Гласность и открытость судопроизводства – один из основных принципов, на котором должна основываться работа российского суда, и мантра, которую повторяют общественные защитники, адвокаты, подсудимые. Однако российские суды все чаще предпочитают проводить разбирательства в закрытом режиме. Почему это происходит?

Принцип гласности зафиксирован в Уголовно-процессуальном кодексе, разъяснен в Пленуме Верховного суда №35 "Об открытости и гласности судопроизводства и о доступе к информации о деятельности судов". В этих документах зафиксированы основания, по которым заседание может проходить в закрытом режиме: в ходе слушания может оглашаться информация, которая является государственной тайной, дело касается несовершеннолетних или преступлений против половой неприкосновенности, или на заседании затрагиваются интересы обеспечения безопасности участников судебного разбирательства или их близких. В остальных случаях слушание должно быть открытым, и на него имеет право прийти любой человек – от родственника участника процесса до журналиста.

Тем не менее практически все заседания по делу украинских военнопленных моряков проходят в закрытом режиме. Закрывают заседания и по делам коломенского активиста Вячеслава Егорова, крымских татар, сторонников Вячеслава Мальцева, хотя ни одно из перечисленных дел не секретно и не связано с преступлениями против половой неприкосновенности. Зато все эти дела политически мотивированные. Судьи объявляют заседания по ним закрытыми, опираясь на новую формулировку – тайна следствия. В законе об открытости судопроизводства про тайну следствия нет ни слова, оспорить закрытие заседания адвокаты формально могут, но зачастую смысла в этом уже нет.

На заседании может рассматриваться дело по существу или избираться мера пресечения для обвиняемого. В последнем случае на некоторых заседаниях по избранию или продлению меры пресечения (как правило, это касается политических дел) происходит следующее: следователь заявляет ходатайство – а иногда не заявляет, иногда такое соответствующее решение судья принимает сам – "О рассмотрении дела в закрытом режиме в порядке п. 1 ч. 2 ст. 241 УПК РФ (статьи, в которой оговорены три законные причины закрыть заседание, приведенные выше, и ничего не сказано о тайне следствия. – РС) для сохранения тайны следствия". Прокурор объявляет ходатайство законным и обоснованным.

Адвокаты и защитники, в свою очередь, обращают внимание на то, что такая формулировка не может быть законным основанием для закрытия заседания, но суд ходатайство удовлетворяет. Защита обжалует постановление суда – безуспешно. Таким образом, на заседание не пускают не только журналистов, но и друзей и родственников подсудимых. Заключенного лишают поддержки, журналистов – информации, а адвоката – возможности публично говорить о процессе. Как отмечают адвокаты, практика, когда заседание по мере пресечения закрывают, характерна для резонансных политических уголовных дел.

– Я считаю, что заседания закрывают, чтобы никто ничего не знал. У нас же теперь после так называемых путинских адвокатских поправок тайной следствия не считается то, что оглашено в открытом судебном заседании. Поэтому самый простой способ – закрыть заседание. Как я люблю говорить для понимания, мы бы не узнали о том, что происходит с Малобродским, если бы все судебные заседания по избранию меры пресечения у него проходили в закрытом режиме, ничего бы общественность не знала. То есть полностью прекращается общественный контроль, – говорит адвокат Анастасия Саморукова. – Кроме того, это и моральное давление на обвиняемых, конечно. Они же содержатся в [СИЗО] "Лефортово" – по тем кейсам, которые я знаю. И, конечно, никаких свиданий у них по нескольку лет нет, и слава богу – если один телефонный разговор в два года. И судебное заседание – единственный вариант посмотреть на своего родственника, помахать рукой жене, улыбнуться детям. Но нет, слушателей же, в том числе и родственников, выгоняют.

"Может быть"

Две женщины – одна в вышиванке, вторая в белых брюках и белой рубахе, на воротнике которой разбросаны голубые и желтые цветы, высокий мужчина с желто-голубыми браслетами, журналисты, представители нескольких посольств стран Восточной Европы, адвокаты, восемь приставов – утром 22 мая 2019 года в коридоре Московского городского суда. Через несколько минут должно начаться заседание по апелляционной жалобе на меру пресечения украинских военнопленных моряков. Они были захвачены российскими пограничниками 25 ноября 2018 года у берегов аннексированного Крыма. Моряки находятся в московском СИЗО-2 уже полгода, им вменяют ч. 3 ст. 322 УК РФ ("Незаконное пересечение границы"). Автозак, в котором их везут на заседание, опаздывает на полчаса.

