10 ноября 1939 года нарком обороны маршал Клим Ворошилов подписал приказ за №0059: "О наложении взысканий на командование 6-й армии, командиров ряда частей за незаконные действия на территории Западной Украины". Два первых ноля в номере приказа означали гриф "совершенно секретно", а это значит, что лишь предельно узкому кругу лиц из числа высшего командного состава положено было знать, что именно натворили эти командиры "ряда частей".
"16 октября на имя т. Сталина и мое, – сообщал Ворошилов, – поступило письмо военного прокурора 6-й армии т. Нечипоренко о неправильных действиях некоторых лиц начальствующего состава во время военных событий на территории Западной Украины". За эвфемизмом "неправильные действия" скрывалось то, что на юридическом языке именуется военным преступлением: "В 6-й армии во время военных действий имели место случаи расправы над офицерами и чинами полиции бывшего польского государства, а также над отдельными лицами из гражданского населения". "Военный совет 6-й армии в лице командующего армией комкора т. Голикова и члена Военного совета бригадного комиссара т. Захарычева, – гласил приказ, – не только не вел достаточной борьбы с этими проявлениями произвола, но и сам 20 сентября 1939 г. принял поспешное необдуманное постановление". А именно: "Получив донесение о действиях банды, состоящей из жандармов, офицеров и польских буржуазных националистов, устроившей в тылу наших войск резню украинского и еврейского населения, Военный совет дал ошибочную, неконкретную, а потому недопустимую директиву: "Всех выявленных главарей банды погромщиков подвергнуть высшей мере наказания – расстрелять в течение 24 часов". Вот, мол, на основании этого постановления и "были расстреляны 9 человек": Военный совет 6-й армии "вместо того, чтобы поручить органам военной прокуратуры расследовать все факты контрреволюционной деятельности захваченных лиц и предать их в установленном порядке суду Военного трибунала, вынес общее постановление о расстреле главарей банды без поименного перечисления подлежащих расстрелу. Подобные решения Военного совета 6-й армии могли быть поняты подчиненными как сигнал к упрощенной форме борьбы с бандитами. В частях 2-го конного корпуса, входящего в состав 6-й армии, зарегистрировано, например, до 10 случаев самочинных действий начсостава разных степеней в отношении задержанных польских бандитов".
Казнь по лимиту
Но если взять послание военного прокурора 6-й армии Сталину и Ворошилову (документ впервые опубликован историком Татьяной Бушуевой в 1993 году в журнале "Октябрь"), ставшее отправной точкой приказа, всё выглядит вовсе не "по-ворошиловски". В рапорте от 8 октября 1939 года военный юрист 1-го ранга (соответствовало общевойсковому званию полковник) Нечипоренко, военный прокурор 6-й армии, сообщал: "Располагая данными особой политической и государственной важности, считаю своим партийным долгом сообщить Вам о разительных фактах грубейшего произвола и преступных действий со стороны целого ряда командно-политического состава частей, а особенно во 2 конном корпусе, допущенных на территории боевых действий Западной Украины". Как следовало из документа, 21 сентября 1939 года "Военный совет 6 армии в лице командующего комкора Голикова и члена Военного совета бригадного комиссара Захарычева, находясь в частях 2-го конного корпуса, вынес явно преступное постановление о производстве и порядке самосуда – расстрела 10 человек (фамилий в постановлении не указывается) (выделено авт. – В. В.)". Страшное, по сути, признание: речь шла даже не о бессудной казни конкретных людей, но о выдаче "открытого листа" на расстрел вообще любых десяти человек, попавших под руку. "На этом основании, – продолжал Нечипоренко, – начальник особого отдела 2 конного корпуса Кобернюк, отправившись в г. Злочув, произвел аресты разных служащих польской тюрьмы, полиции […] в количестве 10 человек и всех этих лиц, в счет установленного Военным советом 6 армии лимита (выделено авт. – В. В.), в здании тюрьмы расстрелял". Лимит на расстрелы: уже загодя было определено количество польских военнослужащих, полицейских, просто служащих, вообще "врагов народа", которые подлежали уничтожению. Подобные "лимиты" на бессудные расстрелы имелись во всех армиях Белорусского и Украинского фронтов. И данного прокурора озаботил вовсе не собственно расстрел, а лишь то, что сделано это было с явным нарушением "социалистической законности", в счет драгоценных лимитов. И ещё, оказывается, "при этом самосуде присутствовали рядовые служащие тюрьмы" – вопиющее нарушение инструкций, это же свидетели.
Как докладывал Нечипоренко, решение об этом расстреле Военный совет 6-й армии согласовал с комиссаром 2-го конного корпуса Крайнюковым, "ими же была дана установка работникам особого отдела 2 конного корпуса быстро арестованных, как врагов народа, расстреливать упрощенным порядком без суда, что и было сделано работниками особого отдела корпуса". "Это преступное решение Военного совета о самосудах, – сообщал прокурор, – быстро передалось в руководящие круги командиров и комиссаров соединений и частей 2 конного корпуса", что незамедлительно и "привело к тяжелым последствиям, когда ряд командиров, военкомов и даже красноармейцев по примеру своих руководителей начали производить самосуды над пленными, подозрительными задержанными и имели случаи (расправы) над мирными жителями кулацкого происхождения. За последние 10 дней военной прокуратурой армии было выявлено дополнительно к расстрелянным 10 чел. Властью Военного совета еще в этом же 2 конном корпусе расстреляно в порядке самосуда до 20 человек..."
