Леонид Велехов: Здравствуйте, в эфире Свобода – радио, которое не только слышно, но и видно. В студии Леонид Велехов, и это новый выпуск программы "Культ личности", который вы также смотрите на телеканале "Настоящее время". Наша программа не про тиранов, она про настоящие личности, их судьбы, поступки, их взгляды на жизнь.
Владимир Владимирович Семаго у меня сегодня в гостях – политик, предприниматель, писатель, немного даже, а на самом деле, по-моему, очень даже много, артист.
(Видеосюжет о Владимире Семаго. Закадровый текст:
Владимир Владимирович Семаго, в отличие от его полного тезки, натура богемная, артистичная и даже, как кажется, авантюристичная. Неслучайно начинал он свою предпринимательскую деятельность в послесоветской России с клуба и казино на Большой Коммунистической, как тогда называлась эта улица, а в политику, словно крещеный этой самой Большой Коммунистической, вошел, начав оказывать поддержку КПРФ, что по тем временам – а это было начало 90-х – выглядело вполне себе авантюрой. Вернее, дважды авантюрой: капиталист, спонсирующий коммунистов, – в какие это ворота лезет? Только в русские, Россия ведь помнит и Савву Морозова, и Николая Шмита… Но, как сказал классик, история если и повторяется, то в виде фарса. Зюганов не Ленин, спонсорскую помощь ни на какую революцию он тратить не собирался, и из нашего героя Саввы Морозова тоже не вышло. Но, в отличие от еще одного "красного фабриканта", юного Шмита, он не стал впадать в депрессию от того, что установление социальной справедливости в России в очередной раз потерпело фиаско.
Пути Владимира Семаго и коммунистов давно разошлись, после этого наш герой встретил на своем пути еще одного, на этот раз уже настоящего революционера, венесуэльского лидера Уго Чавеса. Однако и этим отношениям не суждена была долгая и счастливая судьба после того, как венесуэльская революция и ее лидер попали под плотную опеку "Роснефти" и ее руководителя Игоря Сечина.
Так что великим удачником в бизнесе и в политике Владимира Семаго не назовешь. Но, кажется, это и не было его целью. А что было? Об этом пусть он сам и рассказывает.
Студия
Леонид Велехов: Владимир Владимирович, на самом деле, у вас биографии хватает на...
Владимир Семаго: ...плутовской роман.
Леонид Велехов: Как жанр точно определил!
Владимир Семаго: "Одиссея капитана Блада"...
Леонид Велехов: Абсолютно! Один только политический путь так извилист и тернист, что мог бы служить образцом такого классического оппортуниста.
Владимир Семаго: Приспособленца, скажем прямо.
Леонид Велехов: Оппортунист – назовем это словом культурным. КПСС, КПРФ, "Единая Россия", "Патриоты России", "Яблоко", накануне выборов 2011 года и в "Справедливую Россию" вы стучались…
Владимир Семаго: Пытались меня стучать.
Леонид Велехов: Только ЛДПР почему-то обошли вниманием. Или тоже были какие-то контакты?
Владимир Семаго: Глубина падения не может быть безгранична. (Смех в студии.) Было еще "Духовное наследие" с Алексеем Подберезкиным. А если говорить коротко, это иллюстрирует мое собственное убеждение, что есть партии как инструмент, и есть ты со своими взглядами на жизнь. И если тебе в силу каких-то определенных обстоятельств удобнее в этом ключе работать, то ты работаешь. А может быть, это еще и под влиянием каких-то исторических событий. Все же помнят, как в 1999 году, когда вместо Ельцина вдруг неожиданно возникла фигура нынешнего президента, многие испытывали некое чувство эйфории: неужели мы избавимся от этой сложной, противоречивой фигуры Ельцина, который ничего давно не делал, и пришел человек, которому, может быть, удастся совершить что-то. Ведь бэкграунд нынешнего президента для многих был абсолютно неизвестен. Все рассматривали его как нового человека: говорит, у него живые глаза, он неглупо говорит, правильные вещи. Не поддаться на эту приманку было невозможно. Отсюда и мое появление в "Единой России", которая на том этапе, 2001–2004 годы, была совершенно иной. Мои пути с этой партией разошлись в 2011 году, потому что мы по-разному оценивали фальсификацию на выборах. Я сказал, что это прямой заговор с попыткой свержения власти, а мои бывшие товарищи по партии говорили, что нет, нет, это просто отдельные энтузиасты пытаются обманывать народ непонятно для чего. Я говорю: "Вы тогда объясните – зачем рядовому члену избирательной комиссии обманывать? Что, он прямо такой фанат партии "Единая Россия", что пренебрег законом и, невзирая на то, что ему пять лет тюрьмы дадут, выборы фальсифицирует? Это глупо. Ясно, что вы все участвуете в заговоре". Ну, они меня исключили из-за этого.
