полна даже некоторого авантюризма, как в случае романа Люне Янушите. Я видела там параллели и с польской литературой того периода, и с немецкой литературой…

Александр Ливергант: Я сказал бы, что литовская литература, и этот номер лишний раз это доказывает, не провинциальная литература, а это лицо высоких литературных понятий, которое отвечает велению времени. Эта литература прорастает и там, где литовские эмигранты оказываются: и в Америке, и во Франции.

Инга Видугирите: Номер очень авторский, и этим автором является в первую очередь его составитель Мария Чепайтите. И, например, Люне Янушите – это ее находка. Это был принципиальный первый большой текст. Все остальные – хотелось больше таких хулиганов, как Янушите, больше свободных, открытых людей. Они такие и были – люди Первой республики.

Анна Герасимова: И они думали, что теперь так и будет.

Елена Фанайлова: Однозначно. В романе Люне Янушите нет ни малейшего сомнения в том, что это свобода, Литва, Европа... И нет предчувствия катастрофы.

Александр Ливергант: Там нет ощущения, что провинциальная литовка приехала в город мировой литературы, нет никаких преград, границ.

Елена Фанайлова: Она над этим шутит. Речь идет о молодой девушке, которая едет по стипендии литовского правительства в Париж, живет там со своими коллегами, друзьями, у нее роман с чернокожим парнем.

Александр Ливергант: Этот роман вызвал у меня неожиданные ассоциации с "Праздником, который всегда с тобой" Хемингуэя. Но при этом не покидает чувство грусти, потому что они живут легкомысленно и весело, а мы знаем, что будет дальше.

Елена Фанайлова: Там единственная щемящая нота – в расставании героев, в финале, и ты уже понимаешь, что с ними будет, что она больше не вернется.

Посмотрим в записи Марию Чепайтите – о героях Первой республики.

Мария Чепайтите: Я нежно люблю эту тему, что независимую Литву сделали два поэта – Оскар Милош во Франции и Балтрушайтис в России, поэтому они оба в номере. Это только так говорится, что независимость Литвы была сделана в 1918 году. В 1918 году объявили, что есть такая страна, но этому не верил ровным счетом никто. И примерно к 1920 году оказалось, что страна есть, и для этого приложили невероятные усилия, пользуясь всеми возможными связями, Оскар Милош, замечательный французский поэт, в Париже, во время Парижской мирной конференции, и Балтрушайтис в постреволюционной Москве. Поэтому у меня такое отношение к Оскару Милошу, невероятному человеку, не знавшему литовского (потом он его выучил), который потратил оставшуюся часть своей жизни на то, чтобы Литва была страной. Объединение было так важно, что практически никого не обвинял других в том, что они делали раньше. И настолько убедили тех, кто начал преподавать, убедили студентов, что это и есть наше общее будущее, мы все будем делать вместе, ничего не боимся и все начинаем сначала, что молодое поколение, которому к 1939 году было 20 с чем-то лет, действовало уже как люди мира. Это было совершенно не узконациональное возрождение. Трудно было делать журнал, потому что надо было сделать букет из довоенных и из теперешних произведений.

Елена Фанайлова: Поговорим немного подробнее об Оскаре Милоше. Это родственник Чеслава Милоша, нобелевского лауреата.

Инга Видугирите: Оскар Милош – поэт-мистик. И он немало объясняет историю своего романа с Литвой, там есть очень личные вещи. Он это сделал как бы назло полякам, поскольку его мать была еврейкой. Он остался служить в посольстве Литвы, был там секретарем и переводчиком. И, по воспоминаниям Климаса, эти его мистические видения продолжались, и он пророчествовал. Милош – сербская фамилия, у Оскара Милоша сложная родословная, но он считал себя французом.

