- Дагестанский журналист Абдулмумин Гаджиев признан политзаключенным: правозащитники уверены, что дело против него сфабриковано.
- Устроить ребенка в детский сад в России настолько трудно, что этим часто занимаются суды.
ДЕЛО ГАДЖИЕВА – ОПАСНЫЙ ПРЕЦЕДЕНТ
Правозащитный центр "Мемориал" признал политзаключенным журналиста, редактора дагестанской еженедельной газеты "Черновик" Абдулмумина Гаджиева. Следствие считает его идейным вдохновителем сбора средств для террористических группировок. В России за финансирование терроризма можно получить пожизненное лишение свободы. Сам Гаджиев, а также его друзья и коллеги уверены: дело против журналиста независимого издания сфабриковано.
Прокомментировать ситуацию мы попросили заместителя главного редактора "Черновика" Магомеда Магомедова и учредителя этого издания Магди Камалова, который специально приехал в Москву на пресс-конференцию, чтобы рассказать об этой истории.
Видеоверсия программы
Магди Камалов: Гаджиев находится в следственном изоляторе. Мера пресечения ему была избрана сначала – 2 месяца, до 13 августа, а затем суд продлил эту меру до 13 сентября. Прокуратура должна надзирать за соблюдением законодательства, но в данном случае этого не было, и прокурор выступал на стороне обвинения. При этом никаких доказательств на суде предоставлено не было.
Он был задержан утром 14-го числа по показаниям Кемала Тамбиева, данным под пытками в тот же день, но в 10 вечера, то есть его задержали раньше, чем получили на это основания. Это абсурд! А дальше Кемал Тамбиев указал на суде, что эти показания были даны под пытками. Все видели на нем ссадины, синяки – с ними его привезли из Москвы в Махачкалу. Кемал – молодой предприниматель, по-моему, из Кабардино-Балкарии. Он живет в Москве и никогда не пересекался с Абдулмумином Гаджиевым, они узнали друг друга только в Советском суде Махачкалы.
Возникает вопрос: кому помешал Гаджиев?
Марьяна Торочешникова: А Тамбиева тоже обвинили в финансировании?..
Магди Камалов: Да. Там всех обвиняют в финансировании терроризма путем привлечения финансовых средств в запрещенную в России террористическую организацию ИГИЛ.
Как только стало известно, что эти показания даны под пытками и их нельзя предъявить в качестве доказательств обвинения, следствие меняет свои показания, и следующие обвинения, которые были даны уже после следователем Телевовым, говорят о том, что Гаджиев финансировал запрещенную в России ИГИЛ тем, что писал статьи в газете "Черновик". Как это возможно?! В 2013 году он брал интервью у Ахмеднабиева (Абу Умара Саситлинского), который с 14-го года находится в розыске… Что здесь запрещенного? Это гражданин России, и тогда у правоохранительных органов не было к нему претензий. ИГИЛ у нас объявлена запрещенной организацией только в 2014 году. А в обвинении говорится, что начиная с 11-го года Гаджиев путем публикации в газете интервью с Ахмеднабиевым совершал противоправную деятельность, побуждал людей вкладывать финансы в фонд "Ансар", то есть он в 11-м году побуждал людей вкладывать финансы в фонд "Ансар", который зарегистрирован только в 13-м году!
Марьяна Торочешникова: Возникает вопрос: кому помешал Гаджиев?
Магди Камалов: Это связано с тем, что Гаджиев является работником газеты "Черновик". К "Черновику" придраться трудно: мы не ездим на дорогих джипах, не обслуживаем олигархов, не берем взяток, поэтому никакой другой возможности, кроме как подтянуть нас по религиозной тематике, правоохранительная система, видимо, не нашла.
Марьяна Торочешникова: Ну, есть еще наркотики: в Чечне с Титиевым "прокатило".
Магди Камалов: У нас это было еще 15 лет назад: "подкидыши" апробировали на Дагестане, а теперь они начинают распространяться... ну, слава богу, наверное, уже не будут распространяться после шумного дела с Иваном Голуновым...
Марьяна Торочешникова: Но у вас статьи пожестче.
Магди Камалов: Я считаю, что это апробация новых статей, которые через некоторое время ожидают федеральных журналистов.
Марьяна Торочешникова: Магомед, чем, на ваш взгляд, помешал конкретно Гаджиев? Почему выбрали его?