Леонид Велехов: При всем при этом мне всегда казалось, что вы по существу своему такой фрондер и оппозиционер. Просто в силу такого вашего, я бы сказал, нарциссизма, вам как-то совершенно было чуждо ходить в толпе и петь в хоре.
Владимир Семаго: Скорее, это просто крушение иллюзий. Я был одним из тех, кто активно поддерживал восстановление КПРФ, добиться нам удалось в Конституционном суде, что партию восстановили, но руководящие структуры не восстановили и собственность не отдали. Хорошее, кстати, было решение – собственность вам не нужна, а как партия вы можете существовать, то есть первичные организации КПРФ могут быть.
Леонид Велехов: Еще не хватало, чтобы собственность отдали. А где бы сидели нынешние-то?
Владимир Семаго: Да, да, вот именно: а Старая площадь, а все остальное, а Администрация президента?! И в какой-то момент, когда наступили события 1993 года, я оказался вполне естественно вместе с лидерами КПРФ. Я был одним из тех, кто инициировал восстановительный съезд и долгое время материально поддерживал некоторых из руководителей компартии. Время было тяжелое. А когда все прошли в Думу и один из функционеров подошел ко мне и сказал: "Владимирович, а что, мы теперь не получаем зарплату?", я сказал: "Нет. Ребята, у вас же кабинеты, машины и все теперь есть". Они сказали: "А, ну ладно". И некое охлаждение сразу возникло, и впоследствии оно стимулировало, вы правильно сказали, мою некую самостоятельность. Я считал, что имею право говорить то, что думаю. На одном из съездов, когда меня попросили оплатить концерт в Колонном зале, я сказал: "А выступить мне дадите?" Они говорят: "Володь, ну, зачем тебе выступать?" Я сказал: "Ну, тогда пускай танцоры пляшут без меня". То есть был какой-то момент, когда я понял, что я просто Компартии не нужен. На каком-то этапе, да, это было интересно – коммунист, капиталист, я пытался говорить об Энгельсе, который поддерживал Карла Маркса; я говорил о том, что есть предпринимательство с нравственными позициями и все прочее… Знаете, такие фразы, которые оправдывали мое появление в КПРФ. Но время показало, что они верны были и тогда, и сейчас…
Леонид Велехов: … что они неисправимы.
Владимир Семаго: Да, они верны бренду. И когда я говорил, что, мол, давайте партию Квасьневского делать, давайте делать социал-демократическую партию, мне сказали: "Наверное, ты нездоровый человек. Потому что есть бренд Coca-Cola. Ну, вот предложи компании Coca-Cola поменять его на что-нибудь другое... А ты говоришь, КПРФ поменять! Ты что, с ума сошел?!" Эта идея не прошла, в равной степени как и не прошла нормальная социал-демократическая линия. Мы ее вместе с Алексеем Ивановичем Подберезкиным пытались внутри партии, внутри фракции делать во второй Думе, нам это не удалось.
Леонид Велехов: И вы перестали из себя строить Савву Морозова и Колю Шмита.
Владимир Семаго: Да, и материально уже было не совсем такое положение.
Леонид Велехов: А теперь давайте немного в совсем молодую вашу жизнь углубимся. Вы действительно в Харбине родились?
Владимир Семаго: Да, в самом что ни на есть Харбине. Мой отец был в авиационной части, которая после войны с Японией дислоцировалась в Харбине. Мама моя приехала к нему и родила меня там. А через несколько месяцев меня перевезли в Москву, и уже регистрация рождения была в Москве. Почему? Потому что рождаться в то время, при Сталине, за границей…
Леонид Велехов: Да еще и в таком сомнительном месте, как Харбин…
Владимир Семаго: Да, еще и Харбин – логово белогвардейцев и прочее, прочее. Хотя к тому времени, когда я там родился, белогвардейцев уже было не так много, но они еще были.
Леонид Велехов: Они еще были! Их вычистили окончательно уже в "культурную революцию".
Владимир Семаго: Да. Более того, первоначальная чистка была, когда они поддались на увещевания, что возвращайтесь в СССР, все будет нормально. А потом, да, сами китайцы русских повыгоняли…
Леонид Велехов: И разрушили почти все следы их пребывания.
Владимир Семаго: Да. Но я в Харбине со своего рождения не был ни разу.
Леонид Велехов: А помню, два года назад был слет в Харбине русских выходцев оттуда.
Владимир Семаго: Да, но я так и не доехал. Но, судя по фотографиям, мало что осталось от того Харбина.
Леонид Велехов: Фамилия какая красивая – Семаго. Защитили бы докторскую диссертацию, как большинство депутатов, стали бы доктор Семаго, почти доктор Живаго.
Владимир Семаго: В молодости, хотя я еще тогда не читал само произведение, но при знакомстве с девушками я всегда говорил: "Знаете "Доктор Живаго"? А я – доктор Семаго". На самом деле фамилия, если не ошибаюсь, на старославянском означает "все могу". Как выяснилось – не все могу.