Елена Фанайлова: Самая интересная история про их отношения, как мне рассказывали в Вильнюсе: молодой Чеслав Милош приезжает к Оскару в Париж, Оскар выкладывает ему картину грядущей Второй мировой войны и просит его передать рукопись своим университетским преподавателям католикам в Вильнюсе. У него были видения катастрофы. А Чеслав Милош, когда приходит к своим католическим учителям, к ректору, так стесняется, он был тогда еще довольно молодым человеком, что ничего не может сказать. (Милош описывает этот сюжет в своей прозе "Словарь виленских улиц" - прим. РС). Юргис Балтрушайтис – человек, известный советскому читателю, как поэт-символист Серебряного века и как дипломат. В номере публикуются не его стихи, а дипломатическая переписка, которая свидетельствует о том, что он был страшно дотошным наблюдателем…

Александр Ливергант: И видел свою задачу в том, чтобы объяснить литовским коллегам, что представляет собой Россия и, главное, только что установленный советский режим. Это было для очень многих не очень понятно, и это, увы, впоследствии сохранилось. И Балтрушайтис тоже пророчествовал и говорил, что собой представляют большевики, Ленин и так далее.

Елена Фанайлова: Он не льстит режиму, там есть серьезные критические замечания, но в целом он вдохновлен этим миром.

Анна Герасимова: Балтрушайтис лично спас много людей, он им давал всякие бумаги. Говорят, что отец Радаускаса, лучшего поэта этого межвоенного периода, совершенно европейского (он был маленьким, когда началась война), ходил к Балтрушайтису. Может быть, если бы не подпись Балтрушайтиса, никакого Радаускаса и не было бы.

Инга Видугирите: Цымбал сделал фильм про Балтрушайтиса именно как про спасителя и праведника. И много русских поэтов его усилиями уехали из Советской России. Он спасал несколько раз Бальмонта, и они дружили. Он помог уехать Цветаевой (которая потом вернулась), предлагал вывезти Мандельштама, но тот отказался, и много других.

Елена Фанайлова: Посмотрим Томаса Чепайтиса, переводчика Люне Янушите, чудесного романа "Ошибка наборщика".

Томас Чепайтис: Роман написан в Италии, в Милане, в 1937 году, и события происходят примерно в это же время. Конечно, она изображает Литву в довольно неприглядном виде. Какие-то деньги все время прокручиваются культурным министерством, ставят ненужные памятники, на народ не обращают внимания. Но государство было все-таки европейское, похожее на то, что представляет собой сейчас Литва. На первый взгляд, это довольно легкий романчик: литовка влюбилась в негра в Париже, и больше там ничего и нет, потусовались и расстались. Но на самом деле это очень многослойный роман, мастерски написанный. В контексте номера, по-моему, такой легкомысленный роман выбран правильно, очень интересная и глубокая вещь.

Елена Фанайлова: Переходим к разбору конкретных текстов. Переписка Греймаса и Александры Кашубене.

Инга Видугирите: По образованию Александра Кашубене художник, она скульптор. Она уехала из Литвы в 1944 году, они с Греймасом сделали это почти одновременно, но Греймас остался во Франции.

Анна Герасимова: Говорят, что они собирались бежать вместе, но так получилось, что этого не произошло, и они тогда расстались.

Инга Видугирите: Он был ее учителем в школе, потом они встретились во время войны, она уже закончила школу, но была тогда уже влюблена в своего учителя, который стал впоследствии ее мужем, поэтому их отношения не сложились, но маленькая история за этим всем была. Они уехали в Германию, она родила первого сына, потом они уехали в Америку, где она стала заниматься мозаикой. Они жили в Нью-Йорке, и она попала в среду современных художников. Ей принадлежат монументальные фрески, которые украшали дома, и даже на башнях-близнецах была одна ее фреска. Потом она стала делать здания из текстиля, изучать текстиль, и потом стала строить немножко фантастические дома. И после смерти мужа построила для себя в пустыне Аризона дом в форме раковины. Она стала писать. Ее первая книга называлась "Частные ереси", там анализ снов, это научный или паранаучный текст, там и искусство, и наука. Ей нужен был отклик, чтобы ее кто-то понял, и она стала писать Греймасу.

Анна Герасимова: Маша Чепайтите показала мне эту переписку, и я сразу была в восхищении. Даже не потому, что это два очень больших человека, и это важно, а потому что я почувствовала родство с этой чудесной дамой. Она из сильных женщин, она на сто процентов женщина, и при этом у нее совершенно мужская голова, и может быть, более мужская, чем у Греймаса.

Инга Видугирите: Он в этот момент очень болен.

Анна Герасимова: Но он все время сопереживает, у него комплексы, сложности, он уличает себя в них, он ей об этом пишет. А она ему отвечает четко и просто. И мне очень нравится, как она с ним разговаривает.