"Расскажет ли комиссия"…
Давайте посмотрим, как обстоятельства конкретно этого дела поданы в документах уже НКВД. 24 сентября 1939 года нарком внутренних дел Украинской ССР Иван Серов направил наркому внутренних дел СССР Лаврентию Берии докладную записку о занятии Львова. В частности, Серов подробно, почти стенографически изложил обстоятельства своей встречи с командующим Украинским фронтом Тимошенко и членом Политбюро ЦК ВКП(б) Хрущевым: "ТИМОШЕНКО, возмущаясь скверной работой штаба группы ГОЛИКОВА (который в течение 3 суток не давал знать о своем существовании), сказал: "Надо весь штаб группы расстрелять, видно, что тут сидят сволочи". Затем докладывал Серов, Тимошенко "приказал начальнику штаба группы сосредоточить танковую бригаду на зап[адной] окраине Львова. На это ему нач. штаба ответил, что из 160 танков на ходу лишь 40, так как остальные все отстали в дороге. После этого ТИМОШЕНКО еще более рассвирепел.
Тов. ХРУЩЕВ, присутствуя при этом и подражая ТИМОШЕНКО, набросился на т. МИХЕЕВА (Анатолий Михеев, майор государственной безопасности, начальник Особого отдела НКВД Киевского особого военного округа (КОВО), начальник Особого отдела НКВД Украинского фронта. – В. В.) со словами: "А Вы что здесь болтаетесь по тылам, Вам надо больше работать, а то не видно вашей работы".
Тов. МИХЕЕВ ответил, что работает. Тогда ХРУЩЕВ сказал: "Какая это работа, ни одного расстрелянного". На это ему т. МИХЕЕВ сказал, что "в З[о]лочеве расстреляно 12 человек, а без дела не стреляем". Это самое первое упоминание того расстрела.
Дальше документ становится еще интереснее. Серов докладывает уже о своей сваре с Хрущевым, который стал кричать, "что работой НКВД и Особым отделом я не доволен", "вы, сотрудники НКВД, нахапали себе машин и разъезжаете, показывая дурной пример другим", "не хочу слушать, вы все врете". Затем, пишет Серов, "ХРУЩЕВ истеричным голосом закричал на меня, начал ругаться нецензурно и заявил, что все вы сидите в штабе, насмотрелись на старое вражеское чекистское руководство и продолжаете до сего времени этими методами руководить". И выдал в адрес Серова: "Ишь ты, гусь какой, знаем мы, как ваши работники стараются подмять партийное руководство под себя". Потом "ХРУЩЕВ подскочил ко мне с кулаками, заругался нецензурно по нашему с т. МИХЕЕВЫМ адресу, крича: "Мерзавцы, что придумали, вроде я недооцениваю оперативных работников".
Не исключено, что именно по инициативе Никиты Хрущева, решившего преподать чекистам урок, и было раскручено дело о расстреле польских полицейских: можно предположить, что, запомнив неосторожную обмолвку Михеева, памятливый Никита Хрущев приказал проверить, кого это там так шустро расстреляли особисты. Так дело приобрело новый оборот: для его расследования была создана специальная комиссия Украинского фронта и НКВД УССР.
Комиссия расследовала сразу два эпизода: не только расстрел польских полицейских в городе Злочув, но и расстрел особистами красноармейца 87-й стрелковой дивизии Якима Антонюка. С расстрелом красноармейца комиссия разобралась быстро. Выяснилось, что несчастный боец страдал "природной трусостью" и во время перестрелки, бросив оружие, укрылся в здании казармы, "занятой к этому времени частями Красной Армии". Но, "не произведя необходимого расследования и не желая разобраться в сути дела, Нач. ОО 87-й СД ПОПОВ с санкции Пом. Военного прокурора 15-го СК при 87-ой СД КОГАНА дал приказание своему заместителю БУЛГАКОВУ Константину Михайловичу красноармейца АНТОНЮКА расстрелять". "Выполняя это незаконное приказание ПОПОВА, Зам. Нач. ОО 87-й СД БУЛГАКОВ вместе с шофером ОО НКВД БЕРИСТОВЫМ рано утром 19.IX-39 г. красноармейца АНТОНЮКА расстрелял". Спустя два дня особисты составили фиктивный протокол, датированный задним числом, где утверждалось, что "красноармеец АНТОНЮК являлся перебежчиком, изменил родине и был будто захвачен в плен вместе с польской школой офицеров". "Признавшись в этом, – гласило заключение, – ПОПОВ показал, что он установку о расстреле без суда и следствия получил на совещании от военкома 87-ой СД полкового комиссара тов. КОРЖАНА.