Леонид Велехов: Харбин, с одной стороны, как бы фактор случайный в вашей жизни, а с другой – не случайный. Ведь даже назвали книжку свою "Путешествие в Харбин", притом что это не мемуары в чистом виде.
Владимир Семаго: Нет, это беллетристика.
Леонид Велехов: Где-то вы угадываетесь в каких-то персонажах, где-то – нет.
Владимир Семаго: Я рассчитываю, что не во всех. Потому что там есть и отвратительные типы. Харбин, по моему умозаключению нынешнему, – это некая предыстория настоящего авантюрного романа. У меня разносторонняя биография: я в цирке работал, в ресторане пел, на стройке работал, в сельском хозяйстве работал, в науке я работал, в политике, в кино, в театре работал…
Леонид Велехов: Действительно, выходец из Харбина, круг ассоциаций – курильни опиума, белая эмиграция, Вертинский…
Владимир Семаго: Обожаю эту тему!
Леонид Велехов: …рестораны, кокаинетки…
Владимир Семаго: (Смех в студии.) Вот этого, наверное, не было. А вот что касается судьбы белой эмиграции, для меня она была, конечно, очень важна. Знакова и значима. Началось это с того, что я неожиданно в каком-то возрасте узнал, что часть моей семьи осталась в России с большевиками, а часть через Галлиполи ушла в эмиграцию, во Францию.
Леонид Велехов: Ах, так!
Владимир Семаго: Да. Я из-за этого стал интересоваться политической жизнью и судьбой политических деятелей. Для меня это какая-то святая тема… Даже один сценарий есть на эту тему, связанный с белой эмиграцией, с расслоением ее, с попытками тогдашнего НКВД оседлать эмиграцию, лучших людей… Мы же помним это все, что было.
Леонид Велехов: Оседлали, будь здоров как!
Владимир Семаго: Более того, еще нашли этому оправдание. Очень интересная тема, могу вам честно сказать.
Леонид Велехов: Тема замечательная. И весь ваш богемно-декадентский имидж, мне кажется, вот этим совершенно случайным и несколько месяцев в вашей жизни продолжавшимся Харбином навеян.
Владимир Семаго: А как вы в эту канву вплетете профессию бетонщика или сварщика арматуры при строительстве Воронежского моря?
Леонид Велехов: Ну, уж этим людям чем только не приходилось заниматься!
Владимир Семаго: Хотя – да, наверное. Факт такой биографии был: я работал на стройке разнорабочим, никогда этого не чурался, и мастером, и прорабом на стройке. Слава богу, что строительная индустрия благополучно выжила, несмотря на мое присутствие.
Леонид Велехов: Нимфеток, ночных бабочек исключаем из нашего разговора, но вот казино в вашей жизни было. Знаменитое. Первое, кажется, легальное в Москве?
Владимир Семаго: Оно было второе или третье. Да, но оно не было в чистом виде казино, потому что тогда не было законов. Вот был такой период в РФ, когда законов вообще не было: все было, бизнес был, все существовало, а законов не было…
Леонид Велехов: Можно подумать, что сейчас они есть.
Владимир Семаго: Сейчас они есть! Они позволяют кого-то посадить. А это же очень важно! (Смех в студии.) Есть человек, был в правительстве, а потом говорят: "Давайте-ка его сюда. Вот закон есть – его можно посадить…" На самом деле это было не казино – это было небольшое помещение в Московском коммерческом клубе.
Леонид Велехов: На Большой Коммунистической. А ныне это улица Солженицына. Ирония судьбы, одна за другой.
Владимир Семаго: И вот это самое игорное заведение называлось "Библиотека". То есть входили в комнату, а на двери было написано: "Библиотека". А если вам удавалось выиграть, то вы шли к окошечку, на котором было написано не "Касса", а "Выдача книг".
Леонид Велехов: Это вам анекдот про Василия Ивановича и Петьку, что ли, подсказал такой ход?
Владимир Семаго: Нет, нет, это такая была задумка. Она была ироничная по отношению к тому безобразию и полной вакханалии в законодательстве РФ. Потом уже чиновники поняли, что игорный бизнес надо оседлать, потому что на нем можно делать большие деньги: стали лицензировать и прочее, но это уже без меня было.
Леонид Велехов: А в вашем-то казино вы играли?
Владимир Семаго: Во-первых, это неэтично, хотя получалось практически, что я так и играю против всех, потому что казино принадлежало мне самому, значит, все, кто приходил туда, играли против меня. Но оно не было совсем обычным в том плане, как трактуется игорный бизнес, когда десять столов, шесть выигрывают, а четыре проигрывают. И ты в результате оказываешься в плюсе.
Леонид Велехов: Одни в одну сторону подкручены, а другие – в другую.
