- Взволновавшая россиян история кота Виктора может повлиять на практику перевозки домашних животных в стране.
- К анархисту Илье Романову, перенесшему инсульт, не пускают ни адвоката, ни родственников.
- Федеральная служба исполнения наказаний России, являясь совершенно закрытой системой, "пилит" бюджет.
На этой неделе довольно много говорили о котах. Особенно взволновали пользователей российской части соцсетей приключения кота Виктора. "БроНеБагаж" и "ЯМыТолстыйкот" - пожалуй, наиболее популярные хештеги последних дней в российских соцсетях. Из-за лишнего веса сотрудники "Аэрофлота" отказывались перевозить в салоне кота Виктора, которого хозяин вез из Риги во Владивосток с пересадкой в Москве. После дискуссии в соцсетях глава Комитета Госдумы по экологии Владимир Бурматов даже попросил руководство "Аэрофлота" пересмотреть правила перевозки животных.
Видеоверсия программы
А вот как прокомментировал реакцию на историю кота Виктора его владелец Михаил Галин.
Михаил Галин: Для меня весь этот резонанс до сих пор удивителен. Я испытал большую благодарность к знакомым и незнакомым людям, которые нас с котом поддерживают. Кот себя чувствует прекрасно, но немножечко утомлен внезапно свалившейся на него славой. Из Риги до Москвы мы летели в салоне, он был рядом со мной. Он очень плохо себя чувствовал. А если бы меня не было рядом, я думаю, он даже мог бы не пережить этот короткий перелет. Именно поэтому я был очень категоричен, когда мне предложили отправить его в багаж на восьмичасовой рейс Москва – Владивосток.
Закон суров, но это закон. Я нарушил – соответственно, я понес наказание. А насколько суровой будет мера наказания – выбирает тот, кто устанавливает правила. Это бонусная программа "Аэрофлота", и они вправе поступать так, как считают нужным.
Кот очень плохо себя чувствовал: если бы меня не было рядом, он даже мог бы не пережить этот перелет
Единственное, призываю всячески изучить возможность каких-то изменений. Правила написаны, вероятно, не просто так, они наверняка имеют под собой какую-то основу. Но у меня такое ощущение, что все-таки эти правила могут быть более гибкими именно по весу животных. Например, где-то за границей существует практика перевозки пассажира с животным при психологической поддержке, независимо от веса. И такая техническая возможность существует. Для безопасности угрозы тоже нет.
А вот комментарий юриста и зоозащитницы Светланы Зиберт.
Светлана Зиберт: Российское законодательство не содержит правил, которые указывали бы на вес и габариты контейнеров, в которых перевозятся животные. Данные параметры устанавливают сами авиакомпании, исходя, наверное, из каких-то своих возможностей по перевозке. По российскому законодательству, перевозка животных в салоне самолета возможна с согласия перевозчика, то есть перевозчик может отказать пассажиру в перевозке животного в салоне.
Марьяна Торочешникова: Даже никак это не мотивируя?
Светлана Зиберт: Да, просто установив свои собственные правила.
Марьяна Торочешникова: И в таком случае животное отправят в багажный отсек. Видимо, владельцы животных боятся того, что это холодное, темное, неотапливаемое помещение, и если перелет длительный, то для животного это невероятный стресс, и не факт, что оно вообще долетит живым и невредимым. В этом случае компания понесет какую-то ответственность?
Светлана Зиберт: Да, в этом случае компания понесет ответственность в пределах стоимости багажа. И поскольку речь идет о некачественной услуге, а потребитель, согласно закону о защите прав потребителей, имеет право на качественную услугу, тут уже суд определит размер морального вреда.
Марьяна Торочешникова: То есть получается, что российский закон в данном случае будет рассматривать этого любимца, как багаж?
Светлана Зиберт: Да. Ответственность перевозчика ограничена, она разная при внутренних и международных перевозках: при последних она повыше.
