- В Москве юношей призывного возраста незаконно доставляют на сборные пункты и отправляют в армию.
- ФСИН, прокуратура и Следственный комитет проверяют российские колонии и тюрьмы, возбуждаются уголовные дела по фактам пыток.
- За участие подростков в митингах организаторов будут штрафовать на десятки тысяч рублей.
Правозащитники сообщают: в Москве сейчас, в канун Нового года, идет буквально охота на призывников. Вопреки закону молодых людей доставляют в военкоматы и на сборные пункты, а затем одним днем отправляют в армию.
Рассказывает руководитель правозащитной инициативы "Гражданин и Армия" Сергей Кривенко.
Видеоверсия программы
Сергей Кривенко: Мы не знаем, сколько молодых людей пострадали от действий военкомов: в правозащитные организации обращаются не все. Общая статистика есть только у военкоматов, но и там не ответят на этот вопрос, потому что по документам у них все чисто: они оформили, что человек добровольно явился в военкомат.
К концу призыва было пять подобных случаев, когда обратились к нам в организацию. Одного удалось спасти, предотвратить неправильный призыв с помощью быстрых действий родителей, обращений в Военную прокуратуру. Одного забрали. А в других случаях родители не стали настаивать, и мы не знаем, какова их дальнейшая судьба.
Марьяна Торочешникова: А что это такое: попытка вымогать взятку перед Новым годом, чтобы подправить семейный бюджет, или действительно попытка выполнить план по призывникам?
Сергей Кривенко: Это тайна за семью печатями. В Москве мизерный призыв, тут состоят на учете 40–50 тысяч молодых людей, а призывают 3 тысячи за призыв. Это штучная работа – отбирать самых лучших по здоровью и тех, кто хочет идти в армию. Ведь сейчас довольно многие хотят идти в армию по разным причинам. Но почему в 2018 году продолжается практика насильственного призыва одним днем – это загадка.
Марьяна Торочешникова: А как это происходит? Ребят, как в "нулевых", хватают на улицах, в метро и волокут в военкоматы?
Обычно, когда сотрудники военкомата встречаются с жестким сопротивлением, это действует
Сергей Кривенко: Тогда основу армии все-таки составляли военнослужащие по призыву, количество призываемых было намного больше, и были случаи массовых облав. Действительно, в метро проверяли и хватали людей призывного возраста, сплошняком ходили по домам, по студенческим общежитиям и забирали. А уже в военкомате проводили отсеивание тех, у кого не оформлены документы, у кого нет приписного свидетельства со штампом отсрочки. Просто выполняли план. Комитеты солдатских матерей в то время очень сильно боролись с этим, и это удалось переломить. В Москве с 2004–2005 годов массовых облав фактически не было.
А сейчас это происходит совсем по-другому. Это насильственный захват. В общежитие заходит наряд полиции вместе с сотрудником военкомата, они не прочесывают все общежитие, а ищут конкретных людей – тех, у кого не оформлены документы. Или военкомат считает, что они не оформлены: студент послал справку, но она еще не дошла. Или молодой человек окончил колледж, ему надо являться по повестке, а военкомат либо рассылает повестки по почте, либо не нашел его, и он считает, что послал повестку, а парень ее не получал. По действующему законодательству являться в военкомат для призыва надо после получения повестки. Повестка – это основной документ. Это же не шутки: надо уволиться с работы, оформить все свои дела, собрать медицинские справки, сдать анализы... Неслучайно государство отводит на призыв три месяца.
Единственный мотив таких действий сотрудников военкомата – горит план. Как при таком мизерном количестве они умудряются не выполнять план – загадка. Тут приходит на ум, что это на коррупционной основе. Сейчас, по многим данным из регионов, в том числе из Москвы, из-за того, что призывают не всех, а небольшое количество, взятки дают как те, кто хочет идти в армию, так и те, кто не хочет. Они сильно отличаются. Как говорят, тысяч 50 – это взятка тех, кто хочет идти в армию.