Полковой комиссар тов. КОРЖАН, будучи опрошен, в своем объяснении заявил, что еще 16 сентября 39 г. на совещании в ШЕПЕТОВКЕ Нач. Политуправления 5-й армии Бригадный комиссар тов. ДЕМИН дал установку: трусов, паникеров и дезертиров в боевой обстановке расстреливать на месте, не говоря ничего о необходимости проведения следствия и предания их суду.
Тоже самое в своем объяснении подтвердил начальник ПО 87-й СД батальонный комиссар тов. ДИДЕНКО". Показательные признания: еще до начала вторжения политработники дали установку на бессудные расстрелы своих же красноармейцев. Что уж тогда говорить о польских полицейских…
Но и с их делом комиссия тоже разобралась. "В ночь с 21 на 22 сентября 39 года в г. Злочув Нач. ОО НКВД 2-го К/К (конного корпуса. – В.В.) лейтенант госбезопасности КОБЕРНЮК Клим Амбросимович вместе со своим заместителем МАЛЬЦЕВЫМ Иваном Матвеевичем, при участии Воен[ного] прокурора 2-го К/К военюриста 1-го ранга ИЛЬИЧЕВА Ивана Ивановича и председателя Военного трибунала военюриста 3-го ранга МЕЛЬНИЧЕНКО Федора Андреевича, без суда и следствия расстрелял перечисленных выше лиц" (приведен список 10 расстрелянных. – В.В.). "Спустя 2 или 3 дня после этого, – говорится в документе, – КОБЕРНЮК задним числом составил постановление о расстреле этих лиц.
Признав себя виновным в подлоге и незаконном расстреле в г. Злочув 10 человек, КОБЕРНЮК показал, что указание о применении расстрела без суда и следствия он получил от начальника ОО НКВД Украинского фронта майора госбезопасности тов. МИХЕЕВА и что он на расстрел этих лиц имел санкцию от военпрокурора ИЛЬИЧЕВА и председателя Военного трибунала МЕЛЬНИЧЕНКО". Ильичев и Мельниченко, "присутствовавшие при расстреле без суда и следствия 10 человек, признали себя виновными в нарушении революционной законности".
В свою очередь, "тов. МИХЕЕВ в своих письменных объяснениях на имя НКВД УССР Комиссара Госбезопасности 3-го ранга тов. СЕРОВА показания КОБЕРНЮКА о том, что он якобы давал санкцию на расстрел к[онтр]р[еволюционных] элементов без суда и следствия, категорически отрицает, но заявляет, что допускает возможность расстрела решением Военного Совета (без суда) при условии чрезвычайной важности.
В этих же объяснениях тов. МИХЕЕВ пишет: "Не могу вспомнить, ссылался ли я на Воен[ный] Совет фронта, однако не исключена возможность, что я мог сказать, что Воен[ный] Совет требует решительных мер в вышеназванных случаях, ибо тов. ХРУЩЕВ и ТИМОШЕНКО ставили резко передо мной вопрос: "Почему никого не арестовываете, почему не расстреливаете. Хоть бы раз доложили, что расстреляли пару мерзавцев и т.д."
Пытаясь переложить ответственность на высшее руководство фронтом, Михеев явно лжет: пресловутая "бурная" встреча его с Хрущевым и Тимошенко имела место 23 сентября. Что подтверждается и рапортом Серова. Но бессудный расстрел к тому времени уже состоялся, что сам Михеев, кстати, по глупости Хрущеву и ляпнул. Так что применительно именно к этому конкретному расстрелу ни Хрущева, ни Тимошенко привязать невозможно…
Разобрав обстоятельства дел, комиссия предложила "за незаконные расстрелы, подлоги и оформление фиктивных документов предать суду Военного трибунала": начальника Особого отдела НКВД 87-й стрелковой дивизии Попова и его заместителя, Булгакова, помощника военного прокурора 15-го стрелкового корпуса при 87-й стрелковой дивизии Когана, начальника Особого отдела НКВД 2-го конного корпуса Кобернюка и его заместителя, Мальцева, военного прокурора того же корпуса Ильичева и председателя Военного трибунала этого же соединения Мельниченко. А вот "Все материалы о неправильных и нечетких установках со стороны:
1. Нач. ОО НКВД Украинского фронта тов. МИХЕЕВА,
2. Нач. Политуправления 5-й армии тов. ДЕМИНА,
3. Военкома 87-й СД тов. КОРЖАНА и других выделить для дальнейшего расследования".
Заключение было представлено "на рассмотрение народному комиссару внутренних дел УССР комиссару государственной безопасности 3-го ранга тов. СЕРОВУ и военному прокурору Украинского фронта бригвоенюристу тов. НОСОВУ". На документе имеется единственная пометка, датированная 11 октября 1939 года: "В отношении расстрела кр-ца считаю виновным нач. ОО Попова, которого следует судить". То есть за расправу над польскими полицейскими никого наказывать не собирались.