Владимир Семаго: Нет, нет, я говорю о математическом подходе. И сама теория игр говорит о том, что, если количество столов и количество участников большое, то обязательно казино в выигрыше. В моем случае это было немножко не так, потому что приходило очень немного народа: приходили только те, кого я знал и кого я привечал. У меня был приятель один, к сожалению, покойный, Иван Кивелиди, который был просто заядлый игрок.
Леонид Велехов: Да, которого через телефонную трубку отравили.
Владимир Семаго: Да. Так вот, он был очень заядлым игроком, но он, так же, как и вы, считал, что казино всегда обманывает. Я говорю: "Давай, сделаем так". Он встал за игорный стол, а крупье, девушки, которые работали, играли против него: он все равно проиграл. (Смех в студии.) У меня к игорному бизнесу отношение двоякое. Потому что, когда он превратился в то, во что он превратился, в то, что он есть во всем мире, то есть достаточно грязный способ добывания денег, я от него добровольно отказался, ушел. Потому что для меня это была прежде всего некая формула необычного развлечения для моих друзей. Ну, приезжал академик Велихов, приезжал один из первых трейдеров мировых, Брюс Раппопорт, приезжала вместе с ним Наталья Гурфинкель, вице-президент Bank of New York. И такие люди когда приезжали, нужно было чем-то их на тот момент времени, если не привечать, то удивлять, по крайней мере. Казино существовало ровно для этого. Там никогда не было толп китайцев или каких-то людей с сомнительной репутацией…
Леонид Велехов: Значит, это лишь грязные сплетни, что там любили бывать и представители всевозможных ОПГ и назначали там "стрелки"?
Владимир Семаго: Ну, "стрелок" там не было, в клубе, хотя приезжать, конечно, они все приезжали, но с очень большим почтением. Потому что сама по себе история Московского коммерческого клуба, так или иначе, связана с "Интуристом".
Леонид Велехов: Где вы тоже работали.
Владимир Семаго: Да, я там проработал почти десять лет. Естественно, люди из ОПГ прекрасно понимали, что "Интурист" связан с определенными организациями и не стоит там особенно "раскачивать" свои "права". Но такого рода люди бывали там. Те же самые братья Квантришвили бывали, кого там только не было. Но они вели себя всегда предельно корректно, и никто из них не пытался предлагать свою "помощь".
Леонид Велехов: И ни с кем из них вы не подружились?
Владимир Семаго: Нет, со всеми с ними у меня были ровные отношения, прекрасные. Но был момент, когда ко мне приехал один из тогдашних лидеров подольских, с огромным телохранителем. Я таких больших людей вообще никогда не видел: 2 метра 10 – это точно, причем, еще и в ширину огромный! И он приехал явно для того, чтобы оказать на меня определенное воздействие.
Леонид Велехов: Психологическое.
Владимир Семаго: Да! И я просто отстранил его, подошел к этому большому, посмотрел на него и говорю: "Слушай, какой ты большой!" Спрашиваю самого этого Мишу, кличка "Мабуту": "А где ты нашел его? Я никогда таких не видел?! Можно я его потрогаю?!" Это как-то сразу сработало, и все. Это очень редкие случаи были, а так, в основном, меня бог миловал.
Леонид Велехов: А что случилось, почему вы клуба лишились? Это же старинное было какое-то здание, старинная городская усадьба.
Владимир Семаго: Это здание, которое мы отремонтировали, отреставрировали за свои собственные деньги, вместе с "Интуристом", построили два новых здания. А потом, когда "питерские" пришли в страну… Как-то мне казалось, что они раньше жили исключительно в Санкт-Петербурге, в Ленинграде, а потом они заняли Россию всю, в том числе и Москву. И вот эти все рейдерские схемы сразу активно стали возникать, особенно у братьев Ротенбергов. Они считали, что это вообще святое дело – прийти, сказать: "У вас есть проблемы? Да? Ну, давайте 30, 40 или 50 процентов вашего бизнеса наши, и мы вам все решим".
Леонид Велехов: Спортивные люди.
Владимир Семаго: Да, вот таким образом у меня отжали этот Московский коммерческий клуб. И как долго я не боролся, а я боролся с 2004 по 2009 годы, а потом еще до 2014 года пытался, – бесполезно. Причем отжимают судами, чиновниками. Ни в коем случае никто вам не пытается угрожать или что-то еще, нет! Все очень цивилизованные люди! Просто судья делает стеклянное лицо: "Нет, это не ваше". Я говорю: "Ну, как же! Смотрите, чертежи есть, вот мы строили, вот бетон заливали". – "Ну, и что?! Это не ваше". И судья резюмирует: "Из имеющихся в деле доказательств ясно, что это не ваше". Все! Это был аргумент, который меня сразил наповал! (Смех в студии.) Вот это было самое крупное, наверное, поражение, которое я испытал в своей жизни. Но противники достойные тоже – все-таки это друзья президента, а не какая-то там шушера с улицы.