Марьяна Торочешникова: То есть люди приплачивают за то, чтобы их взяли в армию?
Сергей Кривенко: Да. Многие, особенно в регионах, хотят пойти работать в силовые структуры, в полицию. А сейчас туда принимают только отслуживших срочную службу.
Марьяна Торочешникова: А сколько берут, по словам родителей, за то, чтобы не забрали сыночка?
Сергей Кривенко: Это непроверенные данные, на уровне слухов: 150 тысяч – чтобы не пойти в армию. Но армии же сейчас не нужны военнослужащие по призыву. Вы послушайте военачальников, министра обороны, руководителей Главных управлений сухопутных войск: армия сейчас строится на контрактной основе, становится профессиональной. И уже давно, как раз с начала 2000-х годов, по решению президента и высшего военного командования, ставка сделана на профессионалов.
Марьяна Торочешникова: Что делать потенциальному призывнику и его родителям, если его пытаются отправить в армию "одним днем"?
Сергей Кривенко: Все зависит в первую очередь от поведения самого молодого человека. Если он действительно имеет отсрочку, если у него есть какие-то проблемы со здоровьем, он должен настаивать на своих правах. Со многими болезнями из этого перечня можно спокойно жить на гражданке, но в армии они недопустимы. Простейший пример – плоскостопие: с ним трудно бегать и выполнять какие-то задания. А на гражданке ты купил ортопедическую стельку – и ходи по городу.
Марьяна Торочешникова: То есть сейчас это тщательно проверяют?
Сергей Кривенко: Стараются, по крайней мере. Но вот такие явления, как призыв "одним днем", показывают, что нет. А в итоге мы встречаемся с такими случаями, как с Пермяковым, который был призван в армию совершенно здоровым по документам, а потом расстрелял в Гюмри армянскую семью.
Марьяна Торочешникова: Потому что у него вовремя не обнаружили шизофрению.
Сергей Кривенко: Многие думают: "Начнется призыв, я пойду в военкомат, и там меня проверят. Но в военкомате не проверяют. Там происходит не обследование, а освидетельствование, врачи работают только с теми документами, которые призывник имеет при себе: "Вот у меня было такое-то заболевание, я наблюдался...".
Марьяна Торочешникова: А что делать, если тебя схватили и привезли?
Сергей Кривенко: Молодой человек должен не поддаваться ни на какие угрозы и уговоры (все-таки применение физического насилия действий – это чрезвычайно редкая ситуация). На сборном пункте есть прокурор, туда приходят представители московской призывной комиссии и проверяют. Надо заявлять: "Призыв в отношении меня неправомерен", – требовать встречи с прокурором. "Я не получал повесток. У меня такие-то заболевания" – вот это надо бесконечно заявлять и отказываться подписывать любые бумаги.
Марьяна Торочешникова: Насколько я понимаю, на молодых людей давят, в том числе угрожают возбуждением уголовного дела...
Сергей Кривенко: За уклонение. Ну, это фейк. Молодой человек становится военнослужащим только с момента отправки со сборного пункта в армию, до этого момента он – гражданский человек, и никакого "уклонения" не существует. Это просто одна из форм давления.
Марьяна Торочешникова: А если ты просто не являешься по повестке, это тоже будет считаться уклонением от службы в армии?
Сергей Кривенко: Это уже "уклонение от призыва". Есть такая уголовная статья, но она требует тщательного оформления. Если призывная комиссия вынесла в отношении молодого человека решение о призыве, ему выдали повестку на явку с вещами, а он не является – вот это чистый случай уклонения от призыва. Сейчас за это обычно дается штраф, в последние годы никого не приговаривали к лишению свободы.