Марьяна Торочешникова: И никто даже не извинится, если животное умрет?
Светлана Зиберт: Если владелец животного подаст в суд и докажет суду значительность причиненного морального вреда… Вероятно, нужна будет экспертиза, потому что должна быть установлена причина смерти животного. Допустим, животное погибло, не справившись со стрессом. Но стресс животного – это не вина перевозчика. Здесь нужно будет установить вину перевозчика в утрате данного багажа. Кстати, с компанией "Аэрофлот", насколько я помню, это происходило, были случаи, когда собаки при небрежной погрузке выбегали, а потом бегали по взлетной полосе, а хозяева их искали. Все-таки сотрудники аэропорта не препятствуют, при определенных условиях допускают хозяев животных для поиска и сами участвуют в поиске. Но и случаи небрежного отношения, безусловно, существуют, так что хозяевам есть чего опасаться.
Марьяна Торочешникова: А они могут каким-то образом повлиять на авиакомпании, на российских законодателей, депутаты, в конце концов, могут повлиять на авиаперевозчиков, чтобы те что-то изменили и пересмотрели свое отношение?
Светлана Зиберт: Правила перевозок в целом совпадают с европейской практикой, то есть это общепринятые правила. Ведь многие авиакомпании вообще не перевозят животных в салонах, например: Emirates, Арабские авиалинии.
Марьяна Торочешникова: В Emirates в салоне самолета перевозят охотничьих соколов.
Светлана Зиберт: Исключение сделано только для соколов.
Марьяна Торочешникова: А в российских авиакомпаниях есть какой-то список, кого можно перевозить, а кого нельзя?
Светлана Зиберт: Собак, кошек, комнатных птиц можно. Грызунов, диких животных, домашний скот нельзя, там есть специальные перевозки. Птица должна быть в клетке, закрытой плотной темной тканью. Собаки и кошки должны быть в специальных контейнерах, причем их габариты у разных компаний разные. В данном случае кот вписался в габариты, а по весу не вписался.
Марьяна Торочешникова: И странно, что появилась такая претензия, ведь человек мог просто доплатить за лишний вес.
Светлана Зиберт: Они руководствовались своими правилами. В данном случае речь идет еще и о том, чтобы клетка помещалась под впереди стоящим сиденьем самолета. Конечно, разумно было бы разрешить, допустим, выкупать отдельное место в самолете для перевозки, чтобы контейнер, габариты которого не совсем вписываются, можно было установить на кресло.
Марьяна Торочешникова: Как это происходит в некоторых других странах. А с этой точки зрения перевозка животных наземным транспортом, например, железнодорожным, значительно лояльнее в смысле правил?
Светлана Зиберт: Да, там попроще. Мелкие животные перевозятся на пассажирских местах, на местах для ручной клади. Вес, по-моему, там не ограничен, но ограничены габариты клеток: они не должны превышать 185 сантиметров в трех измерениях. А для крупных животных нужно выкупать отдельное купе.
Марьяна Торочешникова: А это как-то регламентируется?
Светлана Зиберт: Да, приказом Минтранса. По железнодорожным перевозкам есть нормативно-правовой акт, а по воздушным – нет, то есть все дается на откуп перевозчику.
Марьяна Торочешникова: После этого скандала с котом Виктором что-то будет меняться в российских правилах авиаперевозок?
Светлана Зиберт: Я сомневаюсь, что в связи с этим скандалом будет принят какой-то нормативный акт. Не думаю, что правительство будет этим заниматься. Но если есть возможность смягчить правила перевозки, то, я полагаю, авиакомпании заинтересованы в том, чтобы люди летали с животными. Это услуга, и она предоставляется за дополнительную плату.
