- Руководитель Шереметьевского профсоюза бортпроводников объявила голодовку, другие сотрудники авиакомпаний массово берут "больничные".
- В Москве развивается конфликт вокруг планов открыть социально-реабилитационный центр для бездомных.
Соцсети сообщают: пилоты и бортпроводники "Аэрофлота" устроили тихую забастовку в знак протеста против условий труда, а руководитель Шереметьевского профсоюза бортпроводников объявила голодовку, требуя пересмотреть отношение руководства компании к сотрудникам. В "Аэрофлоте" сообщения о забастовке назвали "фейком", а профсоюз бортпроводников – не заслуживающим внимания.
Объявившая голодовку глава Шереметьевского профсоюза бортпроводников Илона Борисова рассказала Радио Свобода о том, что вынудило ее пойти на эту крайнюю меру.
Видеоверсия программы
Илона Борисова: Мы знаем положение бортпроводников изнутри. Они обращаются в профсоюз, идут регулярные жалобы. Очень многие спрашивают, как выгоднее уволиться с работы.
Марьяна Торочешникова: То есть речь идет уже не о том, как добиться прибавки к зарплате или изменения условий труда, а о том, как уволиться с наименьшими потерями?
Илона Борисова: Совершенно верно. Очень многие бортпроводники не выдерживают таких условий труда и покидают авиакомпанию. Это очень тревожный сигнал: в день, по нашей информации, поступает от 15 до 20 таких заявлений, то есть это регулярная текучка кадров. Получается, что очень выгодно постоянно обновлять состав и постоянно обучать новых бортпроводников, которые приходят на борт. Иногда старшие бортпроводники попадают в тупик, поскольку бригада сформирована из сотрудников со стажем два, три, шесть месяцев, и, соответственно, встает вопрос о распределении обязанностей.
Марьяна Торочешникова: Когда вы объявляли голодовку, вы хотели привлечь внимание в том числе и к текучке? Почему такая крайняя мера?
Илона Борисова: В том числе. Бортпроводников перестали устраивать условия труда в целом. Это и тяжелый график, и невыдача отпусков в полном объеме, хотя дни уже начислены и выработаны, и запросы о выходных на определенные даты, которые не удовлетворяются, и возможность реализации своих трудовых прав, которую "Аэрофлот" вообще никак не принимает.
Марьяна Торочешникова: Насколько я понимаю, у вас есть претензии и к форме.
Илона Борисова: Да, форменная одежда очень красивая, эффектная, но в ней летом жарко, а зимой холодно: она не многослойная. А в самолетах холодные полы, не работает обогрев вестибюлей, бортпроводники замерзают, а это уже предпосылка к тому, чтобы взять "больничный".
Марьяна Торочешникова: Каков обычный режим работы в России для бортпроводника, который не слишком перерабатывает и не живет на льготных условиях? Как часто он летает? И сколько ему в среднем за это платят?
Илона Борисова: Наша летная работа регулируется Положением о рабочем времени и времени отдыха – это приказ номер 139 от нашего регулятора, Минтранса. Там обозначены минимумы, к которым как раз и стремится работодатель. Но при желании он, конечно, может и увеличить время отдыха, и спланировать работу бортпроводника так, чтобы тому было удобно. Для этого необходима только воля руководства.
С 2016 года у нас развивается тема дискриминации: есть бортпроводники, которые допущены на элитные направления (в основном зарубежные) с хорошим отдыхом, и есть бортпроводники, которые принудительно летают короткими рейсами по России.
Марьяна Торочешникова: А чем хуже короткий рейс по России длинного рейса за рубеж?
Мы все-таки существуем в рыночных условиях, и бортпроводники "голосуют ногами", то есть уходят туда, где лучше
Илона Борисова: Это отражается на заработной плате, на суточных: разница иногда достигает десяти тысяч рублей. У нас имеется санитарная норма: 80 часов в месяц полетного времени, – а как она будет делиться на рейсы? Если бортпроводник выполняет в течение месяца два-три длинных рейса, а остаток добивает одним-двумя короткими, то междусменный отдых увеличивается пропорционально проведенному полетному времени. То есть он находится в более выгодных условиях и более качественно отдыхает, по сравнению с теми бортпроводниками, которые летают короткими рейсами. Та же норма в 80 часов разделяется на такие полеты, например, как в Мурманск – это примерно два часа туда и два часа обратно, то есть четыре часа полетного времени в день. Но ведь нужно накопить эту норму. Получается, что наши бортпроводники ходят на работу практически каждый день.