Инга Видугирите: У нее есть замечательная автобиографическая проза, которая называется "Тикающий ребенок", она на английском, не переведена на литовский, где она рассказывает о своем детстве, о том, как она росла и как стала такой, какой стала. Например, в 10 лет она решила, что она язычница, то есть она искала для себя религию. Брат Александры, Фледжинскас, был очень известным альтистом. И она Фледжинская, Кашубене она по мужу. Мне кажется, она еще не открыта литовской культурой полностью.

Елена Фанайлова: Эта переписка производит большое впечатление, эти две личности в постоянном интеллектуальном диалоге, это долгие годы, и у каждого много мыслей и чувств.

Александр Ливергант: Мы говорили, что литовская литература ни в коей мере не провинциальная и прорастает в других странах. В этом смысле примечателен материал американского кинорежиссера Йонаса Мекаса – книга с замечательным названием "Письма ниоткуда". Очень примечательные, очень щемящие письма, письма высокого интеллектуала, который не закоснел, а пишет сердцем. По мне, так это один из лучших материалов номера.

Елена Фанайлова: И у него тоже есть чувство города. Если Янушите видит Париж, то Мекас видит Нью-Йорк, Америку, и он видит ее литовскими глазами, что любопытно. Он сохранил свой национальный дух – и одновременно он гражданин мира, это редкое ощущение.

Анна Герасимова: Моя мама, Белла Залесская, 30 лет занималась литовской литературой, ее в Литве очень ценили, говорили, что она посол литовской литературы в Советском Союзе. Она очень много делала, и я абсолютно уверена, что искренне и ни с какими спецслужбами дел не имела. А когда случилось отделение Литвы, произошла переоценка ценностей, и выяснилось, что та литовская литература, которую мама и другие переводчики переводили и пропагандировали в России, очень одиозно измененная, однобоко выглядящая литература, этого десятилетия вовсе не существовало. На поверхности была деревенская проза, так называемая литовская школа поэзии. И были хорошие поэты, но советскому и международному читателю была видна только часть. То, сейчас происходит, это для меня большая победа и счастье, потому что я выросла с ощущением, что литовская литература – это важно.

Елена Фанайлова: Еще одна ваша работа в этом номере – перевод разговора писательницы Эллен Хинси с Томасом Венцловой "Гражданское общество и диссидентство", фрагмент книги "Magnetic North".

Анна Герасимова: Это фрагмент огромной книги, которую я надеюсь и мечтаю перевести целиком. Книжка на английском, она переведена на литовский. Я хочу прочитать стихотворение про свободу. Много времени в своей жизни я отдала борьбе за личную свободу. Это идиотизм на самом деле.

Елена Фанайлова: И в роли рок-музыканта, и в роли человека, который писал об обэриутах.

Анна Герасимова: Борьба за личную свободу - это идиотизм. Итак, стихотворение из книги "Орден без ордера" Гинтараса Патацкаса, из серии "Литва – королевство поэтов". Я сделала там Радаускаса, Венцлову и Патацкаса. Называется "Антанас Данте отменяет свободу".

Я предлагаю отменить свободу

да будет ночью комендантский час

свобода не дает нам спать спокойно

болит и крови требует от нас

то голубой то красной то зеленой

когда война желает есть детей

спустите разноцветные знамена

машу я белым флагом без затей

удавлен воздух ленточкою черной

всех непокорных загоняют в форт

ты слышишь шаг торжественный и твердый

фортиссимо анданте командор

звенит от быстрых танков мостовая

гремит приказом выданный мандат

свободу заберут и расстреляют

у ночи есть начальник комендант

лес ни к чему вот щепки это дело

от прав нам тошно больно от свобод

смерть изобрел я чтоб не так болело

и предлагаю отменить народ.

Елена Фанайлова: Большое спасибо, Аня. А я предлагаю послушать Георгия Ефремова с его корпусом переводов современных поэтов.

Георгий Ефремов: Основные мои симпатии и интересы все-таки остались в ХХ веке. Я сейчас работаю над книгой, собираю все, что сделал за всю жизнь замечательный литовский поэт, литовский Блок, Йонас Стрелкунас. Из молодого поколения сейчас больше всего меня интересует Айварас Вейкнис, для меня это новость, одно из главных событий, сенсаций последнего года моей жизни, я его первый раз прочитал весной этого года, интернет выбросил мне его случайно. Очень мужественная и при этом свободная, спокойная личность, редкий человек. Он 1983 года рождения, живет в провинции, и у него не совсем традиционная литературная судьба.