Марьяна Торочешникова: А как правила авиаперевозок сопоставляются с вступившим в России в силу законом об ответственном обращении с животными, из которого следует, что животное может страдать, испытывать боль, страх, эмоции? Неужели это никак не доходит до тех людей, которые пишут правила перевозок? Их нельзя привлечь к ответственности за жестокое обращение с животными, если они отправляют животное на восьмичасовой перелет в холодный контейнер?
Светлана Зиберт: Еще в 1991 году мы ратифицировали Европейскую конвенцию о защите животных при международных перевозках, и правила перевозок, которые устанавливают авиакомпании, руководствуются данной конвенцией. Закон по поводу перевозки у нас был принят в 2018 году, а конвенцию ратифицировал еще Советский Союз в 91-м. И вот эти правила, чтобы животное могло обязательно поворачиваться, выпрямиться в контейнере в полный рост, запрещено перевозить более суток без еды, поение должно осуществляться каждые 12 часов, отсеки, в которых перевозятся животные, должны отапливаться, - это все соблюдается. Поэтому здесь, наверное, не приходится говорить о жестоком отношении.
Марьяна Торочешникова: Ключевое слово – "должны".
Светлана Зиберт: Ну, если отопление отключается по ошибке, то животных живыми не довезешь. Температура за бортом - минус 50, насколько я помню. За жестокое обращение с животными у нас административная ответственность до сих пор не установлена, а уголовная ответственность наступает, только если совершено умышленное преступление. В данном случае речь идет о халатности, поэтому никакой уголовной ответственности, конечно, не будет.
Марьяна Торочешникова: А уголовная ответственность за халатность?
Светлана Зиберт: Нет. Здесь должен быть мотив. У нас же по 245-й статье судят не за само деяние, а именно за мотив, то есть если человек сделал это из каких-то иных соображений, а не для того, чтобы поиздеваться... В данном случае, конечно, речь идет больше о халатности, о небрежности.
Марьяна Торочешникова: Или будут говорить: "Заботились о пассажирах, о безопасности полета". Кстати, это не шутки. С одной стороны, можно понять владельцев животных, которые не хотят отдавать их в холодные, страшные отсеки. Но, с другой стороны, можно понять и всех остальных пассажиров, потому что неизвестно, какой инцидент может возникнуть на борту с животным.
Светлана Зиберт: Права других пассажиров при перевозке животных не нарушаются, потому что они находятся в контейнерах для перевозки. Ну, возможно, они полают, помяукают, но я не думаю, что это может нанести какой-то серьезный ущерб пассажирам. Вот говорят об аллергии, но я думаю, что это легко решить. Правила запрещают перевозить в салоне много животных, не более двух-трех (кстати, как и в багаже).
Что касается служебных животных (например, собак-поводырей), то они привязываются у ног сопровождающего лица в салоне, независимо от их габаритов.
Марьяна Торочешникова: А кинологи могут провозить в салоне своих собак, которые состоят на службе у государства.
Светлана Зиберт: Да, эти собаки прошли специальное обучение, и они провозятся в намордниках.
Марьяна Торочешникова: Насколько сложно будет что-либо доказать в суде и добиться адекватной компенсации в случае, если с питомцем что-то произойдет в результате неблагоприятных последствий перевозки?
Светлана Зиберт: Очень сложно, и в первую очередь потому, что у нас размер морального вреда устанавливается судом, и у нас не сформирована практика присуждения значительных сумм за утрату животных. Где-то порядка 15 тысяч рублей присуждают за моральный вред (гибель собаки). В общем, здесь все отдано на усмотрение суда. Если бы принять какой-то отдельный закон или внести какие-то изменения (возможно, в закон об ответственном обращении с животными), которые прямо говорили бы, что при утрате животного учитываются особые отношения домашних животных и человека, возможно, тогда присуждали бы компенсации побольше. Но пока ситуация довольно печальная.
Марьяна Торочешникова: Каков будет итог истории с котом Виктором: пошумят – и забудут, или все-таки что-то изменится?
