Исследователь Дмитрий Шабельников представил в международном "Мемориале" свой проект "Защитники, которых никто не защитил", посвященный адвокатам, ставшим жертвами сталинских репрессий. В царской России на 1916 год насчитывалось 1200 присяжных поверенных и 1400 их помощников. С приходом большевиков многие были вынуждены эмигрировать либо сменить род дельности. За 1920–1940-е годы в Москве были расстреляны либо погибли в заключении до приговора около 200 адвокатов, примерно столько же были отправлены в ссылку, лагеря и другие места лишения свободы. Часть исследования Дмитрия Шабельникова уже опубликована в "Адвокатской газете", но он поставил себе целью восстановить имена всех 400 репрессированных адвокатов.
Вадим Клювгант, вице-президент Адвокатской палаты Москвы:
– Адвокатское сообщество Москвы, а это более 10000 адвокатов, оценивает проект Дмитрия Шабельникова как искренний порыв, подвижничество, обращение к той памяти, которой коллективным "нам" очень сильно не хватает до сих пор и которая имеет актуальное прикладное значение сегодня. Помимо имен – хорошо знакомых, не очень знакомых, я видел во вступительном очерке Дмитрия к его работе цитаты "рыцарей революции" о том, почему присяжная адвокатура, лучших представителей которой они потом уничтожали, "вредоносное" явление для нового общества, светлого будущего. Я обнаружил там формулировки, очень сильно перекликающиеся с формулировками сегодняшних следователей и судей, когда они осуществляют преследование адвокатов. Это лишний раз подчеркивает, что история имеет свойство повторяться, и не дай бог, она повторится во всем масштабе того ужаса, который характерен для времен, являющихся предметом исследования этого проекта. Но если мы будем говорить об этом вслух, указывать носителям правоприменительной идеологии на то, к чему могут привести свирепые, агрессивные преследования адвокатов и дискриминация адвокатского сообщества, это будет на пользу тем, кто это подзабыл или не знал. И самое главное – это будет на пользу всему обществу, чтобы оно понимало, что есть, что может быть и чего нельзя допустить.
Дмитрий Шабельников:
– Два года назад я стоял в очереди к микрофону на акции "Возвращение имен". И за это время услышал о нескольких людях, что они были членами Московской коллегии защитников. Позже я решил почитать о них и понял, что читать нечего. Есть только отдельные статьи о самых известных личностях, но никто не занимался этой проблемой комплексно. Я пришел в "Мемориал", стал смотреть базы данных, которые он делает, обнаружил большое число людей и стал изучать это дальше. Профессиональная адвокатура была впервые создана в ходе судебных реформ Александра II. Это была уникальная для России того времени институция – самоуправляемая, независимая, занимавшаяся квазипубличной деятельностью, ведь рассмотрение гражданских и уголовных дел связано с публичностью. Адвокатура бурно развивалась. Эти, тогда молодые, люди называли себя "политическими защитниками" – в том смысле, что они часто из идейных, политических убеждений работали бесплатно для своих малоимущих клиентов: бастовавших рабочих, восстававших крестьян, сектантов. Они много работали по делам, связанным с преследованием евреев и других национальных меньшинств. Также они защищали многих революционеров, эсеров, даже террористов. В 1916 году был опубликован последний список московских присяжных поверенных и их помощников. Чтобы стать присяжным поверенным, человек должен был иметь юридическое образование и в течение пяти лет отработать либо помощником присяжного поверенного, либо на государственной связанной с правом должности. Помощники присяжных поверенных, как и сами присяжные поверенные, имели право выступать в суде, представлять интересы подзащитных. Женщин в присяжной адвокатуре не было, но были планы начать их принимать. Я считаю, что эти люди составляли единую корпорацию.