Практически все заседания по делу украинских моряков проходят в закрытом режиме. Родственники, приезжающие из Украины, чтобы поддержать своих сыновей, братьев и отцов, вынуждены оставаться в коридоре суда.

Адвокат Владимира Терещенко Анастасия Саморукова заглядывает в зал, смеется: "Следователь – там (в зале. – РС), адвокаты – здесь (в коридоре. – РС)".

В зал адвокатов и слушателей пустили спустя час. На большую часть вопросов судьи Светозаровой пленные моряки из стеклянного "аквариума" отвечают: "Согласно 17-й статье Женевской конвенции, я должен сообщить вам только свои имя, фамилию, год рождения, где родился и воинское звание". Приставы не сводят глаз со слушателей, слушатели кивают и улыбаются пленным морякам. Прокурор Юсупова ходатайствует о проведении заседания в закрытом режиме, "так как могут быть разглашены материалы, составляющие тайну предварительного расследования". Следователь Митрюков, к которому судья обращается по имени отчеству – Сергей Сергеевич, поддерживает ходатайство прокурора. Адвокаты моряков возражают, напоминая о принципе гласности судопроизводства.

– Люди, присутствующие здесь, сочувствующие и родственники [моряков], должны знать, на основании чего обвиняемые продолжают находиться под стражей, – подчеркивает адвокат Сергея Попова Гаджи Алиев.

– Я категорически возражаю [против ходатайства прокурора]. Тем более что, как было заявлено в ходатайстве, "могут быть рассмотрены". Вот это "может быть" говорит нам о том, что может быть, а может быть, и нет. Мы не можем в угоду какой-то гипотетической возможности жертвовать основополагающим принципом судопроизводства, а именно гласностью. Общественный контроль – это неотъемлемая часть, в том числе, и судебного процесса. Во-вторых, мы еще ни разу не исследовали в апелляционной инстанции документы повторно, поэтому это "может быть" не основано ни на чем. …Ради "может быть" мы просто не вправе закрывать судебное заседание, – подчеркивает адвокат Владимира Терещенко Анастасия Саморукова

Судья Светозарова отметила, что позиции сторон суду понятны, и удовлетворила ходатайство прокурора, подтвердив, что заседание необходимо проводить в закрытом режиме (в порядке ст. 241 УПК). Приставы оживились, построились в "коридор", чтобы единственным маршрутом слушателей мог быть выход из зала. Женщина в вышиванке выходит из зала со словами: "Вот же спектакль..."

Адвокаты моряков подчеркивают, что в ст. 241 УПК нет строки про тайну предварительного расследования, тем не менее суд в который раз закрывает судебное заседания.

– Я каждый раз сталкиваюсь с тем, что суд закрывает заседания "по страже", когда дело ведет ФСБ. У меня сейчас ФСБ ведет два дела (дело военнопленных украинских моряков и дело сторонников Вячеслава Мальцева). По обоим делам все заседания на досудебной стадии идут в закрытом режиме. [Сторона обвинения] ссылается именно на тайну следствия, – рассказывает Анастасия Саморукова. – У нас был случай, когда прокурор попросил закрыть судебное заседание для сохранения охраняемой законом тайны, не называя, какой именно. А судья уже сама в мотивировке написала, что это была именно тайна следствия. Это было одним из доводов апелляционной жалобы: судья по собственной инициативе додумала за прокурора, что прокурор на самом деле хочет. Понятно, что никого [в суде вышестоящей инстанции] этот довод не впечатлил.

При этом ни в одном из процессов я не наблюдаю никакой секретной информации. Грифа "секретно" на деле нет, поэтому секретной информации там нет. В апелляции, например, никакие материалы не оглашаются, но мы и апелляцию слушаем в закрытом режиме. И обжалование бездействия следствия в порядке ст. 125 УПК ("Жалобы на действие/бездействие следователя или прокурора") тоже слушается в закрытом режиме. Это уже вообще за гранью. Если в деле действительно есть информация, которая является охраняемой законом тайной, можно закрывать заседание в части оглашения секретных документов. Мы предлагаем каждый раз этот вариант. Но нет, закрывают всё заседание.

Тайна мусора

В закрытом режиме проходят заседания и по делу Вячеслава Егорова, отца троих детей, экоактивиста. Его обвиняют в неоднократном нарушении правил проведения митингов и собраний – вменяют так называемую "дадинскую" статью, признанную правозащитниками антиконституционной (212.1 УК России). Вячеслав активно борется против свалок в Коломне. Дело ведет Следственный комитет, но активисты и правозащитники высказывают предположение, что к делу имеет отношение ФСБ. Вячеслав Егоров под домашним арестом до 31 июля 2019 года.