Магомед Магомедов: Абдулмумин Гаджиев из всего коллектива "Черновика" – наиболее удобная для силовиков мишень. С 2003 года газета "Черновик" находится в постоянном конфликте с отдельными высокопоставленными представителями правоохранительных органов Республики Дагестан, а также практически со всей политической элитой республики. Публикации нашего издания: антикоррупционные расследования, даже просто форма подачи репортажей – очень сильно оскорбляют нашу действующую власть. Например, мы пишем о том, что подросток, сын прокурора подозревался в изнасиловании девушки, и, конечно, тем самым вызываем очень сильную обиду у его отца. Или, например, мы пишем о том, что какой-то министр на каких-то подрядах присвоил достаточно крупную сумму денег. Конечно, мы тем самым вызываем очень сильную обиду и у этого министра, и у его родни, и у тех, кто его "крышует". Понятно, что достаточно хороший канал финансирования из государственного бюджета в личный бюджет может прекратиться или существенно сократиться.
Марьяна Торочешникова: Но если я ничего не путаю, то этого министра привезли в Москву и будут там судить.
Магомед Магомедов: Его еще не привезли. А о тех, кого привезли, мы тоже писали...
Если сейчас пойдут по традиционным схемам – будут подбрасывать сотрудникам "Черновика" оружие, наркотики или еще что-то, то станет очевидно, что идет преследование газеты: мы не употребляем наркотики, а то оружие, которое у нас есть, находится в легальном поле.
Дело в том, что Абдулмумин Гаджиев является салафитом – представителем нетрадиционного ислама. Учитывая, что в республике наблюдается очень мощная конфронтация между традиционным и нетрадиционным исламом, а также то, что благодаря усилиям правоохранительных органов любой бородатый мусульманин обязательно воспринимается как террорист, был упор именно на эту информационную составляющую. Кроме того, когда-то в прошлом он взял достаточно невинное интервью у Абу Умара Саситлинского, известного дагестанского проповедника, – и появилось формальное основание начать его преследовать в уголовном порядке. Но на тот момент Абу Умар Саситлинский не находился в розыске, более того, он очень тесно контактировал с официальным духовенством, с Муфтиятом Республики Дагестан, вместе с представителями Муфтията ездил в Сирию, осуществлял какие-то благотворительные проекты. Муфтият через центральную мечеть Махачкалы перечислял на его счета (в том же фонде "Ансар") довольно крупные суммы денег.
Марьяна Торочешникова: Финансировал терроризм?
Магомед Магомедов: Я не хочу так говорить, потому что абсолютно не согласен с такой формулировкой. Скажем так: доказательная база в отношении Ахмеднабиева достаточно сомнительна. Ему до сих пор, по сути, ничего не предъявлено. Но уголовное дело и ссылки оперативной службы, что у них есть информация (а как ее проверить?) о том, что кто-то осуществляет преступную деятельность, почему-то служат основанием для того, чтобы задерживать людей, предъявлять им какие-то обвинения, держать их в СИЗО.
Магди Камалов: "Черновик" своими публикациями раздражает всех вороватых чиновников в Дагестане и тех, с кем они общаются в Москве. А Роскомнадзор России и Роскомнадзор Дагестана тоже следят за нашей деятельностью. И если материал выходил в 13-м году, и у Роскомнадзора в Москве, который тщательно отслеживает каждую букву, нет никаких претензий, то почему вдруг в 2019 году вспомнили об этом?.. Это же нонсенс!
Надо начинать с дела пастухов Гасангусейновых. Эти два брата-пастуха были нечаянно убиты силовиками у селения Гоор-Хиндах. Там проходила какая-то операция, выявляли каких-то боевиков, находившихся где-то в горах, и была информация, что они спустятся по тропе в село. Видимо, у тех, кто отслеживал, как они выглядят, и тех, кто должен был их уничтожить, не было связи между собой. Снайперы ожидали, что придут два боевика, а в это время по этой тропе 15–16-летние мальчишки спускались в село поужинать. Надо было просто извиниться, объяснить, что произошла нелепая ошибка, и ничего не было бы. А они объявили убитых мальчишек боевиками, отказались возбуждать уголовное дело и признавать их отца потерпевшим. С этого все и началось. Их отец начал выходить на митинги, мы это освещали, указывали фамилии тех, кто был задействован в спецоперации. И за это мы получили галочку от ФСБ. Началась месть.
Марьяна Торочешникова: Тем более что Абдулмумин оказался салафитом: в России никто не запрещал салафитское учение, но считается, что его последователи какие-то неблагонадежные.