Базы данных не будут полны, пока не будут полностью открыты архивы ФСБ
В 1916 году в Москве было порядка 1200 присяжных поверенных и 1400 их помощников. В 1917 году большевистское правительство, отменив царские суды, одновременно распустило и присяжную адвокатуру, и на протяжении пяти лет в советской России был странный институт под названием "правозаступники". К ним не было никаких требований, кроме хорошей репутации в глазах революционной общественности. Эти правозаступники могли представлять по своему выбору интересы и государства, и обвиняемого. Это все работало очень плохо, и в 1922 году была создана новая, советская адвокатура. Тогда Московская коллегия защитников насчитывала около 400 человек, ими стали бывшие присяжные поверенные и их помощники из Москвы и из других городов. Ситуация сильно изменилась между 1927 и 1928 годами, когда в профессии появились выпускники советских юридических и не только юридических вузов (в то время советским адвокатам еще не требовалось юридическое образование). Было очень много партийных кадров. В фокусе моего исследования все, кто практиковал на территории Москвы и Московской области. Мои изыскания заведомо неполны, потому что базы данных не будут полны, пока не будут полностью открыты архивы ФСБ. Я изучаю период от начала советской власти и до смерти Сталина. Самый пик репрессий среди адвокатов пришелся на 20-е, 30-е и начало 1940-х годов. В советское время чем дальше, тем меньшую роль играли адвокаты, они были скорее декоративным элементом. Это особенно верно применительно к политическим делам, поэтому об их участии в политических делах известно не так много, – рассказал Дмитрий Шабельников.
Из исследования "Защитники, которых никто не защитил":
Во время процесса правых эсеров 1922 г. (первого "показательного" политического процесса) защитниками части обвиняемых были Н. Муравьев, А. Тагер и еще один бывший политический защитник Владимир Жданов (умер в 1932 г.). В связи с беспрецедентным давлением на суд, оказанным при попустительстве, а скорее по инициативе суда и властей (включая митинг в помещении суда с требованиями смертной казни для подсудимых и оскорблениями в адрес их защитников), Муравьев и его коллеги отказались от защиты. "Горе той стране, горе тому народу, которые с неуважением относятся к закону и смеются над людьми, этот закон защищающими!" – сказал перед этим Муравьев в своем выступлении, за что получил замечание "за оскорбление русского народа" от председательствующего Георгия Пятакова. Вскоре после завершения процесса Муравьев, Тагер и Жданов были арестованы и высланы ГПУ из Москвы в административном порядке (Муравьев и Тагер в Казань на три года, а Жданов в Рыбинск на два года), причем никаких конкретных обвинений им не предъявлялось – так, предполагаемое преступление Тагера состояло в том, что он "с момента Октябрьского переворота и до настоящего времени не только не примирился с существующей в России Рабоче-Крестьянской Властью, но ни на один момент не прекращал своей антисоветской деятельности, причем в моменты внешних затруднений для РСФСР свою контрреволюционную деятельность усиливал" (Архивно-следственное дело А.С. Тагера. 1922. Центральный архив ФСБ. Л. д. 54). Впрочем, дело было вскоре пересмотрено, и Муравьев с Тагером вернулись в Москву меньше чем через год.
<…> Муравьев был одним из учредителей и председателем так называемого Политического Красного Креста – первой и до 1960-х единственной в советской России правозащитной организации (она существовала на легальной основе), оказывавшей в том числе юридическую помощь политзаключенным (т.е. в основном бывшим членам политических партий). В 1922 г. Муравьев покинул организацию, которая перестала быть юридическим лицом и стала называться "Помощь политзаключенным", или "Помполит", просуществовав в таком виде до середины 1930-х годов под руководством Е. П. Пешковой и М. Л. Винавера, с которыми Муравьев поддерживал связь уже на неформальном уровне. Н. К. Муравьев вышел из состава МКЗ в том же 1931 г., а в ночь на 1 января 1937 г. скончался после тяжелой болезни. Вдова писателя и философа Даниила Андреева, друга семьи Муравьевых, в своих воспоминаниях передает его рассказ о том, что в ту ночь, когда он читал Евангелие над гробом Николая Константиновича, стоявшим на письменном столе, за Муравьевым пришли. "Даниил продолжал читать, не останавливаясь ни на минуту, а пришедшие выдергивали ящики письменного стола прямо из-под гроба и уносили бумаги".