Всю процедуру призыва регулирует закон "О воинской обязанности и военной службе". Она очень тщательно прописана. Закон принимался 20 лет назад, в 98-м году, когда еще была демократия, были оппозиционные партии, поэтому закон довольно хороший, он гарантирует защиту прав призывников. И там есть возможность для призывника, если он не согласен с решением призывной комиссии, обжаловать его. И если он об этом только заявит, его обязаны отпустить и ждать решения либо городской призывной комиссии, либо суда. Это мощный инструмент защиты своих прав. И если на призывной комиссии (а при призыве "одним днем" тоже есть призывная комиссия) человек говорит: "Я не согласен с этим решением, хочу его обжаловать. Вы должны обеспечить мои конституционные права – отпустить меня для обжалования", – то его обязаны отпустить. А если его задерживают, то надо требовать встречи с прокуратурой, писать заявление и просить передать в прокуратуру, звонить родителям, а родители должны связываться с правозащитниками, с Комитетами солдатских матерей. Мы свяжемся с прокуратурой, прокурор должен будет это проверить.
Тут важно правовое основание. Если человек чувствует, что это неправильные действия, он должен защищаться. Нужно использовать любые способы: передать весточку другу, просить его созвониться с родителями... Тут важна реакция родителей или друзей. Если же это не срабатывает, то нужно уже в армии требовать встречи с прокуратурой.
У нас был такой случай. В Саранске парень требовал альтернативную гражданскую службу, суды ему несколько раз отказали. И военком уже так на него осерчал, что они его одним днем схватили, призвали, но тот все равно отказывался и уже в воинской части требовал альтернативную гражданскую службу. В суд на несогласие с решением призывной комиссии можно подать в течение трех месяцев. Кто-то из родственников может к нему съездить, подписать заявление, подать в суд. И если суд признает, что призыв был неправильным...
Марьяна Торочешникова: А суд должен учитывать, что он под давлением дал свое "добровольное" согласие?
Сергей Кривенко: Да, конечно. И тогда военное командование уже обязано его отпустить. И у нас был один такой случай. Обычно, когда сотрудники военкомата встречаются с жестким сопротивлением, это действует. Надо вести себя спокойно, без истерик, требовать встречи с прокуратурой, с высоким командованием, заявлять о своих правах – вот это срабатывает.
Уже почти полгода Федеральная служба исполнения наказаний, прокуратура и Следственный комитет проверяют российские колонии и тюрьмы. Известия о новых уголовных делах против сотрудников колоний, на которых годами безрезультатно жаловались заключенные, теперь приходят каждую неделю. Волну проверок во многом спровоцировал Фонд "Общественный вердикт". Летом этого года юристы Фонда не только выложили в Сеть видео страшных пыток в одной из ярославских колоний, но сумели установить имена всех участников истязаний и добиться их привлечения к уголовной ответственности.
Вот комментарий директора Фонда Натальи Таубиной.
Руководство ФСИН и прокуратура были вынуждены признать на федеральном уровне наличие проблемы пыток в местах заключения
Наталья Таубина: Руководство ФСИН и прокуратура были вынуждены как минимум признать на федеральном уровне наличие проблемы, дать поручение о всероссийских проверках. С той поры были возбуждены десятки дел, которые до этого не возбуждались, и не только в Ярославской области, но и в других регионах. Но если мы сейчас видим некий сдвиг по части расследования случаев незаконного насилия в местах лишения свободы, то по делам о пытках в полиции все сложнее. Если нет общественного резонанса и очень убедительной доказательной базы, то дела стараются не возбуждать. Ведь не изменилась система, при которой следователь, возбуждая дело, уже думает о судебных перспективах: для него это будет отрицательный показатель, если в суде дело развалится. Соответственно, дела стараются не возбуждать, поскольку до сих пор не работает созданное уже пять лет назад специальное подразделение внутри Следственного комитета по расследованию преступлений, совершенных сотрудниками правоохранительных органов. Если бы это подразделение работало, как минимум у нас была бы разбита ситуация конфликта интересов, когда следователи из Следственного комитета не хотят возбуждать дела против сотрудников полиции, в первую очередь против оперативных сотрудников, которые помогают им в расследовании других преступлений.