Марьяна Торочешникова: Чтобы налетать этот норматив и получить зарплату?
Илона Борисова: Да. При этом выходной составляет всего 42 часа в неделю. В отличие от других, скажем, наземных профессий, у нас рабочее время и время отдыха считается в часах. Например, выходной клерка в офисе составит 64 часа: с 17 часов пятницы, потом полноценные двое суток и еще утро понедельника, поскольку он приходит на работу в 9. По сравнению с теми, кто работает на земле, мы находимся в более ущербном положении, поскольку отдыхаем меньше, хотя работаем во вредных и опасных условиях.
Марьяна Торочешникова: С другой стороны, всякие начальники любят говорить: "Вам не нравится – так и не работайте, уходите, ищите другую работу, где будете отдыхать больше".
Илона Борисова: Это крайне неверный подход, поскольку он не направлен на сохранение коллектива, на накопление опыта сотрудниками. Мы все-таки существуем в рыночных условиях, и бортпроводники "голосуют ногами", то есть уходят туда, где лучше.
Марьяна Торочешникова: Ну, они ушли – возьмут новых. Кто от этого потеряет?
Илона Борисова: Теряем от этого мы: теряем профессию, накопление опыта, а пассажиры получают менее опытных бортпроводников.
Марьяна Торочешникова: А какой опыт должен быть у бортпроводника во время полета? Дел-то – проверить посадочные талоны, рассадить, закрыть полки, проверить, как пристегнулись...
Илона Борисова: Вы видите ситуацию глазами пассажира. В чем сложность профессии? В голове у бортпроводника идет регулярная расстановка приоритетов: что важнее на данный момент – обеспечение безопасности или сервисная услуга? Приоритет, естественно, за безопасностью, поэтому бортпроводник постоянно принимает какие-то решения, следит за ситуацией и в любую минуту должен быть готов включиться, чтобы ее разрешить. Наша основная задача в том, чтобы пассажиры не пострадали.
Марьяна Торочешникова: То есть к бортпроводникам нужно относиться как к членам службы безопасности, а не как к официантам?
Илона Борисова: Когда вновь поступающие бортпроводники приходят на обучение, психолог задает им вопрос: "Из каких элементов других профессий состоит профессия бортпроводника?" И идет перечисление: медсестра, педагог, полицейский, воспитатель... Тут можно набрать порядка 20 профессий, потому что бортпроводнику приходится постоянно урегулировать какие-то ситуации и искать подход к людям.
Марьяна Торочешникова: И сколько за все это платят бортпроводникам?
Илона Борисова: Зарплата у нас не фиксированная, и это очень плохо, поскольку она также является инструментом давления на бортпроводника. У нас очень маленький оклад. Оплата полетного времени – одна из основных частей заработной платы – складывается из расчета того полетного времени, которое запланирует работодатель. Повлиять на количество запланированного и отработанного времени бортпроводник никак не может. Ему дали 80 часов – он отработает, а если ему запланировали 50–60, то он будет налетывать эту норму, но в таком случае разница в зарплате будет значительной.
Марьяна Торочешникова: Если начальство благосклонно к бортпроводнику, какова его зарплата? У него дальние международные перелеты, удобный график...
Илона Борисова: Порядка 90 тысяч рублей.
Марьяна Торочешникова: А если у него какой-то конфликт с работодателем, и ему ставят неудобные короткие смены?
Илона Борисова: Порядка 40–50 тысяч. Но при этом, когда объявляется очередной набор бортпроводников, работодатель ведь заявляет очень неплохую заработную плату, возможный максимум, но совершенно не гарантированный работнику. В договоре прописывается, что нашим бортпроводникам предоставляются услуги медицинского центра, бесплатные и мильные билеты, какие-то путевки. Но для того, чтобы получить какую-то медицинскую услугу в нашем медицинском центре, нужно очень сильно постараться: там колоссальные очереди, не бывает каких-то специалистов и так далее. Программа добровольного медицинского страхования в этом году сокращена. А получение билетов – это вообще отдельная тема: если бортпроводник получил хотя бы одно взыскание, например выговор, то следующим приказом его лишают возможности пользоваться бесплатными или мильными билетами.