Светлана Зиберт: Думаю, пошумят – и забудут. В принципе, у "Аэрофлота" есть возможность смягчить правила. Вот лично мне не очень понятна позиция "Аэрофлота". Он же не бомбу протащил! Не настолько существенно были нарушены права авиакомпании, чтобы вот так наказывать человека – полностью лишать его бонусных миль. Я вообще думаю, что в данном случае можно было бы увеличить максимальный вес животного хотя бы до 12 килограммов.
СПАСТИ ПОЛИТЗАКЛЮЧЕННОГО РОМАНОВА
В колонию к анархисту Илье Романову, отбывающему наказание по делу о призывах к терроризму, адвокаты не могут попасть уже две недели. В конце октября Романова с инсультом положили в тюремную больницу Мордовии. С тех пор увидеться с ним не могут ни родственники, ни защитники: им отказывают без объяснения причин. Юристы уже обратились в Европейский суд по правам человека с просьбой обеспечить меры экстренного реагирования. 15 ноября российские власти должны отчитаться в Страсбург о состоянии здоровья заключенного Романова, после чего Европейский суд решит, что делать дальше.
Вот что рассказал Радио Свобода Роман Качанов, адвокат Романова.
Мы реально отрезаны от этого человека: не допускают ни его жену, ни адвокатов, даже не дают возможность передать лекарственную передачу
Роман Качанов: У нас нет достоверной информации относительно здоровья Ильи Романова, и даже о том, находится ли он в живых. У него был инсульт, как я понял, половина тела парализована, то есть он не может ухаживать за собой, тем более, что у него еще ампутирована кисть левой руки. Сиделок в этом учреждении нет. Сейчас мы реально отрезаны от этого человека: не допускают ни его жену, ни его адвокатов (адвокат Зайцев приезжал к нему из Саранска). Даже не дают возможность передать лекарственную передачу, хотя мы прекрасно знаем, что в этом учреждении отсутствуют медикаменты для того, чтобы обеспечить больным осужденным какое-то элементарное медицинское сопровождение.
Ссылка администрации на то, что осужденного Романова невозможно вывести на краткосрочное свидание, абсолютно незаконна. Я им объяснял, что приехал не на краткосрочное, а на длительное свидание (эти термины применяются только к родственникам, но никак не к адвокатам). Кроме того, я говорил: "Свидание предполагает, что если осужденный не может самостоятельно передвигаться, вы обязаны предоставить мне свидание в том месте, где он находится". – "У нас нет такой практики, чтобы адвокаты ходили по реанимациям". И они не ссылаются ни на одну правовую норму для обоснования моего недопуска. Я думаю, они просто не хотят создавать прецедент по допуску адвокатов к осужденным в больничные палаты или хотят просто умертвить осужденного Романова, не хотят, чтобы адвокат увидел, что ему не оказывается необходимая медицинская помощь. А так как данное уголовное дело – мы и Европейский суд об этом проинформировали – было сфабриковано сотрудниками ЛПУ-21, у нас есть все основания, чтобы переживать за Илью Романова из-за того, что он находится в этом учреждении.
На днях вышла заключительная часть совместного расследования Российского отделения антикоррупционного проекта Transparency International и журналистов "Новой газеты", которые решили разобраться в том, как устроена система унитарных предприятий, обслуживающих российские колонии и тюрьмы, и куда уходят деньги.
В России около полумиллиона заключенных, около 40% из них работают на тюремных производствах. А ФСИН России вкладывает огромные средства в организацию собственных производств. Но несовершенство закона оставляет чиновникам службы исполнения наказаний возможности для сговора и хищения бюджетных средств на миллиарды рублей.
О проекте рассказывают юрист Комитета против пыток Петр Хромов и руководитель петербургского офиса Российского отделения антикоррупционного проекта Transparency International Дмитрий Сухарев.
