Недавно один юный польский журналист спросил меня, как я понимаю возможность революции в России сегодня. Молодости свойственна любовь к слову "революция", не удивлюсь, если оно окажется самым популярным в студенческом лексиконе ХХ и ХХI веков. Да и кого же спрашивать о революции, как не русских: кажется, в этом мы понимаем лучше других? Ну, еще французы. Собственно, благодаря французским левым философам представление о революционности времени и революционной политике как способе существования субъекта с 1968 года (Ален Бадью говорит о польской "Солидарности" в том числе) входит в мыслительный режим современного интеллектуала.
Я ответила, что революции в России никогда не заканчиваются, впрочем, как и в Польше, если рассматривать всю историю европейского освободительного движения (только в Польше эти процессы обычно называют восстаниями). Порой векторы этого движения совпадали, как в случае распада советского блока в 1989–1991 годах. В ХIХ веке эти процессы в рамках старых имперских образований и националистических настроений шли труднее: польские восстания против Российской империи сопровождались, например, стихотворной перестрелкой между Александром Пушкиным и Адамом Мицкевичем (дело закончилось серьёзной ссорой бывших друзей по либеральному лагерю, как сказали бы мы сейчас). Газета Александра Герцена "Колокол" потеряла почти всех подписчиков после того, как опубликовала письмо Виктора Гюго к русским солдатам, которые участвовали в подавлении польского восстания 1863–1864 годов. Текст заканчивался словами: "Пусть подвиг поляков вдохновляет вас... Перед вами не враг, а пример для подражания". Это была слишком трудная, слишком недопустимая для патриотов мысль. "Колокол" существовал недолго, известно, что Александр II читал газету, одновременно запрещая её для публики, и освободил русских крестьян в том числе под влиянием идей Герцена. Герцену в Лондон писали деятели Священного Синода и министерств, это уж совсем невероятное для современного медиамира и политического сообщества приключение.
Когда я была в возрасте этого польского коллеги, меня бесили бесплодные усилия народников и демократов ХIХ века. Судите сами: сперва самоотверженное, но бессмысленное восстание декабристов, которые, как известно, разбудили Герцена. Потом, через десятилетия, народнические теракты, которые остались в рамках неизвестного героизма. Сорок лет реакции в разных формах. Слишком много времени и сил тратилось на работу, лишённую результата в достижимом времени.
Это должны быть люди как Андрей Сахаров, как Вацлав Гавел, как Лех Валенса: фигуры с пониманием того, что значит тоталитаризм, что надо делать для свободы человека, не только для его благополучия
Но да, крот истории роет медленно. И вот снова польско-русские параллели: мысль редактора в изгнании Ежи Гедройца, который рассматривал свой послевоенный эмигрантский, затем диссидентский журнал "Культура" как продолжение и реинкарнацию "Колокола". Гедройц считал, что мысли о свободе не могут оставить равнодушными граждан, что человеку свобода присуща как простой инстинкт. Его идеи, основанные на равенстве стран, которые были до Второй мировой войны частью великой Польши или великой России, стали новой польской идеологией времён создания Евросоюза. Он считал, что историческая задача Европы будет решена, когда настанет конец империй, а окончательно это произойдет тогда, когда и Польша, и Россия откажутся от своих притязаний на Украину. Польша это сделала, хотя в её политическом классе сейчас появились и другие идеи. Россия в её политической доминанте ведет себя так, как будто живет даже не до Второй, а до Первой мировой войны.
Весной 2014 года я брала интервью у 12 активистов Майдана, деятелей культуры. Только один из них сказал, что "революция достоинства" должна считаться буржуазной, она не доделана, следующей настоящей революцией станет революция против олигархов. Только в последние месяцы в Украине открыто заговорили о том, что выбор президента обеспечен консенсусом олигархов.
Из всех украинских революций мне больше всего нравится "революция на граните", из всех лидеров – мертвый Вячеслав Черновол. А говоря об электоральном процессе, а не о революционном, вопрос я бы поставила так: если выбирать в странах Восточной и Центральной Европы политическую элиту, то она должна быть отчетливо антисоветской, поскольку в этом смысле она автоматически окажется в противостоянии архаической политике Кремля. Это должны быть люди как Андрей Сахаров, как Вацлав Гавел, как Лех Валенса: фигуры с пониманием того, что значит тоталитаризм, что надо делать для свободы человека, не только для его благополучия. Проблематика экономического состояния и народного ресентимента – чистая политическая техника. Так могла бы произойти, например, настоящая украинская революция. Посмотрим, как будут развиваться грузинские протесты, возглавляемые несистемными активистами.
Елена Фанайлова – журналист "Свободы", ведущая программы "Свобода в клубах"
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