Магди Камалов: Один байкер-дагестанец, приехавший из Москвы, не смог выехать обратно в Москву, потому что за те два месяца, что он находился в Москве, оказывается, участковый поставил его на профилактический учет. Так что не обязательно мусульмане: любой, кто носит бороду, может попасть на профучет.
Марьяна Торочешникова: А вы чувствуете, что кто-то в республике поддерживает Абдулмумина в этой ситуации?
Магди Камалов: Я чувствую поддержку со стороны наших читателей, но не чувствую поддержки со стороны государственной власти, хотя нет никаких доказательств вины Гаджиева. Следователи на суде высказывают какие-то свои мнения, отличные одно от другого. А поддержка читателей колоссальная. Мы ждем санкционированного митинга…
Марьяна Торочешникова: Который вам уже 130 раз не согласовывали…
Магди Камалов: Минюст отказал нам и на суше, и на море. Мы отправляли уведомления о проведении митинга на острове Тюленьем, хоть где-нибудь, но нам отказывают. Но мы не оставляем это дело, подаем апелляции, кассации. Мы дойдем до Верховного суда России.
Марьяна Торочешникова: Понятно, какого исхода этого дела вы ожидаете: его нужно прекращать...
Магди Камалов: Там нет ни одного доказательства! Если вы говорите, что он финансировал терроризм, покажите банковские переводы, транзакции, покажите хоть какой-то факт, доказывающий, что перечислялись какие-то деньги! И разве написание статей является финансированием терроризма? Я считаю это угрозой всей журналистке России.
Марьяна Торочешникова: Да, создается опасный прецедент. Фактически применяется обратная сила закона.
Если вы говорите, что он финансировал терроризм, покажите банковские переводы, транзакции, хоть какой-то факт, доказывающий, что перечислялись деньги!
Магди Камалов: Конечно! Вот, скажем, Собянина посадят через год, и всех, кто писал в этом году, что Собянин хороший мэр, можно сажать.
К НАЧАЛУ УЧЕБНОГО ГОДА ГОТОВЫ?
В этом году в российские школы пойдут 16,5 миллиона школьников, почти 2 миллиона из них – первоклашки.
Родителям девочек сборы в школу в этом году обойдутся почти на 4,5 тысячи рублей дороже, чем родителям мальчиков, – к такому выводу пришел Росстат. Служба опубликовала отчет о стоимости базового комплекта первоклассника в разных регионах России. В комплекте: форма, рюкзак, канцелярские принадлежности, учебники.
Выяснилось, что средние затраты на сборы в школу составят 18,5 тысячи рублей для мальчиков и 22 тысячи 956 рублей для девочек. Дороже всего собрать в школу девочек на Камчатке – понадобится 31 тысяча 700 рублей, а мальчиков – на Чукотке: 24 тысячи 800 рублей.
Но даже со всем необходимым для школы или детского сада вашего ребенка вовсе не обязательно туда примут, особенно если у вас неподходящая регистрация, а то и вовсе нет никакой. Об этом расскажут Кирилл Дружинин, секретарь межрегионального общественного движения "Российским детям – доступное дошкольное образование", и юрист Комитета "Гражданское содействие" Мария Красова. Мария помогает семьям мигрантов и вынужденных переселенцев устроить их детей в российские детские сады и школы.
Кирилл Дружинин: Верховный суд в этом году рассмотрел сразу два дела: одно из Ленинградской области, другое из Москвы. Родительское сообщество очень долго добивалось этого, и у одной мамы это получилось. Верховный суд (что очень необычно для него) не стал направлять дело на новое рассмотрение. Там отказывали в удовлетворении административных исков о признании незаконным бездействия местных властей по поводу предоставления ребенку места в детском саду.
Марьяна Торочешникова: Иными словами, если ребенку, который живет на конкретной территории, требуется ходить в детский сад, то его обязаны туда оформить.
Кирилл Дружинин: Да. Есть обязанность либо оформить его в этот детский сад, либо, если там не хватает мест, создать эти места – путем создания новых образовательных учреждений, строительства дополнительных зданий и так далее.
В делах, которые рассматривал Верховный суд, шла речь о том, чтобы предоставить место в доступной близости. В первом случае предложили место в 50 километрах от дома, причем туда даже нет прямого транспортного сообщения: ехать три часа. А в случае с Москвой дети с временной регистрацией туда не допускаются. Здесь суд даже не стал смотреть ни на регистрацию, ни на очередь и постановил рассмотреть вопрос о предоставлении места в детском саду. И начиная с этого момента судебная практика кардинально поменялась сначала в Ленинградской области, а сейчас и в Москве – суды встают на сторону детей, вне зависимости от обстоятельств. Место обязаны предоставить, если ребенок достиг установленного законом возраста, стоит в электронной очереди и есть соответствующее заявление от родителей.