"Вооружившись Сталинской Конституцией"
Но это лишь то, о чем прокурор счел нужным поведать. В реальности к тому моменту счет бессудно уничтоженных советскими военными и чекистами польских военнопленных – как офицеров, так и солдат, полицейских, гражданских лиц – давно шел уже на сотни, а быть может, и на тысячи. Бессудные расстрелы вообще любых, попавших под руку, стали визитной карточкой этого вторжения. Причем никакого "разделения труда" здесь поначалу не было: расстреливали по приговорам военных трибуналов, когда основанием служила любая составленная на коленке бумажка о "контрреволюционной деятельности", расстреливали по указаниям Военных советов фронтов и армий – просто так, кого ни попадя, оформляя затем липовые приговоры задним числом, расстреливали по инициативе комиссаров, по указанию командования. Но основную массу расстрелов, похоже, самочинно производили сами красноармейцы, не дожидаясь указаний: ведь командиры и, особенно, политруки их так и учили, призывали незамедлительно истреблять классового врага. Призывы к уничтожению изначально были заложены и в приказы. Так, в приказе Военного совета Белорусского фронта говорилось, что в Польше восстало белорусское и украинское крестьянство, и трудящиеся "объединяют свои силы, чтобы свернуть шею своим кровавым угнетателям". Командующий войсками Украинского фронта Тимошенко и вовсе призвал население уничтожать своих извечных врагов – польских панов – любым оружием: косами, вилами и топорами, буквально приказывал: "Бейте офицеров и генералов!" Непосредственно в войсках политруки прямо призывали к "расчету за прошлое", поощряя массовые расстрелы, пытки, добивание раненых и больных. "Свидетельства разных лет, обнаруженные захоронения говорят о тысячах расстрелянных, порубанных шашками, добитых штыками и лопатами, забросанных гранатами пленных", – сообщает издание "Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях". В издании приведены и вполне конкретные, установленные эпизоды: 21–22 сентября 1939 года колонна примерно в две тысячи пленных перемещалась по шоссе между Сарнами и Ровно. Около 11 часов утра 22 сентября колонна была остановлена, подъехали грузовики, притормозили и расстреляли колонну из пулеметов, спаслось лишь несколько человек. Ещё порядка четырех тысяч пленных семь дней без сна и еды гнали в Каменец-Подольск, добивая при этом раненых и обессиленных. Вот и Михаил Мельтюхов в своей книге "Советско-польские войны", ссылаясь на архивные документы, тоже приводит красноречивые факты расправ с пленными, убийств, изнасилований и грабежей гражданских лиц.
Разумеется, военный прокурор столь острую информацию высочайшей инстанции не докладывает, зато сообщает о том, что поистине массовый характер приобрело мародерство. "…Бойцы и командиры в каждом занятом городе толпами набрасывались в магазины, устраивали толкучки, создавали очереди и закупали в торговых лавках что попало и в большом размере таких вещей, которые не нужны для военнослужащего, как-то: по несколько пар женской обуви, платьев и т. п." И хотя "тов. Хрущев (на тот момент член Политбюро ЦК ВКП(б), секретарь ЦК КП(б)У, член Военного совета Украинского фронта.– В. В.) несколько раз лично предупреждал и учил наших руководителей 6 армии (явный реверанс в сторону высокопоставленного партаппаратчика. – В. В.), однако они, на мое мнение много шумят, но реального в частях почти незаметно, так как и по сей день военная прокуратура выявляет подобные случаи мародерства, конфискации у крестьян продуктов, и порой крестьянам за отобранные продукты дают расписки с вымышленным наименованием войсковых частей, с неразборчивой подписью, и крестьяне при таком положении не знают, к кому предъявить претензию об оплате..." Разумеется, "военная прокуратура, будучи вооруженной Сталинской Конституцией […], решительно и беспощадно вела борьбу со всеми вышепоименованными преступлениями, десятки военнослужащих были осуждены на разные сроки и даже к расстрелу, однако большого эффекта наши приговоры не давали…"
Потому военный прокурор и молит высшую инстанцию, чтобы уже она приняла решение "обо всех изложенных мною безобразиях с тем, чтобы властью центра навести в нашей 6 армии большевистский порядок и раз и навсегда положить конец изложенным мною ошибкам и преступлениям перед нашей родиной, творимым на территории Западной Украины". В переводе на обычный язык это означает полную потерю управляемости: армия превращается в банду мародеров…
Основной посыл документа: безобразия в армии творятся страшные, и они чреваты потерей управляемости, утратой боеспособности, разложением личного состава РККА – вплоть до превращения в неуправляемые банды, как это уже и было во время советско-польской войны 1920 года. Более того, Нечипоренко вполне прозрачно намекает, что творимые "освободителями" безобразия могут привести к тому, что население скоро начнет поднимать красноармейцев на вилы, и если распоясавшихся мародеров не утихомирить, на "освобожденной" территории запросто вспыхнет повстанческое движение. И уж в данном случае военный юрист 1-го ранга Нечипоренко, служивший в РККА с 1918 года и участник Гражданской войны, на личном опыте прекрасно знал, к чему приводят потеря управляемости и обращение армии в скопище мародеров. Присутствовала и личная мотивация: хотелось избежать ответственности, которая, несомненно, была бы возложена на него. Ведь кого попытаются сделают крайними чекисты, армейцы и политработники? Все будут валить друг на друга: чекисты – на военных, армейцы – на политработников, но все дружно – на военных юристов. Вот и надо было опередить, успев засветиться перед высшей инстанцией раньше всех, до того, как тебя назначат козлом отпущения: мы бдим, товарищ Сталин, и, "будучи вооруженные Сталинской Конституцией", решительно пытаемся навести порядок, но…