Марину Рузаеву, например, пытали 2 января, сразу после Нового года. Ее позвали в отдел полиции как свидетеля преступления. Она поехала туда добровольно и была готова сказать все, что знает. Но почему-то сотрудникам полиции понадобились зверские методы – применять электроток, сковывать руки и ноги, надевать на голову пакет. И мы уже три года не можем добиться нормального расследования по этому делу. Недавно дело опять было прекращено по каким-то странным основаниям. Следователь говорит, что он опросил сотрудников полиции, и они уверенно говорят, что никакого насилия к Марине Рузаевой не применялось, и их версии можно верить, в то время как словам Марины Рузаевой и ее супруга верить нельзя, поскольку они – лица заинтересованные (а полицейские – видимо, совершенно не заинтересованные и абсолютно объективные).
Марьяна Торочешникова: Чего вы ждете от 2019 года?
Наталья Таубина: Прежде всего, мы ожидаем, что в этом году начнутся судебные процессы по "ярославскому делу". В современной России это будет первое дело, когда по этой статье на скамье подсудимых будет такое количество обвиняемых по одному эпизоду ("Превышение должностных полномочий с применением насилия"). Сейчас это уже 15 человек.
Мы продолжим работать по всем делам, связанным с произволом, пытками и другими нарушениями со стороны сотрудников полиции. У нас появились дела, где пострадавшие говорят о пытках со стороны сотрудников ФСБ. И мы надеемся, что в следующем году эти дела все-таки дойдут до суда, поскольку "ярославское дело" привело к созданию коалиции гражданских организаций под названием "Без пыток".
Мы разработали пакет срочных мер, а в следующем году планируем дальше прорабатывать эти меры и добиваться их внедрения на практике. Сейчас мы слышим от ФСИН, в частности, что всех надо обеспечить камерами видеонаблюдения, "но, к сожалению, это очень дорого, и пока федеральный бюджет не располагает такими средствами". Мы убеждены, что дело не в количестве. И мы уже сейчас видим: то видеонаблюдение, которое есть внутри пенитенциарной системы, вполне работает, просто не на те цели. То, что снимали на видеорегистратор в ярославской колонии, снимали для того, чтобы отчитаться перед начальником, а не для того, чтобы избегать насилия. Если пенитенциарная система изменит свои приоритеты и уже имеющуюся систему видеонаблюдения повернет на цели предотвращения незаконного насилия, то вполне можно работать с имеющимися ресурсами. Мы предлагаем синхронно транслировать записи в прокуратуру. Возможны и другие варианты, но важен принцип: чтобы у ФСИН не было монополии на хранение записей. И это будет большой сдвиг, поскольку это те доказательства, против которых, как говорится, не попрешь.
Владимир Путин подписал сегодня множество законов, которые вот-вот вступят в силу. Среди них – поправки к 20-й статье Кодекса об административных правонарушениях. И теперь за участие подростков в митингах организаторы могут поплатиться штрафом до полумиллиона рублей.
О своем отношении к этому закону говорит руководитель Движения "За права человека" Лев Пономарев.
Лев Пономарев: Просто появился еще один закон, причем антиконституционный, который надо отменять.
Марьяна Торочешникова: Я думаю, теперь сотрудники полиции могут приводить на акцию своих детей, а потом обвинять, например, вас или Навального, то есть любого, кто заявил об организации акции, в том, что вы привлекли несовершеннолетних.
Лев Пономарев: Этот закон – как печать на Государственной думе: он абсолютно нелепый. Как юридически обвинять людей, если пришли незнакомые подростки? Ты же не знаешь, кто придет на массовую акцию. Конечно, организаторы массовой акции должны думать о том, чтобы там не били стекла. Но отвечать за подростков практически невозможно.
Марьяна Торочешникова: Этот закон будут использовать против организаторов акций?