Мария Красова: А нам удалось добиться хороших результатов и в Мосгорсуде по школам, и в Верховном суде по детским садам. По детсадам у нас вышло апелляционное определение Верховного суда, которое говорит, в том числе: "Часть 3 статьи 67 федерального закона об образовании связывает прием детей в детские дошкольные организации не с регистрацией, а с проживанием на территории, закрепленной за образовательным учреждением". То есть предъявление сведений о регистрации не является обязательным.
По школам мы добились успеха еще и в 2015 году. Тогда Верховный суд тоже указал на то, что сведения о регистрации необходимы только для первоочередного зачисления детей в первые классы. Для всех остальных классов предоставление сведений не обязательно.
Марьяна Торочешникова: А практика каким-то образом изменилась или нет? Это же самое главное. Как доказать, что ты живешь именно там? Чиновники же по-прежнему упорно настаивают на том, что регистрация – это "наше все" для решения любых вопросов.
Мария Красова: Регистрация в отношении школы и детского сада нужна только для получения подушевого финансирования: этого не скрывают ни администрации школ, ни Департамент образования.
Комитет "Гражданское содействие" занимается помощью детям беженцев и трудовых мигрантов. Заявители нашей категории, как правило, имеют не регистрацию, а миграционный учет, которого по базам вообще не видно, и непонятно, зачем его требовать. При этом мы попадаем в совершенно абсурдную ситуацию, когда дети, проживающие совершенно легально, у которых есть постановка на миграционный учет (в народе именуемая "регистрацией"), в школу не попадают, потому что постановка на миграционный учет – это, конечно, не сведения о регистрации по месту жительства или по месту пребывания, не форма три и не форма восемь. И эти дети вообще не идут в школу.
Марьяна Торочешникова: И теперь это изменится, детки из тех семей, которым вы помогали, 2 сентября пойдут в школу?
Мария Красова: Слава богу, тех детей, которыми мы начинали заниматься в середине года, мы в этом году устроили. А вот у детей, которыми мы начали заниматься летом, вдруг всплыли неприятности, и я боюсь, что мы не успеем устроить их раньше Нового года, потому что это судебный вопрос. Департамент образования уже понял, что действует не совсем правильно, суды тоже встают на сторону родителей, но администрации школ пока не в курсе, что нельзя требовать регистрацию и отказывать детям, имеющим миграционный учет. К сожалению, не проведено никакой целенаправленной программы по объяснению руководству школ, какие документы необходимо требовать, а какие – нет. Они просто не в курсе и при этом боятся каких-то непонятных проверок со стороны департамента.
Марьяна Торочешникова: Что все-таки должно произойти, чтобы эта практика изменилась? Не ходить же по каждому поводу в Верховный суд…
Кирилл Дружинин: Проблема в том, что просто физически не возводится достаточное количество детских садов, поэтому походы в суд будут продолжаться. У нас же проблема с тем, чтобы ребенку предоставили место рядом с домом. Вводятся новые жилые комплексы, которые должны предусматривать в своем составе детские сады. Эта проблема существует во всех крупных городах. Постоянно возникает социальная напряженность.
Марьяна Торочешникова: А я знаю, что вы раздобыли какое-то замечательное разъяснение то ли Минстроя, то ли еще какой-то организации, вооружившись которым теперь можно, как копьем или флагом, размахивать перед чиновниками и требовать от них, в том числе, строительства детсадов.
Кирилл Дружинин: Да. Когда в судах заходит речь о предоставлении места в детском саду в доступной близости, мы всегда говорим о нормативах градостроительного проектирования, которые принимаются на региональном и местном уровне. Там указывается, какое количество мест в детских садах должно быть на тысячу жителей: например, в Подмосковье – 65 мест, в Санкт-Петербурге, в Ленинградской области – 60 мест, в Москве – от 35 до 55. И у нас имеются строительные правила и нормы, принятые соответствующим приказом Минстроя, где указано, какое расстояние должно быть до детского сада в зависимости от того, город это или сельская местность, в зависимости от этажности территории. До детского сада должно быть от 300 до 500 метров.