Расстрелы, убийства, изнасилования, грабежи, конфискации, развернувшиеся сразу после вторжения, вскоре достигли столь ужасающего масштаба, что уже 26 сентября 1939 года, как сообщает исследователь Михаил Мельтюхов, Военный совет Украинского фронта вынужден был принять постановление "О случаях произвола и самочинства", а 30 сентября – директиву №071, в которой потребовал от военных прокуроров и сотрудников военного трибунала "по-настоящему включиться в борьбу с мародерством и барахольством", применяя суровые меры наказания "к мародерам и барахольщикам". "Не тянуть следствия по делам мародеров, – цитирует документ исследователь. – Проводить показательные процессы с выездом в части. Политорганам развернуть широкую разъяснительную работу среди красноармейцев. Вызвать по отношению к мародерам ненависть и презрение со стороны бойцов и командиров. Широко популяризировать среди военнослужащих и местного населения приговоры трибуналов с суровыми наказаниями мародеров". 1 октября приказ аналогичного содержания издал и Военный совет Белорусского фронта: там дела обстояли точно так же…
Смысл директив Военных советов очевиден: ответственность за пресечение "безобразий" целиком и полностью возлагалась на военных прокуроров, им предназначено было стать крайними. Потому военной прокуратуре крайне важно было опередить "оппонентов", дабы не попасть под раздачу. Что Нечипоренко успешно и сделал, переведя стрелку на командование и Военный совет 6-й армии. Так ведь он, собственно, и не убийства осуждал, а лишь то, как это было сделано: с нарушением установленного порядка, самовольно, не теми, кому положено. Сами же расстрелы военный прокурор осуждать никак не мог, прекрасно зная, что это установка свыше: ещё 3 октября 1939 года Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило постановление "О порядке утверждения приговоров военных трибуналов в Западной Украине и Западной Белоруссии". Согласно решению Политбюро, Военные советы фронтов получили право утверждать приговоры трибуналов к высшей мере "по контрреволюционным преступлениям гражданских лиц Западной Украины и Западной Белоруссии и военнослужащих бывшей польской армии". То есть право распоряжаться жизнью и смертью бывших польских граждан было делегировано на уровень уже более высокий – фронтов.
Между тем обращение военного прокурора до главного адресата дошло, было проверено и, получив подтверждение, обсуждено на заседании Политбюро. Результатом чего и стал соответствующий приказ. Столь резкая реакция вождей понятна: Сталин, равно как и Ворошилов (а также прочие высшие командиры Красной Армии), прекрасно помнили, чем обернулся аналогичный "освободительный поход" для 1-и конной армии в 1920 году – её полным разложением с последующим разгромом. Потому и поспешили разъяснить "освободителям", что самочинно грабить-насиловать нельзя, поскольку на это есть специально обученные люди. На предшествующих этажах разборки по этой части шли уже вовсю, начавшись ещё по ходу "освободительного" похода, согласно заранее спущенным разъяснениям о "моральном облике" красноармейца и краскома, так что приказ Ворошилова носил обобщающе-завершающий характер, по рангу наркому. Главный посыл документа таков: "Вы, командование и Военный совет 6-й армии, кретины! Влезли в чужой огород – энкавэдэшный! Не ваше это дело, заниматься трибунальско-полицейскими делами, да ещё и впутывая в них вышестоящее командование. Которое по вашей глупости затем вынуждено объясняться на Политбюро. Наркома подставляете, идиоты!" При этом особистов Ворошилов не задел даже и намеком, хотя именно они и учинили перечисленные в приказе бессудные расправы над польскими полицейскими и гражданскими лицами.
Впрочем, в приказе Ворошилова вообще почти всё перевернуто с ног на голову. Выдумана мифическая "банда жандармов, офицеров и польских буржуазных националистов", якобы устроившая "в тылу наших войск резню украинского и еврейского населения", "банда погромщиков", говорится про "задержанных польских бандитов", хотя в послании военного прокурора 6-й армии ни о чем таком нет даже и намека. Тем не менее Ворошилов запросто переквалифицировал в "бандитов" обычных городских полицейских, которых не только в плен не взяли, хотя бы и формально, но вообще даже и не задерживали. Выхватили первых попавшихся и расстреляли, задействовав тот самый "лимит"…
Наказать нельзя наградить
Следствие провели споро и скоро, досконально выявив детали и обстоятельства. Теперь свой суровый вердикт должны были вынести сталинские наркомы. Они и вынесли: "Учитывая, что в поступках виновных в незаконных действиях не было преднамеренной злой воли, – гласили чеканные фразы приказа Ворошилова, – что все это происходило в обстановке боевых действий и острой классовой и национальной борьбы местного украинского и еврейского населения с бывшими польскими жандармами и офицерами и что отданное распоряжение явилось результатом ошибки и недопонимания". Посему Ворошилов и приказывал:
"1. Обратить внимание всего начсостава на недопустимость повторения в будущем всяких самочинных действий, противоречащих духу и уставам Красной Армии;
2. За вынесение поспешных, необдуманных постановлений, противоречащих установленным порядкам в Красной Армии, Военному совету 6-й армии комкору т. Голикову и бригадному комиссару т. Захарычеву объявляю выговор.