Лев Пономарев: Будут. И судьба его точно такая же, как судьба "лайков" и репостов в интернете. Пошли сотни задержаний, административные, уголовные обвинения, и, в конце концов, с большим трудом Путин подписал... Сегодня же он подписал закон, который ликвидирует некую нелепость (хотя не до конца), и тут же подписал другой. Это означает, что они просто не знают, что делать, чувствуя, что народ сто процентов будет выходить на улицы.
Марьяна Торочешникова: Во всяком случае, таким образом будет легко избавиться от лидеров протеста, заявивших тот или иной митинг: если пришли несовершеннолетние, то организатора или на 15 суток, или штраф (а штрафы приличные).
Лев Пономарев: Я был заявителем акции на 16 декабря. Они меня посадили, и акция не состоялась, потому что я действительно был основным ее мотором. Я думал, что на этой акции мы будем больше всего говорить о делах "Сети" и "Нового величия".
Марьяна Торочешникова: Об этом говорили и на заседании Совета по правам человека...
Лев Пономарев: Важно, чтобы общество знало об этом, и для этого проводится митинг. Но, оказывается, что посадка может быть даже более эффективной, чем митинг! И здесь тоже будут посадки. Если будут сажать за детей известных людей, но несправедливо, то эта тема и без митинга все равно будет популярной.
У наших силовиков и власти безвыходная ситуация. А молодые люди, "непоротое поколение" – это люди свободные. И не случайно подростки выходят, яростно что-то говорят. Другое дело, что, может быть, иногда их надо и оберегать от какого-то радикализма, работать с ними. Вот я с ними работаю.
Марьяна Торочешникова: Лев Александрович, чем вам запомнился минувший год?
Лев Пономарев: В этом году появились два дела – "Сети" и "Нового величия". И я уже знаю, какой политический и правозащитный лозунг должен быть у новой протестной волны: "Долой произвол ФСБ!". В этом году мы узнали...
Марьяна Торочешникова: ...что ФСБ тоже пытает.
Лев Пономарев: И у них это уже вошло в практику. Она пытала фигурантов дела "Сети", но, оказывается, она пытала и предпринимателей в Питере, и многих других. Они пытают всех, кто попадает к ним в руки. Они пытали электротоком какого-то кавказца в Москве. Его посадили за то, что он якобы организовывал здесь ячейку запрещенного в России ИГИЛ. Мы защищаем этого парня. Был военный суд. Суд первой инстанции дал ему 20 лет, но Военный суд приостановил свою работу. Он сказал: "Меня пытали", – и судья остановил процесс, потребовал провести проверку. Проверка была проведена довольно быстро, сказали: "Никаких пыток не было", и ему присудили 20 лет. Я знаком с материалами этого дела и точно знаю, что он не террорист. А 20 лет – это все равно что убить человека.
Марьяна Торочешникова: А как бороться с произволом ФСБ? На произвол полицейских можно пожаловаться в Следственный комитет, на произвол Следственного комитета – прокурору. А ведь ФСБ сейчас всесильна.
Лев Пономарев: Фактически сейчас власть в стране принадлежит не политическому руководству страны, не Путину, но когда я говорю, что власть принадлежит ФСБ, то в том числе и Путину. Здесь нет оговорки. Можно даже сказать, что это хунта ФСБ, то есть ряд очень высокопоставленных людей, имеющих погоны сейчас или выходцы из ФСБ. Они рулят страной, всеми внутренними политическими процессами. Экономика, слава Богу...
Марьяна Торочешникова: Наверное, ею рулят в МВД.
Лев Пономарев: МВД под контролем ФСБ. Даже в разговорах с полицейскими это регулярно всплывает. Я сидел четыре раза и сам видел: полиция в тяжелом обмундировании, ОМОН и какой-то гражданский шнырь: он показывает на меня, и они набрасываются на меня и волокут. Это наверняка эфэсбэшник.
Марьяна Торочешникова: Или, может быть, кто-то из Центра "Э".
Лев Пономарев: А Центр "Э" полностью под контролем ФСБ.