Например, в Кирове ситуацию довели до того, что там 33 человека одновременно подали иск в суд о признании незаконным бездействия местной администрации в обеспечении их детей местами рядом с домом.
У нас есть определение, что такое "доступность образования", и оно включает в себя не только его бесплатность, но и физическую доступность. А в судах представители администраций говорят нам, не стесняясь, что эти нормативы градостроительного проектирования имеют рекомендательный характер. Нам надоело это слушать, и я сделал запрос в Минстрой, который четко и ясно ответил, что это обязательные нормативы. А это означает, что те жилые комплексы, которые сейчас возведены без достаточного количества мест в детских садах... Это очень легко посчитать: многоквартирный дом на тысячу квартир рассчитан на проживание 2 тысяч 700 человек. Соответственно, из расчета 65 мест на тысячу жителей, должно быть почти 180 мест, то есть рядом должен быть построен полноценный детский сад, либо хотя бы на первых этажах предусмотрены помещения для дошкольных групп. Но ничего этого не происходит. А нормативы градостроительного проектирования существуют для того, чтобы правильно планировать территорию. Как только у нас строится жилой комплекс из 10 многоквартирных огромных домов на 21 тысячу жителей, там должно быть 1200 мест в садах, а на самом деле – всего 400 мест (в Видном такая история). При планировке территории местные власти этого не предусмотрели: почему, если у нас есть четкие нормативы?
Марьяна Торочешникова: Потому что можно вместо детского сада построить что-то другое: например, какой-нибудь торговый комплекс или частный детский сад! Или сначала строили детский сад или школу для всех, а потом сделали это платным учреждением.
Кирилл Дружинин: Это происходит повсеместно. И теперь у судов имеется повод для признания незаконным бездействия администрации в обеспечении ребенка местом в образовательном учреждении рядом с домом. Это доказано.
Марьяна Торочешникова: Предлагаем вашему вниманию светлый сюжет Анастасии Тищенко, редкий для нашей программы. Хотя начинается он довольно грустно, потому что в школу или в детский сад в сентябре не пойдут те дети, которые сейчас лежат в больнице, в хосписе или нуждаются в постоянном присмотре. Для помощи им благотворительный фонд "Вера" уже пять лет в начале учебного года проводит акцию "Дети вместо цветов".
Я все-таки хочу понять, что сейчас происходит с очередями в детские сады, о которых так много и долго говорили. Их обещали ликвидировать, но они все равно оставались, а потом начиналось какое-то жульничество. Вот за этот год изменилась ли практика в этой части?
Все осталось по-прежнему: не хватает мест, предлагают место далеко от дома, родители отказываются
Кирилл Дружинин: Садики действительно строят, но нельзя сказать, что очереди прекратились. Ко мне поступает огромное количество просьб помочь с устройством ребенка в детский сад. Все осталось по-прежнему: не хватает мест, предлагают место далеко от дома, родители отказываются, детей перекидывают в очереди на следующий год. И только когда вмешиваются суды, дети начинают получать места.
Марьяна Торочешникова: А можно добиться от чиновников компенсации, особенно сейчас, после разъяснений Верховного суда и Минстроя? Если ребенка не удалось устроить в детский сад, можно добиться компенсации за расходы на няню, например?
Кирилл Дружинин: Сначала нужно выиграть дело в суде, чтобы было признано незаконным бездействие местных властей, и после этого выходить с гражданским иском о возмещении убытков. Это реально.
Марьяна Торочешникова: А какие компенсации назначают в таком случае?
Кирилл Дружинин: По убыткам – тут все зависит от того, насколько правильно оформлены документы. Нужно предъявить договор с няней или с частным садом. Здесь действительно есть на что надеяться. Самое главное – выиграть административный иск.
Марьяна Торочешникова: А сейчас такая возможность уже появилась?
Кирилл Дружинин: Она появилась в связи с позицией Верховного суда и в связи с тем, что у нас суды нижестоящих инстанций стали принимать во внимание эту позицию, особенно в тех регионах, которых она касалась.
Марьяна Торочешникова: А сколько времени в среднем занимает этот путь?
Кирилл Дружинин: Если дело доходит до решения суда, то, как правило, от трех до пяти месяцев. Все зависит от региона. В Москве суды очень заняты, и здесь это может длиться до полугода. В других регионах это может решиться в течение двух-трех месяцев, а иногда бывает, что решается в досудебном порядке. Например, на днях мы вместе с одной мамой обрадовались, что до вынесения решения суда место было предоставлено ребенку с временной регистрацией. Такого вообще очень давно не было.