Дмитрий Сухарев: Проект, который мы изначально назвали "Экономика ФСИН", длился два года. Мы начали изучать все госзакупки всех ФСИНовских учреждений: тюрем, колоний, в том числе ФГУПов. Это 600 тысяч государственных контрактов. Дальше мы анализировали этот массив информации и постепенно приходили к выводу, что есть огромная кубышка, куда ФСИН складывает деньги: это как раз контракты с собственными ФГУПами. И дальше мы уже более подробно изучали эти ФГУПы.
Марьяна Торочешникова: О каких потерях для бюджета идет речь?
Дмитрий Сухарев: Это десятки миллиардов рублей за восемь лет.
Марьяна Торочешникова: А легко припрятать эти деньги?
Петр Хромов: Да, потому что ФСИН – это абсолютно закрытая система, которая сама производит данную продукцию и сама же ее потребляет.
Марьяна Торочешникова: И сама себе продает.
Петр Хромов: Да, она сама устанавливает цены. Поступающие в московские СИЗО матрасы, подушки, тапочки, посуда, – это все произведено ФСИН. Все продукты питания, за исключением, по-моему, молока, также производятся структурами ФСИН. Сантехника производится и закупается в Белоруссии, а все остальное ФСИН поставляет себе сам.
Марьяна Торочешникова: Но при этом деньги он берет не у себя, а из бюджета! И почему на это до сих пор не обратили внимание правоохранительные органы? Мой взгляд упал на фразу в исследовании Transparency International: "ФСИН по завышенным ценам"... И это такой flashback к "делу ЮКОСа": дочерние компании что-то друг другу продавали, и прокуратура решила, что здесь цены на нефть были завышены, хотя это была частная история.
Петр Хромов: А в случае с государством это не работает. Заключенные, содержащиеся в московских следственных изоляторах, или их родственники примерно раз в два года обращаются в Федеральную антимонопольную службу с жалобой на то, что ФГУП "Калужское", которое осуществляет реализацию товаров в так называемом ларьке, где находящиеся под стражей или осужденные могут купить продукты питания или какие-то бытовые вещи, реализует эту продукцию по завышенным ценам. Например, молоко в магазине стоит 60 или 80 рублей, а там оно будет стоить 150. ФАС это проверяла 2015 и 2016 году, и они сказали, что нарушений нет: это ФГУП, он сам устанавливает цены.
Марьяна Торочешникова: Но эти цены он устанавливает-то не себе, а подневольным людям, у которых нет выбора.
ФСИН сама производит данную продукцию, сама же ее потребляет и сама себе продает
Петр Хромов: В колониях вообще получается интересная картина: ФСИН сам производит продукты питания, сам себе их продает, кормит этим осужденных, а потом у них из заработной платы взимает за питание, за одежду и так далее. То есть у них получается, можно сказать, двойная прибыль: они сами это производят и еще взимают плату за потребление. Это именно негативная издержка закрытой системы.
Марьяна Торочешникова: Дмитрий, как вы считаете, почему правоохранительные органы не спешат поинтересоваться тем, что происходит с этими ФГУПами и контрактами? И почему пока никого, кроме исследователей и журналистов, не смущает то, что по тендерам не назначаются конкурсы, что отсутствует вообще какая-либо конкуренция?
Дмитрий Сухарев: На это обращают внимание. Есть уголовные дела, есть осужденные – и бывший глава ФСИН, и его заместитель. Была большая история по поводу того, как воровали деньги на производстве обуви, и это тоже был ФГУП.
Мы нашли полную цепочку, начиная с того, как получают деньги из бюджета на завышении, как получают дополнительную прибыль, и заканчивая тем, как эти деньги выводят из ФГУПа в частные руки. Мы показали, как семья бывшего директора ФГУП "Архангельское" Кухаренко фактически вывела в собственный карман три миллиарда рублей просто на каких-то фиктивных поставках и завышенных ценах. И это целая система!
Марьяна Торочешникова: Это ваше расследование про "Архангельское" появилось чуть раньше: была ли какая-то реакция правоохранительных органов?