Марьяна Торочешникова: То есть надо быть очень лояльным?
Илона Борисова: Да. Но при этом человек категорически отрекается от личной жизни: он постоянно на телефоне, его в любой момент могут дернуть. Он жертвует отпусками и выходными, и вся его жизнь уходит на работу.
Марьяна Торочешникова: Насколько я понимаю, вы объявили голодовку, чтобы привлечь к этой ситуации внимание не только руководства компании, но и общественности, и тех, кто летает самолетами.
Илона Борисова: Да, это так.
Марьяна Торочешникова: Вас поддержали и другие бортпроводники, которые не голодают, но, как сообщается в соцсетях, берут "больничные". Сколько сейчас уже таких людей? И действительно ли это какая-то акция, а не сезонная заболеваемость, как говорили в компании?
Илона Борисова: Мы сами удивились. Пошла спонтанная акция, мы смотрели, к чему это приведет, и в конце концов пришли к мнению, что надо прилагать какие-то усилия, чтобы эти бортпроводники не пострадали. При этом мы даже не знаем инициаторов. Но самое интересное, что бортпроводники из других компаний также подключились к этой волне: "больничные" берутся массово. В одной из авиакомпаний администрация вызванивает тех, кто находится в отпуске, чтобы обеспечить рейсы бортпроводниками.
Марьяна Торочешникова: Например, в "Аэрофлоте", как они говорят, восемь с половиной тысяч бортпроводников. Сколько из них, по вашим сведениям, участвует в этой тихой забастовке?
Илона Борисова: У нас непроверенные данные, но несколько сотен уже есть.
Марьяна Торочешникова: Насколько это критично для работы компании?
Илона Борисова: Ввиду того, что в "Аэрофлоте" постоянная нехватка бортпроводников, полагаю, что скоро может наступить предел, и какой-то из рейсов будет отменен. Но такую информацию "Аэрофлот", естественно, не выдает на публику: он тщательно следит за своим имиджем и не допускает негативных высказываний в СМИ или социальных сетях. Существует специальная электронная система мониторинга, и если выявляются сотрудники авиакомпании, которые позволили себе негативно высказаться на публику, то их наказывают.
Марьяна Торочешникова: Руководство компании каким-то образом пыталось связаться с вашим профсоюзом, о котором они почему-то отзываются несколько пренебрежительно, судя по их комментариям?
Илона Борисова: Нет. У нас нет конструктивного диалога, в результате которого работодатель исправлял бы какие-то нарушения, на которые мы укажем. У нас постоянное противоборство. Ну, естественно: мы же им мешаем.
Марьяна Торочешникова: Это правда, что в ваш профсоюз входят 13 человек?
Илона Борисова: Это 13 человек, которые оплачивают взносы через бухгалтерию, то есть те люди, которых видит "Аэрофлот".
Марьяна Торочешникова: А сколько у вас сочувствующих среди бортпроводников?
"Аэрофлот" очень сильно ударил деньгами по членам нашего профсоюза, когда начислялись годовые премии
Илона Борисова: Мы не оглашаем такие данные. "Аэрофлот" очень сильно ударил деньгами по членам нашего профсоюза, когда начислялись годовые премии: прошлись по тем же спискам в бухгалтерии, выявили членов нашей организации, и премиальная выплата им была порядка полутора-двух тысяч, а у остальных бортпроводников она составила около ста тысяч.
Марьяна Торочешникова: А чего вы ждете от руководства?
Илона Борисова: Мы надеемся на здравомыслие высшего руководства, надеемся, что они все-таки вступят с нами в переговоры. К переговорному процессу с участием совета директоров мы также приглашаем основного акционера нашего общества – правительство Российской Федерации. Уважаемые руководители государства и компании, уже пора что-то делать!
Марьяна Торочешникова: То есть вы прекратите свою голодовку тогда, когда кто-то заявит о намерении начать переговоры?
Илона Борисова: Конечно. Нам необходимо получить гарантии, что переговоры состоятся и наш вопрос все-таки будет решаться.
В Москве развивается конфликт вокруг попытки открыть социально-реабилитационный центр для бездомных. Одна инициативная группа неравнодушных граждан при поддержке части муниципальных депутатов собирает подписи против приюта, другая помогает сотрудникам "Ночлежки" – организации, которая и инициировала открытие центра, – найти поддержку среди москвичей.