3. Непосредственно виновным в незаконных действиях командиру 131-го кавполка майору т. Дедеоглу, младшему политруку 131-го кавполка т. Черкасову, лейтенанту того же полка т. Кольцову, комиссару отдельного дивизиона связи 2-го конного корпуса старшему политруку т. Безносенко объявляю выговор.
4. Военному совету Украинского фронта установить остальных, лиц, непосредственно виновных в самочинных действиях в 6-й армии, и наложить на них дисциплинарные взыскания своей властью, донеся мне об исполнении.
Народный комиссар обороны СССР Маршал Советского Союза К. Ворошилов". Вот и вся суровая кара: пять выговоров за убийства, да дисциплинарные взыскания.
В дальнейшем судьба некоторых "наказанных" сложилась хорошо. Филипп Голиков в 1940 году был назначен начальником Разведупра Генштаба Красной армии, затем командовал рядом армий, крайне неудачно показал себя как командующий войсками Воронежского фронта и в 1943 году отправлен на аппаратную работу. При Хрущеве ненадолго вновь поднялся по карьерной лестнице, получив звание генерала армии, а затем и маршала. А вот член Военного совета 6-й армии бригадный комиссар Григорий Захарычев знатной карьеры не сделал: в 1940 году назначен заместителем начальника политуправления КОВО, но в январе 1941 года по каким-то причинам с треском слетел и направлен в Сибирский военный округ. Правда, в августе 1941 года его назначили уже начальником политуправления этого округа, там он и просидел всю войну, так и не став генералом: в 1943 году был переаттестован в полковники, так и застряв в этом звании. Уже после войны с сильным понижением назначен заместителем начальника по политчасти Военно-педагогического института Советской Армии, а 31 мая 1951 года погиб в автомобильной катастрофе.
Упомянутому в приказе Ворошилова майору Дедеоглу (в ряде справочников утверждается, что его настоящая фамилия Дедеоглян) повезло больше: в Красной армии он с 1919 года – начинал у Котовского, выговор от Ворошилова на карьере не сказался – в 1941 году он полковник, командир 49-й кавалерийской дивизии, в 1942 году – гвардии генерал-майор, заместитель командира 2-го гвардейского кавалерийского корпуса, в 1945 году принял участие и в операции против Японии, скончался в 1989 году в Одессе.
Военному прокурору 2-го конного корпуса Ивану Ильичеву, санкционировавшему расстрел польских полицейских, повезло явно меньше. Хотя под трибунал, как рекомендовала комиссия, он не попал, его дальнейшая карьера явно не задалась: если в 1939 году он носит звание военного юриста 1-го ранга, что соответствовало званию полковника РККА, то в 1945 году он уже в более низком звании – всего лишь подполковник юстиции, заместитель военного прокурора Южно-Уральского военного округа.
Куда более успешен оказался бывший председатель военного трибунала 2-го конного корпуса Федор Мельниченко. В ноябре 1941 году он всё ещё возглавляет военный трибунал всё того же соединения и носит в петлицах "шпалу" военюриста 3-го ранга (соответствовало званию капитана), тогда же приказом Жукова он награжден орденом Красной Звезды. "За время Отечественной войны в борьбе с германским фашизмом, – говорилось в представлении, – показал себя смелым, храбрым работником, ведущим самую решительную борьбу с изменниками Родины. […] четко и своевременно разбирал дела в любой боевой обстановке". Да ещё "кроме карательных мер воздействия проводил политическую работу среди личного состава". Вскоре трибунальца повысили до военюриста 2-го ранга и вновь представили к награде: за то, что "по заданию Зам. Командующего Фронтом Генерала Захарова, провел судебное заседание […] под пулеметным и минометным огнем пр-ка. С риском для жизни не раз выполнял свою ответственную работу" – заключавшуюся в вынесении расстрельных приговоров бойцам (и так находившихся под немецким огнем). Зато, вынося приговоры, "не раз подвергался наземному обстрелу и авиабомбежке". Правда, в феврале 1942 года командование корпуса скупо представило трибунальца всего лишь к медали "За боевые заслуги", самой низшей награде – явно мало для чина такого ранга. Да ещё и сам документ оформили странно: начинается он с представления к медали "За отвагу", а завершается представлением к медали "За боевые заслуги". Но дальше происходит нечто удивительное: пройдя по инстанциям, медаль трансформировалась в …орден Красного Знамени – им в апреле 1942 года герой-ревтрибуналец и награжден. В конце войны он уже полковник юстиции, председатель военного трибунала 61-й армии, в январе 1945 года представлен к ордену Отечественной войны I степени: "…Правильно руководя председателями Трибуналов дивизий, обеспечил проведение большой профилактической работы в войсках армии по снижению преступности. Настойчиво добивался снижения судимости, особенно среди офицерского состава и проводил принципиальную политику в отношении заслуживающих кару преступников из военнослужащих. Поступившие дела в Военный Трибунал армии решались оперативно и правильно. По своей отрасли работы т. МЕЛЬНИЧЕНКО хорошо обеспечил укрепление морального состояния и дисциплины в частях армии, чем помог успехам проводимых операций". На ниве этой работы Мельниченко впоследствии дорос до генерал-майора юстиции и возглавлял военные трибуналы нескольких военных округов…