Дмитрий Сухарев: Пока мы не дождались реакции. Но реакция на такие крупные исследования не следует сразу: нужно достаточно много времени для того, чтобы в этом разобраться. Я уверен, что реакция будет. Сейчас во ФСИН происходят процессы смены людей, которые находились у власти, отсюда и появляются коррупционные дела. Но тех людей, которые давно сидят в креслах, так просто не сковырнуть.
Марьяна Торочешникова: То есть по вашей логике получается, что этими коррупционными делами начинают заниматься для того, чтобы избавиться от кого-то неугодного, кто там засиделся...
Дмитрий Сухарев: Чаще всего так и происходит.
Марьяна Торочешникова: Вероятно, и сейчас можно ожидать какого-то подобного вала, потому что пришел новый начальник ФСМН, и вот уже в Ростове-на-Дону кого-то арестовали.
Петр Хромов: Там история связана вроде бы с разглашением гостайны. Но активность уголовных дел действительно набирает обороты, когда человек становится неугодным. Приведу пример из практики Комитета. В Оренбургской области была колония-поселение номер 11. С 2013 года осужденные последовательно жаловались на то, что к ним применяют незаконное насилие, в том числе принуждая их к труду: как на промышленном производстве колонии, так и за ее пределами – на строительстве дачи начальника. И наши юристы многие годы обжаловали отказы в возбуждении уголовного дела, которые последовательно выносились Следственным комитетом. Он возбудил уголовные дела по применению незаконного насилия только после того, как сначала выявил факты имущественного хищения у начальника: они внезапно вспомнили, что, оказывается, уже три года есть факты незаконного применения насилия. И начальник колонии Хусаинов, а потом его заместитель Кумаров были привлечены к уголовной ответственности и направлены в места лишения свободы.
Марьяна Торочешникова: Но это все скорее исключения. Складывается впечатление, что нет никакой заинтересованности в том, чтобы ликвидировать коррупцию в системе. Наоборот, кажется, что всем дают возможность воровать, чтобы вовремя можно было избавиться от любого.
Петр Хромов: Кроме того (это моя субъективная, личная оценка), есть определенные договоренности. Я не понаслышке знаю жизнь одного из следственных изоляторов Москвы. Здесь тоже есть минимальное производство, например: гараж, физкультурно-оздоровительный комплекс для сотрудников. И никого не удивляет: ни сотрудников СИЗО, ни осужденных, которые отбывают там наказание, выполняя хозяйственные работы, - что в этом гараже ремонтирует машину прокурор по надзору за следственным изолятором, или что он посещает баню этого физкультурно-оздоровительного комплекса. Это личное взаимодействие, видимо, мешает ему увидеть составы преступлений.
Марьяна Торочешникова: Или он не понимает, что такое следует расценивать как преступление. Заключенные же исправляются таким образом – трудотерапией, или как это раньше называлось...
Петр Хромов: Но только получается, что за бюджетный счет, за свою зарплату в 1 тысячу 35 рублей...
Марьяна Торочешникова: Это сейчас такая зарплата?
Петр Хромов: Это цифры на момент 2016 года в Москве.
Марьяна Торочешникова: Это же не первый подобный доклад, касающийся ФСИН. Когда-нибудь была адекватная реакция со стороны чиновников, депутатов, представителей правоохранительных органов на такие исследования?
Дмитрий Сухарев: Реакция есть. Реагирует и Антимонопольная служба, и прокуратура, и МВД. А что касается депутатов, то, как правило, все эти вещи кладутся на какую-то отдельную полочку и достаются в тот момент, когда возникает какой-то запрос сверху. Правительство или президент вдруг говорят: "Вот на эту тему надо что-нибудь сделать". И тут депутаты достают с этой полки какие-нибудь запылившиеся рекомендации, в том числе наши, выдают их за свои – и происходят какие-то изменения.