Ситуацию комментирует директор московского филиала общественной организации "Ночлежка" Дарья Байбакова.
Дарья Байбакова: Нельзя сказать, что работа у "Ночлежки" в Москве не идет, потому что с мая 2018 года работает наш филиал. Здесь действительно сложнее, чем в Петербурге, открыть проекты помощи, но не только в этом заключается работа "Ночлежки". За это время мы, например, инициировали и провели спецзаседание Совета по правам человека по помощи бездомным, что случилось первый раз в истории. Это очень важное событие.
Что касается проектов, в Москве это получается непросто, каждый раз возникают какие-то активисты, которые выступают против. С другой стороны, нам очень радостно, что становится все больше и больше людей, поддерживающих нас. Год назад москвич запустил петицию в поддержку наших проектов, и ее подписали 80 тысяч человек. Спасибо всем!
Марьяна Торочешникова: Почему в Москве такое отторжение проекта? В Санкт-Петербурге "Ночлежка" работает уже много лет. Я читала в соцсетях: это уже такая же визитная карточка города, как Исаакиевский собор, усы Боярского, команда "Зенит".
Дарья Байбакова: Сложно сказать. Но "Ночлежка" появилась в Петербурге в 1990 году, и все-таки 90-й год в Петербурге – это совсем не то же самое, что 2018-й в Москве. И времена были другие, и в Москве был другой уровень жизни. Тогда тема бедности и бездомности (а бездомность – это прямое следствие бедности) казалась ближе и понятнее.
Марьяна Торочешникова: Тогда огромное количество людей просто в одночасье лишились жилья, страна вообще развалилась, приезжали люди из других республик, был такой наплыв...
Дарья Байбакова: Москва – это город, где довольно много нацеленности на успех, и понимание этой темы сейчас дается сложнее. С другой стороны, за 29 лет работы "Ночлежки" в Петербурге было больше общественного обсуждения темы бездомности. В Москве и "Ночлежка" как организация гораздо менее известна. И вообще, тема бездомности окружена таким количеством мифов и стереотипов, что людей, которые мало про это знают (а люди действительно мало про это знают), это пугает.
Марьяна Торочешникова: Как можно успокоить москвичей? Как объяснить им, что появление реабилитационного центра, например, в Бумажном проезде вовсе не означает, что бомжи распространятся по всей близлежащей территории?
Дарья Байбакова: Мы стараемся рассказывать разными способами. Мы выпустили большой документ, в котором собрали ответы на часто задаваемые вопросы. Мы зовем жителей района обсудить эти проблемы. Вчера мы опубликовали приглашение на экскурсию в Петербург: благодаря московскому меценату, который выделил на это пожертвования, мы готовы привезти туда нескольких жителей, чтобы они посмотрели, как это устроено.
Марьяна Торочешникова: А насколько оправдан этот аргумент, что бездомные, которые будут концентрироваться вокруг "Ночлежки", если они вдруг не окажутся там (например, их не примут), станут оседать по близлежащим кварталам?
Тема бездомности окружена таким количеством мифов и стереотипов, что людей, которые мало про это знают, это пугает
Дарья Байбакова: Он совсем не оправдан. Те, кого больше всего опасаются жители, – это люди с большим стажем бездомности. Им больше всего нужна не помощь юристов и социальных работников – на это у них уже обычно не хватает внутренних ресурсов – а помощь с едой, с возможностью переночевать или получить одежду. Открывать такие проекты мы не планируем. Мы планируем открыть консультационную службу и реабилитационный приют – это те проекты, в которые приходят люди, желающие выбраться с улицы. Там не будет никакой очереди, потому что внутри этого помещения будет зал, где можно подождать приема юристов или социальных работников.
Бездомные люди – это прежде всего люди. И если они не могут получить ту помощь, которая им нужна, им нет совершенно никакой необходимости ехать из одного конца города в другой – в место, где им не смогут помочь.
Марьяна Торочешникова: А как они узнают о том, что вы им там не поможете? Думаете, сработает "сарафанное радио"?