Леонид Велехов: Вам как-то не везло, что вы встречали друзей президента на большой дороге: потом Игорь Иванович Сечин вам встретился, и тоже не в вашу пользу.
Владимир Семаго: Сначала-то были прекрасные отношения, просто изумительные! Мы первый раз встретились с ним в 95-м или в 96-м, перед выборами еще, когда проиграл Собчак. Мы с ним встретились в приемной у Владимира Владимировича. Он прекрасно ко мне относился: чашку кофе поднес… Ну, кто в стране может сказать, что брал чашку кофе из рук Игоря Ивановича?! Сейчас таких уже живых-то и не осталось. (Смех в студии.) А потом просто мы перестали с ним пересекаться, поскольку они выстроили вокруг президента (он и еще несколько человек, в том числе Слава Сурков и многие другие) систему отношений с внешним миром таким образом, что если президент вспоминал о ком-то – они соединяли, а если импульс шел снаружи, то они просто отсекали. И, таким образом, удалось вычистить поляну более чем основательно. Остались только те, кого президент сам помнил, с кем были дружеские отношения. Да и то могу сказать, на моей памяти человек пять-шесть, которых тоже потихонечку отодвигали, хотя были достаточно близкие отношения. Таков Игорь Иванович.
Леонид Велехов: Собственно, из Московского коммерческого клуба вы и шагнули в политику, да, 1993 год?
Владимир Семаго: Нет, нет. Хотя, конечно – да, потому что было интересно для журналистов понять, а что движет человеком, который, с одной стороны, кинулся в бизнес, закричал, что, да, можно зарабатывать деньги, а с другой стороны, вдруг альянс с КПРФ и с людьми, которые "тащат всю страну назад", как тогда говорили. И для меня предложение КПРФ – войти в Первую Думу – было, конечно, и лестным, хотя я, честно говоря, даже не понимал, во что я вхожу. В советское время – я не знаю, у вас такое было или нет, – но я долгое время вообще не интересовался структурой власти.
Леонид Велехов: Ну, конечно.
Владимир Семаго: Для меня, уже 30-летнего, было расплывчато – Верховный Совет, Президиум Верховного Совета, Политбюро… Никогда я не вникал, во все это не входил. И тут вдруг 1993 год, неожиданная ситуация, в которой коммунисты повели себя тоже не лучшим образом. Потому что я (не называю имен) звонил одному партфункционеру в октябрьские дни и говорил: "Слушай, ну, надо же что-то делать! Мы движущая сила!" Он сказал: "Сиди и не рыпайся".
Леонид Велехов: А вы были уже к тому времени с ними?
Владимир Семаго: С ними, конечно! В Конституционном суде мы же вместе были, бок о бок там сидели. "Сиди и не рыпайся!" Это свидетельствует о том, что партийные управленцы, которые плавно перешли из советских управленцев в управленцев РФ, оставались теми же самыми людьми – осторожные, хитрые, никто не подставлялся. Во многом, мне кажется, позиция Геннадия Андреевича состояла именно в том, что если упадет власть в руки – да, но самому куда-то лезть, за что-то бороться – это не его стезя.
Леонид Велехов: Говорят, она ему падала в 1996 году, но он так испугался, что…
Владимир Семаго: Да! Я помню этот день, когда второй тур. 2:30 ночи. Я захожу к нему в кабинет. И можете себе представить, человек, который участвовал и вторым шел кандидатом, – ни одного человека в кабинете! Вот я помню отчетливо эту нашу встречу. Я зашел и говорю: "Геннадий Андреевич, не переживай, жизнь не заканчивается. Мы же двигаемся дальше, что-нибудь придумается". Вот такие слова были. И я точно помню, что там не было никого в приемной! В этом-то, наверное, есть еще исторический какой-то смысл, что не дали выиграть, потому что некем было выигрывать. Что было делать дальше? Это потом Масляков, когда были многие, но Масляков – это при Примакове, а Примаков и Зюганов – это совсем другая фигура.
Леонид Велехов: С другой стороны, все-таки много примеров показывают: приходит человек без команды – обрастает командой. Тот же Трамп. Это все гипотезы.
Владимир Семаго: К моей биографии это мало имеет отношения, потому что меня бы они не взяли, хотя первое российское правительство Силаева предлагали мне пост не министра, а председателя Комитета по туризму. У меня был шанс вместе с Савиным, с Нечаевым войти в первое правительство.
Леонид Велехов: А что не пошли?
Владимир Семаго: Я бизнесом занимался. Я сказал: "Да, вы что, с ума сошли! Я перед этим в советское время сидел под начальниками под всякими, а тут вы меня опять загоняете! Нет, мне не надо!"
Леонид Велехов: Вы что, не понимали, что путь в политику – это возможности для бизнеса?
Владимир Семаго: Тогда – нет. Вот эта наивность проистекала, многие в нее не верят, но я был искренне убежден, что политика и бизнес – это никак несопоставимо. Это потом мне уже молодые товарищи подсказали, что это как раз очень даже нормально.