Марьяна Торочешникова: Вы умеете портить отношения с чиновниками. То вы были в схватке с ФСИН, когда ею руководил господин Калинин, а сейчас, похоже, нарвались на конфликт с ФСБ и, может быть, даже с президентом. Ведь после того, как члены президентского Совета жаловались ему на ваш арест, рассказывали о делах "Сети" и "Нового величия", начались неприятности и у движения "За права человека". В этом году вас лишили президентского гранта и уже предложили готовить документы для проверки.
Лев Пономарев: Конечно, идет спланированная атака на меня, но и у меня идет атака на ФСБ. Они все время подбрасывают новые и новые сюжеты.
Когда я сидел, туда привезли молодого парня: административный арест – ругался матом. Но парнишка абсолютно интеллигентный, более того – настоящий мусульманин, молился там по несколько раз. Было очевидно, что он не ругается матом. Он прилетел сюда из Турции, где отдыхал. Его сначала сутки мордовали во Внуково, опрашивали эфэсбэшники, потом все-таки дали ему документы. Он выходит из аэропорта – его похищают: оформляют ему арест за то, что он ругался матом. Некоторое время он сидит. Потом снова административный арест.
Марьяна Торочешникова: А что от него хотят?
Путин не выполняет одну из своих главных задач – он не является гарантом конституционных прав граждан
Лев Пономарев: Я убедился, что административные аресты в рамках спецприемников используются как внутренняя тюрьма ФСБ. Они фабрикуют всякие административные аресты, могут написать что угодно. Второй раз они влили в него бутылку водки (это он рассказывал). А когда он очухался в отделении полиции, его опять судили: снова ругался матом, да еще был пьяный, – и дали чуть побольше. Сегодня мы узнали, что его снова привезли в суд и осудили еще на 15 суток за то, что он ругался матом. Это уже третий административный арест. Чекисты чего-то хотят от него. Они его опрашивают, вербуют, как он мне рассказывал.
Марьяна Торочешникова: Наверное, хотят приписать ему связи с ИГИЛ?
Лев Пономарев: Конечно. То, что они делают, совершенно возмутительно! Они реально похищают людей.
Марьяна Торочешникова: А кто и как может это остановить?
Лев Пономарев: Народ должен их остановить. Это нельзя терпеть. Чекисты используют методики 37-го года. Это же дикая история! Есть достаточно много свободы, есть гласность... В 30-х годах люди действительно были задавлены: чуть сказал не так – тебя сразу загребут, посадят. Сейчас-то, слава богу, мы можем говорить. И мы должны этим возмущаться, общество должно кричать об этом.
Марьяна Торочешникова: А может быть, общество боится ФСБ? Что с работы уволят...
Лев Пономарев: Нельзя бояться! Мы должны это остановить! Я работаю с государственными правозащитниками. Я все высказал Федотову, он написал прокурору Москвы. Можно это делать и через другие государственные институты. И когда будет много всего, я думаю, они должны хоть как-то сдаться.
Марьяна Торочешникова: Но, судя по тем репликам, которые мы слышали от Путина на заседании СПЧ, и по тому, что можно было прочитать в стенограмме той части, которую не снимали на видео, президент не намерен...
Лев Пономарев: Путин не выполняет одну из своих главных задач – он не является гарантом конституционных прав граждан. И это знает каждый. На одной из радиостанций было голосование, и 94% слушавших меня проголосовали: "Да, мы согласны, что президент России не выполняет функцию гаранта прав человека". Это дело серьезное.
Марьяна Торочешникова: С другой стороны, Фонд "Общественное мнение" летом этого года публиковал результаты опроса, по которым единственным человеком, гарантирующим защиту прав и свобод граждан, является президент. Следом идет, по-моему, прокуратура, а потом полиция.
Лев Пономарев: Видимо, эти 94% доверяют мне, когда я об этом рассказываю.
Марьяна Торочешникова: Поздравляю всех с наступающим Новым годом!
