Василий и Наталья Кудзиновы познакомились в 1970-х в цирковом училище в Киргизии, всю жизнь работали эквилибристами, а выйдя на пенсию, решили открыть свое дело. Теперь Наталья продает билеты в кассе, ее муж Василий дрессирует обезьян, их дочь Оксана ведет бизнес, а 11-летняя внучка Эвелина ухаживает за животными и готовится стать воздушной гимнасткой. В этом сезоне передвижное шапито гастролирует по маленьким городам Подмосковья, жителям которых сложно и дорого добраться до стационарного цирка в Москве.
В России несколько сотен шапито. Их владельцы, как правило, – бывшие сотрудники Союзгосцирка, а потом Росгосцирка. Большая часть цирков семейные – мастерство передается из поколения в поколение, цирковые дети учатся у родителей трюкам и обращению с животными. Династии начали складываться еще в советское время, о котором артисты вспоминают с ностальгией – тогда работать в цирке было престижно. Сейчас они жалуются на неуважительное отношение публики, отсутствие государственной поддержки, новые правила лицензирования и зоозащитников, требующих запретить дрессуру животных.
Наталья Кудзинова:
– Лицензия дается на один адрес. Но шапито и есть шапито, оно двигается. Заканчиваем один город – переезжаем в другой. А могут и не пустить. Бывает так, что мы приезжаем, а город "закрыт на карантин". У нас билеты проданы вперед, здесь аренда заканчивается, мы здесь продлить не можем. Что делать? Даже электричество в Мосэнерго – такое чувство, что ты на всю жизнь подключаешься. Столько документов, что мы плюнули и купили себе генератор.
Сейчас модно стало защищать животных. У меня просто зла не хватает. Мы их называем "зоошизиками". Что вы к циркам-то прицепились? Или вы мясо не кушаете, или в шубах не ходите? Они говорят, что мы издеваемся над животными. Но как можно издеваться? Забьешь собачонку – она с поджатым хвостом будет в манеже бегать. Дай ему палкой – он в жизни не пойдет работать. Неужели они не видят, что наши животные холеные, ухоженные. Да чтоб вы так жили, как эти животные! С утра до вечера не знаешь, чем их накормить повкуснее, чтобы они с настроением работали. Теперь хотят всех дрессировщиков аттестовывать. Но это профессия, которой не учат, она передается из поколения в поколение, с годами вырабатывается. Придут нас контролировать – а что они о змеях знают? Специалистов нет. А если мы приехали в городок небольшой, а там только по коровам ветеринар? Змеи, у них воспаление легких, и стоматиты, и гельминты – все как у человека. Сквознячок малейший – у них сопли будут, так же они и чихают, и кашляют, уколы им надо делать внутримышечно.
Василий Кудзинов:
– Все обезьяны разные. Этот талантливый, по трюкам делает все прекрасно, но по характеру он опасный, злой. А этот трусоватый немножко, он боится всего, на него даже кричать нельзя. По характеру они разные и по структуре тела – один тонкий, другой худой. Их подобрать надо, что он хочет делать, его талант. Дрессировщик на то и дрессировщик, чтобы выловить, что ему нравится, а не так, чтобы заставлять делать сложнейшие трюки. А если он не может, не получается у него? Этот любит кататься на гироскутере, а этот – акробат. Главное доверие – если он тебя принял, ты для него и вожак, и отец, и мать. Я иду в лес гулять – и он со мной, без поводка. Я иду купаться – он со мной ныряет.
Дрессировщица медведей Алена Маслянова:
– Цирк и был создан для того, чтобы в нем работали животные. Сама идея манежа – для того, чтобы там были лошади, верблюды, хищники. Подходить к цирку и кричать "отпустите животных" – безответственно. Как можно отпустить животное, которое ты, как своего ребенка, выкормил, вынянчил? Оно же больше не знает никого. Оно может истосковаться и умереть. Как можно менять среду обитания? Наши медведи выращены в неволе, уже в четвертом поколении. Если их выпустить в лес – они погибнут.