Дарья Байбакова: Конечно. У нас 29 лет опыта работы, и мы точно знаем, что оно действительно работает. Кроме того, мы с нашими коллегами из других некоммерческих организаций хорошо знаем друг друга, и через их проекты мы сможем распространять информацию о том, какую помощь можно получить в наших проектах. Кроме того, есть люди, которые сейчас находятся под угрозой увольнения или зарабатывают совсем немного, они могут снимать только койку в общежитии и все время находятся под угрозой оказаться на улице, но это не значит, что у них нет телефона, доступа в интернет. Многие изучают, как работают проекты, чтобы обратиться за помощью.
Марьяна Торочешникова: Удивительно, что некоторые ваши коллеги по общественным движениям не особенно вас поддерживают. Например, в Москве уже достаточно много лет существуют трудовые дома "Ной". Как я понимаю, они без энтузиазма встретили всю эту историю с "Ночлежкой", ребята оттуда говорят: "Мы все это уже проходили: пытались кормить бездомных, одевать их, давать им ночлег, но это никак не уводило их с улицы. И мы поняли: чтобы увести их с улицы, нужно работать по нашим правилам и стандартам". Задача "Ночлежки" – все-таки увести этих людей с улицы, помочь им, или помогать вне зависимости от мотивации человека?
Дарья Байбакова: Важно, что есть понятые и измеримые результаты нашей работы. Мы собираем статистику и знаем, что больше половины людей, которые проходят через консультационную службу и приют в Петербурге, выбираются с улицы и возвращаются в обычную жизнь. Мы долго к этому шли и очень этим гордимся, ведь это действительно много. Наша задача – не просто забрать человека с улицы и поселить в какой-то дом, а быть для него такой площадкой, с помощью которой он сам выберется: помочь ему найти работу, дать возможность немножко пожить в приюте, пока он накопит деньги и съедет. Важно, чтобы человек вернулся и зажил обычной жизнью – так, как он хотел бы жить.
Марьяна Торочешникова: Но вы же не будете отрицать, что очень многие бомжи, которые ведут совершенно асоциальный образ жизни, – просто больные люди? В основном это алкоголики, которых нужно лечить. Вы планируете оказывать помощь таким людям?
Дарья Байбакова: Каждый год к нам обращаются больше девяти тысяч человек, мы собираем статистику и анализируем данные, и вот по нашим данным, алкоголь является следствием бездомности, а не ее причиной. Жить на улице довольно тяжело, а алкоголь – это самый простой и самый дешевый способ как-то пережить ночь, согреться.
В Петербурге у нас есть проект под названием "Дом на полдороги". Это небольшой приют, где живут люди, работающие по программе "Работа с зависимостью". Мы понимаем, что помогать человеку, у которого есть сложности с зависимостью, например, искать работу или заниматься восстановлением документов просто бессмысленно: сначала нужно решить проблему с зависимостью. Если бы у нас была возможность, мы бы все наши петербургские проекты с удовольствием перенесли в Москву.
Марьяна Торочешникова: Но вам сейчас даже прачечную открыть не дают.
Дарья Байбакова: Мы планируем открывать прачечную, в ближайшее время задача – открыть приют и консультационную службу. Конечно, они не смогут помочь всем людям, которым нужна помощь в Москве. Приют будет рассчитан на 20 человек, то есть в среднем примерно 50–60 человек смогут жить там в течение года. И это много. Даже если мы сможем помочь такому количеству людей, это важно.
Марьяна Торочешникова: А вас поддерживают чиновники, те люди, от которых зависит выдача каких-то разрешений?
Дарья Байбакова: Такие проекты не требуют никаких разрешений. Мы не делаем ничего незаконного. Не нужно никакого согласия муниципальных депутатов, согласования с жителями. Открывая такие проекты, мы зовем жителей поговорить про них, обсудить и посоветоваться, понимая, что жителям не все равно, что происходит в их районе. Мало зная про бездомность, они могут переживать, поэтому важно заранее рассказать им про то, как это будет устроено, вместе обсудить, как сделать работу этого проекта удобной для жителей района.
Марьяна Торочешникова: У всех желающих есть возможность поддержать проект "Ночлежка". Либо вы можете вести себя как некоторые муниципальные депутаты, которые говорят: "С какой стати мы будем обеспечивать безбедную жизнь на улице для бомжей?!" Сам оборот "безбедная жизнь на улице" довольно нелеп. Подумайте об этом!