Леонид Велехов: Конечно! Вчера я прочитал замечательный, как всегда, блог Иноземцева, который называется "Политика в России – вид частного предпринимательства".
Владимир Семаго: Абсолютно точно. Я теперь понял, что это нормальные профессиональные люди. Ходорковский первый об этом подумал и стал делегировать своих людей в политику, в административные структуры. Это правильно было. Я был достаточно наивен. Более того, для меня никогда бы не могло состояться то, что состоялось для многих молодых функционеров, в том числе комсомольских работников, потому что они имели доступ к информации о том, что происходит в стране. Они масштабно представляли себе, где, что лежит, насколько плохо. А я был человеком, который подумал, что "ой, кооперация, частное предпринимательство, возможность самовыразиться". Вот это мною двигало в большей степени.
Леонид Велехов: Где-то я не то читал, то не слышал в каком-то интервью, что вы просто финансово КПРФ помогли чуть не на ноги встать. Или это преувеличение?
Владимир Семаго: Это преувеличение, денег было затрачено не так много. Ну, какая-то помощь там была, но чтобы сравняться с теми столпами, которые впоследствии были у КПРФ, конечно, нет. Там были уже хорошие и серьезные деньги. Более того, боюсь злословить, но мне представляется, что эти спонсоры, которые в КПРФ появились, они еще каким-то образом предложили и услуги в точке прикосновения политики и бизнеса, то есть многие из руководителей Компартии РФ, наверное, так или иначе, стали либо совладельцами, либо собственниками, либо какими-то участниками. Я боюсь об этом говорить, это оценочное суждение, но мне кажется, что переплетение бизнесов и интересов партии произошло в какой-то момент. Никто об этом не говорит, не кричит на всех перекрестках, что у вас там на Кипре фабрика. Но мне представляется это возможным.
Леонид Велехов: Хочу вас расспросить о том, как ваша жизнь на многие годы оказалась связана с Венесуэлой и с таким ярким носителем левой идеи, как Уго Чавес?
Владимир Семаго: Причем искренним. Многие могут и не верить, но Чавес, действительно, был человеком одержимым этим, при полном отсутствии какой-либо подготовленности, в том числе экономической. У него была откристаллизованная сама идея, но как ее осуществлять – он абсолютно был не готов к этому.
Леонид Велехов: Плоды этого мы видим, к сожалению, сейчас.
Владимир Семаго: Да, это просто губительнейшая ситуация; и она связана в определенной степени именно с деятельностью Чавеса. А попали мы совершенно неслучайно: у меня был бизнес, который кончился очень плохо, потому что американцы вошли в Ирак. А за некоторое время до этого…
Леонид Велехов: А с Саддамом Хусейном вы тоже ведь как-то…
Владимир Семаго: Минут пять у меня была аудиенция!
Леонид Велехов: Друг диктаторов! (Смех в студии.)
Владимир Семаго: Да! Это было совершенно блестяще!
Леонид Велехов: Только с нашим не подружились чего-то.
Владимир Семаго: Нет, ну, как не подружились?! Мы в хороших отношениях, просто мы не встречаемся, я бы так сказал.
Что касается Саддама. Была очень интересная ситуация. Через покойного Примакова мы вышли на Тарика Азиза. Мы с моим партнером заказали здесь у какого-то художника по фотографии портрет Саддама Хусейна, повезли его туда… Ехали в Париж, из Парижа в Оман, из Омана 900 километров на машине и потом приехали.
Леонид Велехов: На джипе по пустыне – я проделал этот путь тоже.
Владимир Семаго: Мы привезли этот портрет, сидели долго в приемной у него, в этой "зеленой зоне", где американцы потом были, ждали. У нас была пятиминутная аудиенция. Мы подарили ему портрет: он даже на него не взглянул. Настолько ему было наплевать на это: какие-то два "чайника" приехали. А мы занимались энергетическими проектами. Но, к сожалению, эти проекты из-за войны… Так вот, когда мы были в Ираке, нас один из функционеров, прикрепленный к нам от иракского ФСБ, сказал: "Хотите, я вас с венесуэльским послом познакомлю? Хороший, классный парень". А они были в очень хороших отношениях, дружили. И он представил нас, и тот нас пригласил в Венесуэлу. Мы приехали туда. И потом уже я полюбил эту страну, я понял, что там фантастические возможности для бизнеса. И можно было правильно использовать и то, что делал Чавес, но Россия пошла по другому пути. И Игорь Иванович здесь как раз стал моим, к сожалению, политическим противником, потому что он переформатировал все, что мы делали до него. Мы пытались создать широчайшие потоки, разрозненные потоки бизнеса, чтобы переплестись с венесуэльским бизнесом, начать собственное производство… Три-четыре урожая в год можно было собирать. Почему не сделать ананасовые плантации и возить это сюда?! Там масса всего могла быть. Но пошли по пути нефти, государственные закупки, государственные контакты. Товарооборот сразу возрос до небес. Доложили президенту, что мы за год, смотрите... Вот и все, на этом все кончилось. Этот товарооборот задушил Венесуэлу в конечном итоге.