Дрессировщик Максим Маслянов:
– Мы не циркачи, мы цирковые артисты. Советский цирк был одним из самых лучших. Это сейчас, когда я говорю "я в цирке работаю", на меня смотрят, как будто я клоун. Раньше к нам с большим уважением относились, никогда не говорили "циркачи". Я был цирковым ребенком, у меня даже в голове не было другой профессии. Мне с детства говорили мои родители: это престижно, это хорошо. С 1988 года я был сначала учеником у отца в номере, а потом – "артист-дрессировщик, жонглер на лошади". В трудовой так записано, трудовая книжка у меня была в 15 лет. Я выезжал в манеж на двух лошадях, сверху на них стоял, рядом со мной еще стояла на этой лошади собака. На этой собаке попона была одета, на которую я сажал еще кошку, эта кошка с собаки мне на голову забиралась, все это везде было. Когда я был маленьким, со мной занимался мой дед. Ну, как он занимался? С утра физическая подготовка, то есть отжимания, приседания, стоечки, как я до сих пор проделываю. Принуждения никакого не было абсолютно.
11-летний эквилибрист Алекс Маслянов, сын Алены и Максима:
– Я – солнышко для моих родителей. Я – все будущее. Мои родители так говорят. Мы самые сильные, мы самые смелые. Папа мой возобновил жонгляж своего папы, я собираюсь повторить все, даже сделать лучше. Первое время я должен был войти в работу. Меня заставляли, били. Я так не хотел, бесился, кричал, плакал. Но потом я понял, что у меня очень хорошо стало получаться. Папа меня стал, наоборот, хвалить больше. Мне это понравилось. В итоге у меня получилось сделать пять катушек, встать и слезть – это было просто счастье. Папа был очень доволен. Я освоился и понял, что такое работа, что для меня это значит, что я эквилибрист на катушках и что быть как все абсолютно не надо.
Я имею свой доход: за медведей – около ста, эквилибр на катушках – тысячу рублей. Например, четыре представления отработать – это будет у меня 4500. Я могу просто сейчас пойти в магазин, потратить все свои деньги на телефон, на айфоны эти все. Мне это не нужно – это баловство. Мне в принципе важна только работа. Я люблю работать – это все.
Мои друзья – это только цирковые. Мне в принципе такие дети, которые не цирковые, не нужны, потому что они все глупенькие. Я отношусь к жизни и работе очень серьезно, а они беззаботные дети. Сейчас я перехожу в интернет-школу. Я не люблю школу вообще, я никогда ее не любил. Это просто тупое занятие детей в детстве. Там все матерятся, курят, пьют. Никто не растягивается, никто ничего не делает. Даже детям нечего возобновить от родителей, только лишь бы перейти в программистику, толстеть, ничего не делать, лениться. Наша цивилизация – ужас. Все толстеют.
У меня есть старший брат, которому 24 года, Ярослав Маслянов. Он даже раньше начал работать, чем я. Я с семи лет выступаю, а он начал в пять. У него все прекрасно получилось, он и хулахупами работал, и жонглировал, но он этого не хотел. И он сразу задумывал, что, когда ему исполнится 18 лет, он уйдет. Папа его очень жестко заставлял, но все зависит от желания. И как только ему исполнилось 18, он съехал от нас. Купил себе, как я понимаю, дом или квартиру, даже не хочет, чтобы мы к нему ехали в гости, не дает адреса. Он хочет один, короче говоря, жить. Говорит, что без знания программистики никуда – это обязательно надо делать. Очень жаль, что он не захотел в цирке, я был бы очень сильно рад, если бы он работал.
Разговор артистов после представления – о детях и животных:
– Тех кормишь – и этих кормишь. Тех воспитываешь – и этих воспитываешь. За теми следишь – и за этими так же. Просто рационы разные.
– Но разница – когда подрастание идет. Разум разный у человека и у животного. Когда дети подрастают, они свое "я" еще говорят.
– Иногда мне кажется, что животные более благородные, преданные, чем люди. Они не предадут никогда.
– Мы все единые здесь – люди, животные. Каждое существо питается этим, этим. Животное никогда не съест лишнего. Это цепочка, пищевая цепочка. Мы все зависим друг от друга.
