Результаты независимого социологического исследования на митинге 10 августа на проспекте Сахарова опровергают сразу несколько мифов и нарративов государственной пропаганды о новой протестной волне в России.

Говоря о митингах сторонников оппозиционного политика Алексея Навального или о протестах, вызванных отказом властей регистрировать независимых кандидатов в депутаты Мосгордумы, российские государственные СМИ и сторонники жестких мер в отношении протестующих любят повторять несколько посылов, например, о том, что "Навальный втягивает в протест школьников". После начала нынешней волны протестных акций некоторые СМИ и уже зарегистрированные кандидаты взяли на вооружение еще один аргумент – о том, что в митингах участвуют в основном жители других городов, не имеющие отношения к столичной политике и не обладающие правом голоса на выборах депутатов Мосгордумы.

Вопреки этим утверждениям, 80% участников субботнего митинга на проспекте Сахарова были москвичами: таков один из результатов исследования, организованного на митинге 10 августа независимыми социологами и волонтерами проекта "Белый счетчик". Помимо этого участникам проекта удалось выяснить, что число митингующих растет с каждой новой акцией из-за жестких действий силовиков, и многие из них готовы снова и снова выходить не только на разрешенные, но и на несогласованные с властями акции.

Об этих и других результатах исследования в интервью Радио Свобода рассказала Александра Архипова, сотрудник исследовательской группы "Мониторинг актуального фольклора" Института общественных наук Российской академии народного хозяйства и государственной службы.

– Кто проводил это исследование? Насколько репрезентативна его выборка?

– Проводили исследование некрупные социологические центры, проводил исследование такой хороший экономист и социолог Алексей Захаров, который уже несколько раз опрашивал протестующих своими силами. Параллельно существует наша группа – исследовательская группа антропологов-фольклористов, которые изучают митинги аж с 2011 года, причем митинги всех направленностей. И еще существует, как все знают, волонтерская организация "Белый счетчик", которая считает людей на входе на согласованные митинги, там, где есть возможность формально поставить где-то человека. В этот раз мы решили объединить свои усилия. Собственно говоря, нашими усилиями и был произведен подсчет.

– Сколько человек было опрошено, какой это процент от участников акции? И каков процент выборки в сравнении с обычными социологическими исследованиями?

– Было опрошено 399 человек, из них 306 человек дали развернутые ответы. На митинг пришло, по формальным жестким подсчетам, больше 50 тысяч человек, и был еще один небольшой поток, который шел с одной из прилегающих к проспекту улиц. В целом кажется, что процент опрошенных очень небольшой, но, поверьте мне, он гораздо больше, чем процент опрошенных у крупных социологических компаний. Например, "Левада-центр" проводит опрос жителей Москвы и берет выборку в 1600 человек, это гораздо меньше в процентном соотношении.

– Поговорим о результатах вашего исследования. Средний возраст участников акции. Каков он? И каким он был на митингах 2012 года? Стал ли протест моложе, как принято считать?

– Есть такой устойчивый миф, что протестуют "школота и навальнята". Нет. Во-первых, на митинге были хорошо представлены все возрастные группы. Половина участников митинга моложе 33 лет. Чтобы понять, что нам говорит эта цифра: в среднем половина жителей Москвы моложе 40 лет, Москва – очень молодой город. Это означает, что в среднем на этот митинг пришел средний житель Москвы, чуть моложе этого среднего жителя. Но я могу объяснить, почему возникает эффект того, что бунтует одна молодежь. Наше исследование дает ответ на этот вопрос. Как мы все знаем, новая волна исследований журналистов о том, что на улицы в огромном количестве вышла молодежь, начинается с митинга, организованного Фондом борьбы с коррупцией в 2017 году. Тогда действительно на улицах было много молодежи, но и не молодежи было тоже много, они вышли на улицу после просмотра фильма о коррупции в политической элите. Но вот в чем разница: наше исследование на проспекте Сахарова показывает, что молодые люди на 10–15 процентов больше склонны брать в руки плакат, повязывать ленточку, раскрашивать щеки, брать резиновую уточку, то есть усиливать свое политическое высказывание, делать его как можно более явным. Поскольку они делают такое политическое высказывание явным, они с большей вероятностью попадают в кадр к журналистам, поэтому нам кажется, что молодых людей было больше.