Леонид Велехов: Но все-таки не Игорь Иванович виноват в том, что в Венесуэле нет туалетной бумаги.
Владимир Семаго: Думаю, что какая-то толика его вины есть. Он может себе это совершенно спокойно приписать.
Игорь Иванович – человек…. Я его долгое время никогда не воспринимал как самостоятельного политика, наверное, я был неправ, он вырос до этого звания, но начальник ценил и ценит его за безукоризненное исполнение в точности того, что ему говорят. Ему сказали увеличить товарооборот – он увеличил.
Леонид Велехов: Раздумывая над вашими словами, которым я сперва возразил, о том, что, в конце концов, Игорь Иванович в данном случае с маленькой буквы, то есть российское вмешательство, загубил Венесуэлу, я, действительно, вспоминаю, как советское вмешательство загубило Кубу и кубинскую экономику.
Владимир Семаго: Это разрушает. Вне зависимости от исповедуемых каких-то убеждений или идеологических постулатов, мы удивительным образом можем испортить многое из того, что попадает нам в руки.
Была одна женщина-прораб, у меня работала, она говорила такую пословицу: "Надолго ли дураку стеклянный нос?"
Леонид Велехов: Кубу точно так же загубили: качали из нее сахар, Фидель вырубил все фруктовые плантации, все сахаром засеял.
Владимир Семаго: Да, так же получилось с Венесуэлой. Рособорона, войдя туда и почувствовав поддержку, в том числе и Игоря Ивановича, стал активно позиционировать себя, как организация, через которую нужно входить в Венесуэлу. Кто бы из бизнеса ни приезжал из России туда, они говорили: "Рособоронцы говорят – да, все через нас: у нас здесь все схвачено, мы везде… Хотите – да, но мы там немножко в доле. В частном порядке, не в частном порядке мы всегда вам готовы будем помочь. Мы направляем и заправляем всеми связями России в Венесуэле".
Леонид Велехов: Ярче не придумаешь иллюстрации к знаменитой формуле Виктора Степановича Черномырдина: "Что бы мы ни делали – получается автомат Калашникова".
Владимир Семаго: Энтузиазм масс во многом, конечно, базировался на Чавесе так же, как и вера в то, что сейчас еще немножко трудностей, а потом – хорошо. Когда Чавес ушел, люди поняли, что рассчитывать на гений, на энтузиазм одного человека невозможно. Есть очень жесткие экономические законы, и ничего ты тут не сделаешь. И вот эти законы были попраны в Венесуэле. Хотя при всем при том, например, позиции тех же китайцев сегодня очень предпочтительны в Венесуэле. Даже Белоруссия: ей удалось гораздо эффективнее встроиться в экономику Венесуэлы и получать свою прибыль. Я повторю еще раз – не развивать экономику Венесуэлы, а получать свою прибыль из общения между Венесуэлой и Белоруссией.
Леонид Велехов: А у вас какие-то интересы в Венесуэле остались?
Владимир Семаго: Никаких, конечно.
Леонид Велехов: А теперь скажите – а вы не раскаиваетесь, что пошли в политику? Потому что мне кажется, что, будучи человеком эмоциональным и художественной натурой… Политика исключает такие качества в людях.
Владимир Семаго: Ну, есть исторические примеры – Уинстон Черчилль.
Леонид Велехов: Хороший пример.
Владимир Семаго: Журналист, писатель, художник. Наверное, у хорошего политика всегда должно быть немножечко что-то от актера. Потому что если вы хотите убедить, вы должны эмоционально человека настроить на то, что вы говорите. В бытность, когда российский парламент был еще парламентом, и можно было как-то влиять на принятие решений, у меня была ситуация, когда мне удалось вот так, за счет эмоционального выступления поменять точку зрения парламента. Это было! Это нормально! Другое дело, что сейчас это невозможно. Можно быть Чарли Чаплином, но никогда ничего вам не удастся, потому что есть суровые глаза Володина или Валентины Ивановны Матвиенко, которая говорит: "Так, все-все-все. Присядьте на место!"
Леонид Велехов: Я помню, как Эдвард Радзинский выступал в Думе – совершенно блистательно, в абсолютную пустоту.
Владимир Семаго: Да, и не воспринимается это никак, а сейчас тем более. Потому что это стал некий функциональный орган, это некое такое подразделение администрации президента. И у него свои задачи, но они ничего общего с политикой не имеют. Поэтому понятно, что человеку эмоциональному, человеку, искренне воспринимающему ситуацию, в этом парламенте делать абсолютно нечего: тут чистой воды постановка. Неслучайно очень многие из ярких персонажей ушли в Совет Федерации. Если так посмотреть, у меня сейчас даже крен лично знакомых мне людей в Совете Федерации неизмеримо больше, чем нежели в Государственной Думе.