Елена Фанайлова: Этих авторов нет в номере, но Георгий захотел рассказать о них, потому что они его сейчас страшно интригуют. Еще в этом номере тема исторической памяти проходит красной нитью. Заканчивается этот номер эссе Миндаугаса Кветкаускаса "Фирины ножнички", об отношениях молодого литовца и пожилой еврейки, которая прошла Холокост, чья семья погибла. И единственное, что она пронесла через всю жизнь, это ножницы, которые отец успел положить ей в сумочку перед тем, как расстаться навсегда. Я думаю, что это отражение сознательной работы литовского образованного класса по осмыслению себя во Второй мировой войне, что было на самом деле с литовцами в Холокосте. Это очень тяжелая, малоприятная тема, которая сейчас, как я понимаю, прорабатывается литовскими интеллектуалами.

Инга Видугирите: Миндаугас, автор эссе, профессионально занимается этим вопросом и изучает литовскую литературу. Он десять лет был очень успешным директором Института литовской литературы и фольклора. Сейчас он стал министром культуры.

Елена Фанайлова: Он переводчик с польского, с идиша, у него есть две крупные премии… И еврейская Литва – это его история, мир, который был разрушен во время Второй мировой войны.

Инга Видугирите: Он начал с того, что писал свою докторскую диссертацию по многоязычной литературе Вильнюса начала ХХ века. Естественно, там был большой корпус еврейской литературы. И он ходил к Эсфири, она была архивистом.

Елена Фанайлова: Да, они знакомятся по профессии. И у него есть горькая мысль, перескажу своими словами: "Мы так и не поговорили о главном, о том, что она пережила во время Второй мировой войны, и где были мои родственники. Но мы все время об этом думали". Он идет к ней на похороны, и дальше – его поток мыслей по этому поводу.

Инга Видугирите: Да, это травматический опыт, им делиться очень трудно.

Анна Герасимова: Меня недавно приглашали на работу в Еврейскую библиотеку. Но я не смогла это сделать, потому что я категорически не могу педалировать тему Холокоста. Может быть, я выскажу непопулярную мысль, но я принадлежу к тем евреям, которые считают, что пора перестать все время говорить о Холокосте, надо заняться уже чем-то еще. Нельзя постоянно рассказывать, как нас убивали, и у меня есть единомышленники.

Елена Фанайлова: Это большой разговор, я знаю эти интеллектуальные дискуссии. И для Литвы это очень живая тема. Я полагаю, исторически пришло время об этом поговорить.

Александр Ливергант: И именно потому, что десятки лет эта тема замалчивалась.

Анна Герасимова: Она замалчивалась внешне, а так-то все обо всем говорили.

Елена Фанайлова: Я думаю, ее нужно сделать темой политического континуума, как в Германии. Это очень больная тема для всех потомков.

Анна Герасимова: Но Германия – это другое, Германия это инспирировала, а Литва попала под колесо истории. Литовцев просто одурачили.

Елена Фанайлова: Есть концепция мемориальной памяти, которая разработана немцами. И в целом мне кажется, что в Литве сейчас все происходит очень правильно, достойно и честно.

Александр Ливергант: В этом номере есть и этот мотив тоже.

Инга Видугирите: Я считаю, это самый удачный проект года в плане литовско-российских культурных связей.

Александр Ливергант: Когда читаешь этот номер, не будучи специалистом по литовской литературе и истории, все-таки есть ощущение, что разговор не закончен, это только начало разговора. В этом номере и номере 2015 года завязан узел еще очень многих литературных, философских и каких угодно разговоров.

Анна Герасимова: И еще хотелось бы, чтобы выходило побольше книг, чтобы выходили книги, переведенные с литовского на русский, которые были бы интересны русскому читателю. При Советском Союзе финансировали ерунду, которую тогда издавали, а сейчас мы не можем найти финансирования на хорошие вещи.

Александр Ливергант: И большая благодарность литовскому посольству, господину послу и Инге. Номер удался, о нем говорят и в Литве, и в России с большим энтузиазмом.