– Кандидат в Мосгордуму Валерия Касамара сказала в интервью: "Жалко, что большинство участников митинга не москвичи". Это было сказано о митинге 27 июля. Но после митинга на Сахарова с таким же нарративом выступили сразу несколько СМИ, ссылавшихся на некий Институт инструментов политического анализа, его сотрудники якобы опросили 1,5 тысячи участников митинга 10 августа и тоже пришли к выводу, что большинство из них не москвичи. Подтверждают ли ваши исследования эти цифры?

– Нет, и совершенно непонятно, откуда эти цифры, что это вообще за институт. В целом картина прямо противоположная: 80 процентов пришедших на этот митинг – люди, называющие себя москвичами, еще 17 процентов живут в Московской области, в Подмосковье. Мы задавали два вопроса: где живут и где родились? И только половина опрошенных нами жителей Москвы родилась не в Москве. Но опять же, если сравнить это с демографической ситуацией по Москве в целом, это абсолютно нормально. Больше половины населения Москвы родилось не в Москве. Москва – город не просто молодой, Москва – город со слабыми корнями, огромная часть современного населения Москвы родилась в других местах. Получается, что на самом деле в митинге участвовали люди, имеющие московскую прописку, и половина из них не родилась в Москве, но они все равно ощущают себя москвичами. А мнение о том, что это митинг "понаехавших", – это такое мягкое желание обесценить протест, показать, что настоящие, высокоинтеллектуальные, образованные москвичи в этом не участвуют, а протестуют какие-то бомжи, алкоголики, понаехавшие, которым за это платят деньги.

– Какие средства коммуникации используют опрошенные вами участники митингов? Как они узнали об этой акции, какие у них в ходу средства оповещения?

– Больше половины узнали из социальных сетей, с большим отрывом идет Фейсбук – 29%. При этом надо отметить (это мелочь, но тем не менее): перед митингом обычно создается страница события, там люди отмечаются и можно увидеть, сколько людей отметилось. Это, как правило, является средством демонстрации того, сколько людей собираются на акцию. На самом деле, очень низкий процент опрошенных нами людей сказал, что они отмечались. То есть они узнали, например, из Фейсбука, но не отмечались на странице события. Поэтому цифры на странице события ни о чем не говорят, но тем не менее, Фейсбук оказывается очень мощным инструментом сообщения политических новостей. Гораздо более мощным, чем "ВКонтакте". Еще там неплохой процент пришелся на интернет-ресурсы, всякие сообщения в СМИ. Но в основном это сообщения в социальных сетях.

– Нынешние митинги часто сравнивают с протестной волной 2012 года, как раз временем расцвета "Белого счетчика", первых подобных исследований. Многие ли из тех, кто протестует сейчас, участвовали или могли хотя бы теоретически участвовать в "белоленточном" движении 7 лет назад?

– Могли. Мы задавали этот вопрос, вопрос формулировался так: "Когда вы первый раз участвовали в политическом митинге?". Мы знаем, что 17 процентов из тех, кто пришел на Сахарова, участвовали впервые, еще 10 процентов пришли, влекомые событиями последнего месяца. Это означает, что 10 процентов участников пришли только благодаря тем безобразиям, которые произошли за последние недели в Москве. А вот с теми, кто пришел из "старой гвардии", с ними интересный вопрос. Получается следующее: 47 процентов, то есть почти половина, – это люди, которые первый раз пришли на протестную акцию более пяти лет назад. Это означает, что сейчас в протесте довольно равномерно участвует и "старая гвардия", и новые силы.

​– А что с остальными показателями вашего исследования? Я имею в виду, что изменилось по сравнению с 2012 годом, когда вы проводили похожие опросы?