Заседание по избранию меры пресечения состоялось 2 февраля 2019 года, и суд провел его в закрытом режиме, так как посчитал недопустимым разглашение "тайны следствия" в ходе заседания.

По словам адвоката Вячеслава Егорова Марии Эйсмонт, на заседании судья Коломенского городского суда Ирина Агафонова разъяснила, как стало возможным закрыть процесс, несмотря на то что закон не предусматривает тайну следствия как причину для проведения заседания в закрытом режиме. Судья сказала буквально следующее: "Суд руководствовался и теми мотивами, что действительно процесс имеет общественный резонанс. В связи с этим суд считает, что данное судебное рассмотрение должно быть проведено в закрытом судебном заседании. Уголовное дело только возбуждено. Проводятся мероприятия по выявлению иных обстоятельств, которые будут существенны для дела. Исходя из материалов, представленных в суд, имеются сведения о причастности Егорова к совершению преступления. Данные материалы будут исследоваться судом. И та общественность, которая, вы считаете, необходимо должна участвовать, может каким-либо образом повлиять на ход расследования. В связи с этим суд закрыл судебное заседание".

Мария Эйсмонт отмечает, что в ее практике ни на одном заседании по избранию или продлению меры пресечения, закрытом из-за "тайны следствия", секретные документы как таковые не оглашались.

– По Егорову вообще никакие материалы в суде не исследовали. У нас заседание по избранию меры пресечения было закрытым из-за якобы тайны следствия, по первому продлению меры пресечения – открытым, а сейчас, по второму продлению, опять закрытым. При этом материал [оглашаемый на судебных заседаниях] примерно один и тот же. Мы как-то спрашивали следователя, какой из материалов, которые они представляют в суд в обосновании необходимости продлить арест Егорову, является следственной тайной. И следователь Грекова назвала в числе прочих постановления судов. Постановления судов, которые каждый может скачать в интернете с сайтов судов? Это у вас следственная тайна? – рассказывает Мария Эйсмонт. – То, что они проводят заседания то в открытом, то в закрытом режиме, лишь доказывает произвольность принятия решения. И эти решения не основаны на законе, иначе суды бы принимали одинаковые решения. Мое мнение очевидно: как только они (правоохранительные органы. – РС) чувствуют, что дело резонансное, они его закрывают. Моряки – резонансное дело, крымские татары – тоже. Это политически мотивированные резонансные дела.

В закрытом режиме также проходят заседания по делу так называемой второй симферопольской группы крымских татар, в отношении которых после массовых обысков в Крыму 27 апреля возбудили дело по ст. 205.5 УК РФ – за организацию и участие в "Хизб ут-Тахрир" (признана в России террористической организацией). Меру пресечения сторонников Мальцева также продлевают в закрытом режиме. Арест саратовскому активисту и фигуранту дела "Артподготовки" Сергею Рыжову продлевают все в том же закрытом режиме. Все эти процессы политические, и во всех перечисленных случаях, по словам адвоката, судья, закрывая заседания, соглашается с мотивировкой следователя и прокурора – "тайна следствия".

– На этих заседаниях секретных документов как таковых нет. Аргументация "тайна следствия" не основана на законе. Конкретно по моему делу, по делу Рыжова, я считаю, закрытие заседания связано с тем, что на слушания в качестве группы поддержки приходило очень много людей. И, собственно говоря, чтобы избежать присутствия многочисленных слушателей по этому делу, сторона обвинения выходила с таким ходатайством. Чтобы как можно меньшей огласке придать данное дело, чтобы как можно меньше людей смотрело, слушало, говорило об этом. Только с этой целью, – говорит адвокат Сергея Рыжова Светлана Сидоркина. – А с точки зрения закона ходатайства необоснованные абсолютно. В качестве аргумента они говорят не только о засекреченных данных, но и о том, что сведения, которые излагаются, могут повлиять на участников процесса и присутствующие в зале слушатели могут угрожать свидетелям по данному делу. А как можно угрожать свидетелям, если их данные не оглашаются на заседании? Я считаю, что эта тенденция закрывать заседания из-за тайны следствия касается именно политически мотивированных дел, резонансных дел.

По словам юристов, тайна следствия – обтекаемое понятие. С одной стороны, тайной является информация под грифом "секретно", с другой – существует тайна предварительного расследования, информацию о ходе которого адвокат не в праве разглашать. Однако всю информацию, оглашенную на открытом судебном заседании, адвокат имеет право сделать публичной. Если же заседание проходит в закрытом режиме, ни родственники обвиняемого, ни общество не узнают о том, чем руководствуются следователь и прокурор, требуя ареста фигуранта очередного политического дела.