Это была репетиция, которая потом повторилась в полный рост
Как рассказал Дмитрий Шабельников, часто на советских судах вовсе обходились без адвокатов, но на больших показательных процессах их иногда привлекали. Например, на процессе по знаменитому "шахтинскому делу" подсудимых защищали 15 адвокатов. Впоследствии шестеро из них по разным поводам были приговорены к высшей мере наказания, один – Владимир Малянтович – к 15 годам лишения свободы. Он скончался в Воркутлаге в 1947 году в возрасте 76 лет. Дмитрий Шабельников в своем исследовании подчеркивает, что далеко не всех адвокатов репрессировали именно за их профессиональную деятельность, многие попали в жернова Большого террора наряду с другими москвичами по самым нелепым и бездоказательным обвинениям. В декабре 1934 года, после убийства Кирова, было принято постановление ЦИК и СНК СССР о том, что по приговоры по политическим статьям обжалованию не подлежат и приводятся в исполнение немедленно. Эти дела надлежало рассматривать Коллегией Верховного суда СССР без свидетелей, без сторон защиты и обвинения. Впоследствии дела стало рассматривать Особое совещание – внесудебный орган, не предполагающий не только участия процессуальных сторон, но и как таковой судебной процедуры.
Из исследования "Защитники, которых никто не защитил":
Не играло никакой роли, вменялись ли обвиняемым такие пугающие преступления, как подготовка террористических актов и шпионаж, или нет. В подавляющем большинстве случаев самого их "участия" в деятельности организации и вербовке новых членов было достаточно для смертного приговора. Всех судила Военная Коллегия Верховного Суда "с применением закона от 1.XII-34", принятого в день убийства Кирова постановления ВЦИК, согласно которому судебное разбирательство по "антисоветским" делам проходило в закрытом режиме и без участия сторон, а приговор не подлежал обжалованию и приводился в исполнение немедленно (обычно в тот же день). Большинство ключевых обвиняемых были расстреляны с апреля 1938 по апрель 1939 года.
Дмитрий Шабельников:
– В 1930 году возникло первое дело в отношении адвокатов как группы – "дело общественников". Обвиняемыми в нем были 11 "старых" адвокатов. Когда в 1922 году создалась новая адвокатура, эти люди образовали внутри нее несколько групп, в том числе "общественную группу". У нее не было юридического статуса, но эти адвокаты были объединены общими убеждениями. Они в основном занимались организацией и оказанием бесплатной юридической помощи, а также общались. В 1925 году руководство Московской коллегии адвокатов разогнало все эти группы. Но по версии следствия, часть "общественной группы" продолжала встречаться друг с другом на частных квартирах, что было "крайне подозрительно". Видимо, был донос, которого я не видел в деле, поскольку все документы такого рода до сих пор засекречены. Следствие сочло, что, встречаясь на частных квартирах, они продолжают вынашивать антисоветские заговоры, мечтать о восстановлении буржуазного строя и так далее. Но в этом деле в итоге никого даже не посадили, несмотря на грозное обвинительное заключение. Двум дали "минус шесть" – это значит, что человек не мог жить в шести самых больших городах, а еще двум – "минус один", то есть запретили жить в Москве и Московской области. Это была репетиция, которая потом повторилась в полный рост. Это происходило и в 1937-м, и в 1938-м, и продолжалось в 1939 году. Это было дело об "антисоветской контрреволюционной террористической" организации "Московская коллегия защитников". В нее входили в основном "старые" адвокаты, но были и примкнувшие к ним молодые. Это люди, в прошлом принадлежавшие к какой-либо партии, кроме РСДРП, – меньшевики, эсеры, "кадеты" или беспартийные, но сочувствующие кому-то из них. Они, особенно ученые, правоведы, издавали журнал под названием "Право и жизнь" – это был один из немногих приличных советских журналов на правовые темы. По мнению следствия, этот журнал объединял вокруг себя антисоветчиков и террористов. Некоторым вменяли фантастические истории про терроризм в абсурдистском сталинском духе, что они закупали оружие, подыскивали место рядом с башней Кремля, – сказал Дмитрий Шабельников.