В связи с бессудным расстрелом красноармейца Антонюка в материалах комиссии упоминается военком 87-й стрелковой дивизии полковой комиссар Коржан. По наградным спискам можно установить, что Иван Макарович Коржан впоследствии вырос до бригадного комиссара, затем переаттестован в полковники. В конце войны гвардии полковник Коржан – начальник политотдела 21-го гвардейского стрелкового корпуса. "Воспитал в армии не одну сотню преданных партии и Родине самоотверженных большевиков, вырастил прекрасные кадры партийных и политических работников, – гласит представление к ордену Красного Знамени от 28 января 1943 года. – …непосредственно руководил полками в боях и в трудную минуту боя своим примером воодушевлял бойцов и командиров в разгроме немецких оккупантов. …В тяжелые моменты боя по большевистски мобилизовал бойцов и командиров на разгром немецких оккупантов, проявил твердость и настойчивость". "Умело руководит политаппаратом и политическим отделом корпуса. Тесно связан с частями, в результате чего своевременно и правильно направляет работу партаппарата на выполнение боевых задач. …В результате правильного руководства партийно-политической работой тов. КОРЖАН добился высокого политико-морального духа у личного состава соединений корпуса" – это уже из другого представления. "Огромную работу провел по политическому обеспечению форсирования р. Днепр…" – тоже из представления. "Гвардии полковник КОРЖАН перед наступлением до 16 марта с.г. кропотливо и настойчиво проводил работу по подготовке личного состава к наступательным боям.
Правильно нацеливал и организовывал весь парт-политаппарат на создание во всех ротах, батареях партийных и комсомольских организаций. Под его руководством была проведена большая партийно-политическая работа среди нового пополнения. …Провел большую организационную работу среди личного состава вокруг обращения Военного Совета фронта. Во всех частях были проведены митинги, партийно-комсомольские собрания и красноармейские собрания". Вот за эти собрания он и получил орден Богдана Хмельницкого II степени, хотя представляли его к ордену Ленина: видимо, высокая инстанция сочла, что высший орден за митинги – чрезмерно.
Если Ворошилов обошелся несколькими выговорами, то по линии другого ведомства и вовсе тишина. Начальник Особого отдела НКВД КОВО (и, по совместительству, Украинского фронта) 28-летний Анатолий Михеев резко пошел на повышение: в 1940 году он уже во главе всех особых отделов – начальник ОО ГУГБ НКВД СССР… В июле 1941 года ему присвоено звание комиссара госбезопасности 3-го ранга и он с понижением назначен начальником Особого отдела НКВД Юго-Западного фронта. Те, кто в тот период сталкивался с Михеевым, отзывались о нем крайне негативно: жесток, заносчив, нагл, глуп, в военном деле откровенно некомпетентен, проваливал все, за что брался, пачками выносил смертные приговоры, которые исполняли тут же, на месте, без формальностей… Есть основания полагать, что 20 сентября 1941 года именно он застрелил командующего войсками Юго-западного фронта генерал-полковника Михаила Кирпоноса, заподозрив, что тот хочет сдаться немцам. По всей видимости, начальник штаба фронта генерал-майор Василий Тупиков тоже застрелен Михеевым. На другой день погиб (или застрелился) и сам Михеев. В 1953 году посмертно лишен всех наград и звания.
А вот как сложились судьбы двух особистов – непосредственных убийц польских полицейских, Кобернюка и Мальцева. Ни под какой трибунал их не отдали, да и должностей они не потеряли. Хотя со служебным ростом некоторые проблемы с тех пор имели. Во всяком случае, заместитель начальника особого отдела 2-го конного корпуса Иван Мальцев в должности так и не вырос. Согласно документам сайта "Подвиг народа", в апреле 1944 года он гвардии майор, заместитель начальника отдела контрразведки "СМЕРШ" 4-го гвардейского Кубанского казачьего кавалерийского корпуса. Был представлен тогда к ордену Отечественной войны I степени. Как сказано в представлении, "с риском для жизни организовывал поимку и изъятие к-р шпионского и предательского элемента, жандармов, полицейских и прочих врагов народа, бежавших в тыл от удара наступающих частей Красной Армии". "В результате проделанной работы, – сообщает документ, – из числа – 629 человек профильтрованных задержанных было изъято: шпионов – 2 человека, жандармов – 4 и 20 полицейских. 117 задержанных изменников Родине, служивших в немецкой армии направлено под охраной в тыл […] Ограждая части дивизии и всей группы в целом от проникновения в них немецких лазутчиков, тов. МАЛЬЦЕВ помог командованию в выполнении приказов Военного Совета Фронта, в результате чего Конно-механизированная группа имела успех, противник был разбит. Одесса и вся Одесская область были полностью очищены от немецких захватчиков". Правда, высокая инстанция роль майора Мальцева в тех победах оценила скромнее, понизив уровень награды – до ордена Красной Звезды. Но уже в августе 1944 года его подвиги – на всё той же ниве борьбы с многочисленными изменниками Родины в рядах гвардейского казачьего кавкорпуса – отмечены орденом Отечественной войны I степени, а в июне 1945 года – орденом Красного Знамени. В 1985 году особист еще был жив, удостоившись к 40-летнему юбилею победы ещё и юбилейного ордена Отечественной войны I степени.