– На самом деле именно такой опрос мы в 2011 году не проводили, но кое-что можно сказать. Например, очень интересна история про то, что я называю "у протеста женское лицо". Как правило, участие в протесте мужчины и женщины принимают не поровну. Мужчин – процентов 60, женщин – 40. Это соотношение сохранилось и сегодня. 64% на акции на Сахарова были мужчины, остальные – женщины. Этот показатель не изменился, но есть маленькое и важное "но": раньше, как правило, женщины очень плохо брали в руки те самые эксплицитные знаки своего политического участия, то есть плакаты, ленточки, флаги, значки, даже на согласованных митингах. За подобные плакаты, в принципе, сейчас можно быть остановленным или задержанным, потому что сейчас плакаты досматриваются довольно жестко. Так вот, раньше женщины плохо брали их в руки, а если и брали, то это были молодые или пенсионерки. Сейчас эта тенденция изменилась. Она изменилась в течение 2018 года, после огромных протестов в Москве против реновации, против разрушения старых домов, хрущевок и против повышения пенсионного возраста, когда в процессе активно приняли участие женщины. Они не просто активно участвовали, они часто становились организаторами, и сейчас, невзирая на то, что женщин по-прежнему приходит на протесты меньше, они гораздо активнее берут в руки плакаты и высказываются. Их соотношение по этому критерию с мужчинами сравнялось.

– Плакатики и значки – это хорошо, но многих еще интересует, готовы ли протестующие к каким-то более решительным действиям? Готовы ли они, в частности, снова выйти на несанкционированную акцию протеста, как 27 июля, или предпочитают участвовать исключительно в согласованных митингах, как 10 августа?

– Мы задавали об этом три вопроса. Подавляющее большинство, 78%, на вопрос, придут ли они еще на митинг со схожими политическими требованиями, сказали "определенно, да" и 15% сказали "скорее, да". То есть абсолютно подавляющее большинство собираются прийти еще. Второй вопрос касался того, важен ли для них параметр согласованности или несогласованности. 55% процентов опрошенных ответили "да" и "скорее, да" на вопрос, важна ли для них согласованность. То есть, если будет несогласованная акция, они сказали, что не придут. Но все равно это невероятно большая цифра. И тут как раз фактор насилия играет гендерную роль. Вопрос согласованности будущих акций больше важен для женщин, чем для мужчин. То есть, если акция будет несогласованной, женщина с меньшей вероятностью туда придет. Боязнь насилия – это важный фактор, но тем не менее, на согласованной акции на Сахарова было от 50 до 60 тысяч человек, а на предыдущих двух крупных несогласованных акциях в Москве, где задерживали огромное количество людей, было больше 20 тысяч человек. Это и есть тот самый процент людей, сказавших нам, что они готовы выйти на несогласованную акцию, все совпадает.

– Какие выводы вы лично для себя сделали, изучив результаты этих опросов? Какая перспектива у этой протестной волны? Что будет дальше? Какие изменения будут дальше продолжать показывать себя все более и более явно?

– Эта история, начавшаяся как небольшая кампания за сбор голосов за нескольких кандидатов в депутаты Мосгордумы, которая вообще никого не интересовала, внезапно переросла в огромную по масштабам кампанию за гражданские права. Анализ политических высказываний на митинге, тех самых плакатов, показывающих, что люди в основном говорили про то, как их раздражает полицейское насилие и отсутствие гражданских прав, невозможность правильно организованных, прозрачных выборов, – все это дает очевидный ответ, что в этом году, 2019-м, волна полицейского насилия по отношению к тем, кто может потенциально быть заподозрен в том, что он участвует в протесте, несоизмеримо выше, чем в "вегетарианском" 2011-м. Соответственно, уровень риска для каждого конкретного тела значительно выше. Повышаются риски вовлеченности. Но повышается и цена гражданской ответственности, потому что теперь это не просто протест за то, чтобы какие-то выборы были честными, а это протест за то, чтобы я, гуляя по центру Москвы, не получил по голове дубинкой. Это протест за личную безопасность. А это очень сильно мобилизует людей, невероятно. И чем больше силовики винтят на бульварах людей, задерживают их невозможно жестко, людей совершенно случайных, не имеющих отношения к протесту, пишут на них фальшивые протоколы, тем больше люди возмущаются и мобилизуются. Потому что ты можешь поддерживать кандидатов в депутаты, можешь не поддерживать, ты можешь вообще ничего о них не слышать, но практически любой человек в России крайне озабочен темой полицейского насилия. Страх перед этим органом власти очень велик, и люди понимают эту проблему как вполне реальную. Это объединяет.