Организация была виртуальной
Из исследования "Защитники, которых никто не защитил":
Поскольку организация была виртуальной, ее конфигурация менялась у разных следователей и в показаниях разных обвиняемых. Неизменными оставались только цели – "свержение советской власти" и "установление в СССР буржуазно-демократического строя". Как именно организация намеревалась реализовать эти цели, так и осталось непонятным не только обвиняемым, но и следователям, прокурорам и судьям Военной Коллегии Верховного Суда (последних, надо заметить, этот вопрос интересовал меньше всех – написанные от руки приговоры с кратким содержанием обвинительного заключения занимают обычно две страницы). <…> В качестве основных руководителей организации неизменно фигурировали только Муравьев и П. Малянтович, но в разных показаниях к ним присоединялись и Мандельштам, и Тагер, и Арон Долматовский (отец поэта Евгения Долматовского), и Алексей Никитин (был министром почт и телеграфов Временного правительства), и Борис Овчинников с Николаем Вавиным (отвечали за кадетскую фракцию), и другие. Круг участников расширялся на протяжении всего 1938 г. с помощью незамысловатой и хорошо отработанной технологии: каждый новый арестованный должен был не только подтвердить показания на остальных, но и назвать какое-то число новых имен. Именно таким образом кроме общеизвестного и состоящего из "старых" защитников ядра организации, в котором все действительно друг с другом общались, появились и адвокаты совершенно другого круга, более-менее случайно знакомые с основными фигурантами. Они в свою очередь называли своих знакомых, так что, если бы не заранее заданный формат "а/с к.-р. организации в коллегии защитников", этот круг мог бы расширяться бесконечно.
Александр Тагер, экс-министр юстиции Временного правительства, бывший Верховный прокурор России, 14 апреля 1939 года был приговорен к высшей мере наказания Военной коллегией Верховного суда СССР. Реабилитирован 4 апреля 1956 года определением Военной коллегии Верховного суда СССР. 21 января 1940 года к высшей мере наказания был приговорен 70-летний Павел Малянтович. Приговор был приведен в исполнение на следующий день. Павел Малянтович был реабилитирован 29 августа 1959 года. 20 февраля 1939 года был расстрелян Арон Долматовский, захоронен в общей могиле на территории Донского кладбища в Москве. Реабилитирован 18 декабря 1954 года. На этом же кладбище находится семейное захоронение Долматовских, где на памятнике первым высечено имя Арона Моисеевича. Алексей Никитин, бывший министр почт и телеграфов и министр внутренних дел Временного правительства, 13 апреля 1939 года также был приговорен к смертной казни, приговор привели в исполнение на следующий день на территории подсобного хозяйства НКВД на полигоне "Коммунарка". Реабилитирован 23 мая 1991 года. Михаил Мандельштам был арестован в возрасте 73 лет и 5 февраля 1939 года умер в Бутырской тюрьме "от упадка сердечной деятельности". 18 июня 1990 года постановлением Прокуратуры СССР дело в отношении Мандельштама было прекращено "за отсутствием в его действиях состава преступления".
Дмитрий Шабельников:
– Я не могу сказать, что среди жертв сталинского террора адвокаты были исключительной, специальной группой, подвергшейся особым репрессиям именно из-за своей профессиональной работы. Но мне представляется важным то, что адвокатура еще до революции и те, кто остался там после нее, собрали в себе людей активных, образованных и выделяющихся на общем фоне. Поэтому ничего удивительно, что эти люди стали мишенью для этих ужасных событий. Моя конечная цель – рассказать обо всех 400 людях. Их имена и судьбы не должны быть забыты.