А вот у его бывшего начальника карьера, пошедшая было ввысь, вдруг обвалилась. Поначалу все было прекрасно: в ноябре 1941 года начальник особого отдела 2-го кавалерийского корпуса старший лейтенант госбезопасности Клим Кобернюк (в ряде документов иногда пишется как Кабернюк) приказом командующего Западным фронтом Жукова награжден орденом Красной Звезды. Как сказано в представлении, "за время отечественной войны в борьбе с германским фашизмом тов. КОБЕРНЮК показал себя смелым, храбрым и решительным чекистом, ведущим самую беспощадную борьбу с врагами народа – трусами, паникерами и дезертирами, чем обеспечивал активную помощь командованию корпуса в укреплении высокого политико-морального состояния войск и боевой готовности частей и подразделений". В общем, "трудился по специальности". В феврале 1942 года его – уже повышенного в звании до майора госбезопасности – представили к самой низшей награде – медали "За боевые заслуги": "Сам непосредственно бывает в соединениях и конкретно руководит работниками. Провел плодотворную работу по обеспечению перехода шоссе Варшавского и боевых действий уже в тылу у пр-ка". Вот только по пути наверх представление к самой низшей награде необычным образом трансформировалось: указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 июля 1942 года "беспощадный борец с врагами народа" в рядах кавалерийского корпуса удостоен ордена Красного Знамени. До поры он хорошо растет в званиях и должностях и 6 сентября 1942 года назначен начальником особого отдела целой армии – 49-й. В начале 1943 года переаттестован в полковники. Но в апреле 1943 года на базе Управления особых отделов НКВД Сталин создал Главное управление контрразведки СМЕРШ НКО СССР, подчиненное лично ему, поставив во главе новой структуры Абакумова. Поначалу полковник Кобернюк свою должность сохранил: на середину мая 1943 года он еще значится начальником отдела контрразведки (ОКР) СМЕРШ 49-й армии Западного фронта. Но с конца мая 1943 года всякое упоминание о нем исчезает – до августа 1944 года. В 1944-м он вновь всплыл всего лишь в должности заместителя начальника ОКР СМЕРШ …дивизии – 49-й гвардейской стрелковой дивизии 3-го Украинского фронта. С начальника ОКР СМЕРШ армии до замначальника отдела дивизии – катастрофическое должностное падение на пять-шесть ступеней вниз. Такое понижение могло быть обусловлено исключительно личным решением Абакумова, и причина должна была быть очень серьезной. С высокой вероятностью можно предположить, что нечто этакое Кобернюк отчебучил самолично, за фокусы подчиненных так не наказывали. Возможны варианты: запредельное разгильдяйство, имевшие шумный резонанс пьянки, "бытовое разложение", а то и вовсе чуть было не провалил (провалил бы – расстреляли) какую-то важную операцию армейского масштаба, не обеспечил необходимого взаимодействия с командованием войск охраны тыла фронта… Возможно, даже просто подставили, исполняя намек Абакумова: для него это был совершенно чужой кадр, который срочно надо было заменить своим – пока не взяли на повышение, где тот стал бы уже номенклатурой не Виктора Абакумова, а Секретариата ЦК. Потому весной-летом 1943 года Абакумов, круша кадры предшественника, стал на особые отделы (ОКР СМЕРШ) своих рассаживать. В том, как стремительно наказали Кобернюка, отчетливо просматривается рука лично Абакумова. А кадровики, все прекрасно поняв, распоряжение Абакумова исполнили изощренно: не просто понизив в должности на пять-шесть рангов, но ещё и послав дослуживать в дивизию с тем же номером, что и армия, в которой тот был почти царем и богом. Когда в ноябре 1944 года всех генералов и офицеров награждали за выслугу, вместо ордена Красного Знамени ему выдали … медаль "За боевые заслуги". А в апреле 1945 года, когда пошла вторая волна награждений по выслуге, вместо формально выслуженного ордена Ленина – орден Красной Звезды… А дальше след "героя" расстрельного жанра теряется.
Вся эта история одного, казалось бы, эпизода – наглядное свидетельство того, что в действительности в 1939 году несла на своих штыках Советская власть в "освобожденные" Западные Украину и Белоруссию; свидетельство того, кто именно это "несение" возглавлял и осуществлял, каковы были реальные нравы этих "борцов авангарда борьбы за счастье трудящихся" и сколько тел на бывших оккупированных землях до сих пор лежат в ямах, не оплаканные родственниками.