Леонид Велехов: Бизнесмен вы по призванию? Для вас большое значение в жизни имеют деньги?
Владимир Семаго: Отсутствие денег имеет большое значение, а сами деньги, наверное, нет. Это средство для того, чтобы обеспечить себе некий комфорт, которого не хватает…
Леонид Велехов: Значит, вы не бизнесмен по призванию, если деньги для вас не самоцель и не самоценность?
Владимир Семаго: А мне представляется, что бизнес – это отчасти тоже творчество. Ведь что такое бизнес? Бизнес – это вложение денег в том направлении, предугадав позитивное развитие которого ты получаешь выгоду. Можно же вложить деньги в бизнес и прогореть. Можно не туда вложить, можно не то количество вложить – все что угодно, ошибок может быть очень много. И вот если ты этими предвидениями не обладаешь, то твой инструментарий весь окажется бесполезным. Деньги можно рассматривать в бизнесе только как некий инструментарий.
Леонид Велехов: Но вы ведь прогорали и по-крупному, насколько я понимаю. Я помню дело о банкротстве прошлогоднее. Оно закончилось?
Владимир Семаго: Нет, нет, еще до сих пор тянется…
Леонид Велехов: Или это такое банкротство, как у Трампа?
Владимир Семаго: Да, в жизни бизнесмена – это совершенно нормальные вещи. Хотя слово само по себе для обывателя значимое, но на самом деле это финансово организационная процедура…
Леонид Велехов: Я понимаю, но в каком-то интервью, совсем недавно, вы сказали, что вы разорены. Это фигура речи, такая роль персонажа из романа Диккенса или как?
Владимир Семаго: Нет, ну, действительно, конечно, положение, которое у меня сейчас, неизмеримо хуже, чем то, которое было много-много лет назад. О чем я не жалею, потому что я прошел через потерю денег в зрелом возрасте. Вот когда я вижу, как молодые ребята теряются из-за того, что они потеряли все, и это крушение всех надежд и всего прочего… А для меня это достаточно безболезненно прошло. Если бы не интересы семьи, я плевать бы на все хотел. Нормальная человеческая жизнь должна быть обеспечена.
А что касается меня самого… У меня мечта – заработать какие-то остаточные деньги и уехать в какую-то из стран Карибского бассейна, устроиться лодочником, утром проверить, все ли яхты на месте, сесть на берегу, взять ноутбук… Ничего больше!
Леонид Велехов: Это напоминает мне роман "Наш человек в Гаване".
Владимир Семаго: Да, что-то такое. Такая экзотика с полной отрешенностью от реалий РФ и при этом возможностью включиться в нее через компьютер в течение несколько секунд.
Леонид Велехов: Это мечта многих из нас, кто связан с этим регионом.
Владимир Семаго: Как бы не ощущать, не чувствовать на себе всю эту боль соприкосновения и одновременно не терять контакт – это был бы идеальный вариант, конечно.
Леонид Велехов: Вы счастливый человек?
Владимир Семаго: В очень большой степени! У меня практически нет, может быть, за исключением одного-двух случаев, когда я бы искренне сожалел о чем-то. Что-то не удавалось, но, как говорил Стив Джобс, каждая неудача – это шаг к успеху. Поэтому, наверное, какие-то неудачи должны были быть.
Леонид Велехов: То, что нас не уничтожает, делает сильнее.
Владимир Семаго: Да, во-первых. Во-вторых, у меня была привычка, которая выработалась в переходный период от Советского Союза к России, когда я начинал бизнес. У меня всегда была заряженность по отношению к бюрократам. Бюрократ, отказывая вам, тем самым, свою функцию выполняет. Вы пришли к нему, а он говорит: "Нет, это нельзя сделать". И он уже внутренне обезоружен, потому что он выполнил свою функцию. А я себя заставлял всегда только включаться в тот момент, когда говорят "нет". Для меня "нет" это был сигнал к атаке. И я знал, что вот мое время наступает, а он не был готов к этому, поэтому у нас были несколько неравные условия. Поэтому и удавалось что-то сделать.
Леонид Велехов: Кто из литературных персонажей вам ближе всего, можете себя с кем-то ассоциировать?
Владимир Семаго: Ну, так, чтобы я смотрел и говорил, что я похож на д'Артаньяна или на кого-то еще, такого у меня никогда не было.
Леонид Велехов: Остапа Бендера не упомянули!
Владимир Семаго: Он был очень наивный человек, а я – нет. К сожалению, я прагматик во многих аспектах. У него было много иллюзий, а у меня их с каждым годом… Он был моложе меня.
Леонид Велехов: 33 года, что вы хотите!
Владимир Семаго: Да. А тут уже уходят иллюзии, и ты понимаешь, что места им все меньше и меньше.
